Еретик - Андрей Степаненко

— Война… — пробормотал Симон, бросил взгляд на повисший над маяком оранжевый мазок «второго солнца» и спрыгнул на причал.

Судя по надиктованному казненным солдатом адресу, нужный дом стоял в квартале ткачей, не так уж и далеко от бухты. А едва Симон миновал городские ворота и вышел на площадь, он увидел и знак — второго из оставшихся в живых пятерых посвященных.

— А вот собака, наделенная духом Пифона! — кричал броско, напоказ разодетый Евсей, — судьбу предскажет, краденое найдет, разлученных соединит!

И его напарница — коротконогая мохнатая псина быстро доставала из обтянутого тисненой кожей ящика свернутые в трубочку записки с точным предсказанием судьбы, угадывала, в чьем кармане спрятана мелкая серебряная монета и обреченно тявкала ровно столько раз, сколько человеку лет.

Симон протиснул сквозь небольшую толпу зевак и замер. Да, собака время от времени ошибалась, но тогда подключался ее хозяин, и клиент уходил с твердой уверенностью, что все было именно так, как он видел — своими глазами. Более бездарной траты времени для человека такого масштаба, как Евсей, и представить было сложно.

— Евсей!

До срока постаревший, определенно начавший спиваться Евсей вздрогнул и поднял глаза.

— Ты?!

Симон кивнул.

— Ты мне нужен, Евсей. Кажется, Она здесь.

Бывший товарищ глотнул, наклонился к ящику, быстро собрал свой нехитрый скарб, ухватил собаку под брюхо, пробился через толпу и, теряя выдуваемые морским ветром записки, заковылял, почти побежал прочь.

— Евсей, ты мне нужен! — стремительно догнал и ухватил посвященного за плечо Симон.

— Оставь меня, лукавый… — отвернул лицо в сторону Евсей. — Я устал. Я больше не могу. Я очень болен.

— Я тебя за три дня на ноги поставлю, — пообещал Симон. — Ты же знаешь…

— Не-е-ет!!! — заорал Евсей. — Хватит с меня! Я не хочу торчать из бака с известью! Дай мне умереть спокойно!

Симон прищурился, оглядел Евсея с ног до головы и кивнул.

— Как скажешь…

Притянул к себе, обнял и в одно движение сломал бывшему соратнику шею. Крепко обхватив за талию, словно пьяного, подтащил к глинобитной стене квартала ткачей и бережно усадил на раскаленную пыль.

— Ты уже не будешь торчать из бака с известью, Евсей. А главное, теперь ты не боишься. Прощай.

Амр так и стоял, не в силах стронуться с места, даже когда к нему подъехал Зубайр.

— Что будем делать, брат? — мрачно поинтересовался эфиоп.

Амр молчал. Византийские суда все шли и шли, так, словно было их без числа, и каждый нес в его края смерть и разрушение.

— Мы же все — люди Книги… — тихо проговорил он. — Ведь сколько раз уже сказано, не делай ближнему, чего не желаешь себе…

— Видимо, у них уже есть повод… — так же тихо отозвался Менас.

— Какой? Я же все еще на землях союзников принцессы Марии!

— Я не знаю, — признал Менас. — Но будь уверен, какие-то оправдательные документы они припасли.

— Но есть же и Высший Суд… — мотнул головой Амр, — какие оправдательные документы они предъявят Ему?

Купец молчал.

— Так что будем делать? — напомнил о себе Зубайр.

Амр обвел глазами бесчисленные белые паруса имперского флота на кроваво-красном, уже начавшем наступать на берега Ниле, затем глянул на юг, в сторону Аравии, потом на Север, в сторону далекого моря, прищурился и ударил верблюда пятками. Поднялся на холм чуть повыше и подозвал обоих — и Менаса и Зубайра.

— Что это?

Спутники глянули туда, куда он указывает, переглянулись и снова уставились в горизонт. Оранжевые в свете кометы клубы то ли дыма, то ли пыли, сквозь которые проблескивали такие же оранжевые огни, выглядели степным пожаром, но это не был пожар.

— Теодор, — вдруг выдавил Менас. — Больше некому.

— Что?

— Это войска Теодора, — процедил купец. — Двадцать тысяч отборных ветеранов. Это их оружие блестит. И они идут сюда.

Теодор был взбешен. Везде, в каждом селении купцы только и говорили, что о внезапной инициативе мятежного Менаса, решившего вернуть себе хранимый на имперских зернохранилищах товар. Ну, и об Амре…

— Уж, не мессия ли он? — шушукались по дворам старики, тыкая изувеченными работой пальцами в небо, — Господь недаром знак посылает.

— Не-е, — не соглашались более грамотные, — все знают, что он пророка Божьего убить хотел. Да, и звать-то его как — Амр ибн аль-Ас, по-нашему Князь Востока. А кто у нас Князь Востока?

И ждущие мессию уныло опускали головы. Уж, то, что титул «Князь Востока» издавна принадлежит светоносному Люциферу, знали все. А хорошему христианину не стоило поминать это имя без нужды.

Теодор приказывал пресекать подобные разговоры на корню. Придавать столь важное значение обычному аравийскому бандиту означало мутить воду. А мутная водица в такой непростой для империи момент была интересна лишь пройдам типа Менаса.

А потом он узнал, что губернатор сломался и даже дал какие-то бумаги, подтверждающие права Менаса на вывоз своего зерна, и впал в такую ярость, что едва не задушил принесшего весть фаюмского гонца.

— Он не мог не дать… — хрипел гонец. — Там все по закону… я не виноват…

А потом суда колоссального военного флота Византии пошли мимо Никеи вверх по Нилу, и Теодор с тоской признал, что поторопился, и это произошло досрочно, ибо Амр, на целый день задержавшись с купцами в Абоите, не успел заступить за Ираклиевы столбы. Но остановить столь масштабную морскую операцию было уже немыслимо.

— Что там? — нетерпеливо выхватывал он донесения у гонцов.

— Амр на приеме у губернатора.

— А теперь что? — спрашивал он через несколько часов.

— Амр снова на совете купцов.

— Ну, а теперь что?! — уже изнемогая, взламывал он печати спустя еще два часа.

— Амр и Менас пытаются зафрахтовать суда…

А потом наступил миг, когда Теодор понял, что его просто водят за нос. Амр прекрасно осознавал отведенную ему империей роль, и вовсе не собирался подыгрывать. А потом прибыл сын императора Костас, и все стало еще хуже.

— Флот, я вижу, ушел, — сразу перешел к делу Костас. — Значит, с Амром покончено?

— Нет, — мрачно отозвался Теодор.

Костас удивился.

— Ну, а хотя бы молодняк ты на нем обмял? Ты же помнишь пожелание Сената?

— Никого я не обмял, — с тоской отозвался Теодор. — Поверь, Костас, мне сейчас не до пожеланий Сената.

Костас вытаращил глаза.

— Ничего не понимаю. Ну, а наши границы аравитяне хотя бы перешли?

— Нет.

Костас открыл рот, несколько мгновений моргал, а затем тяжело осел на стул.