Благие намерения - Александра Маринина

– Старый, – подтвердила Тамара ее самые худшие предположения, – даже старше Бабани, ему, наверное, лет семьдесят пять, а то и больше.

– И что, ты собираешься за него замуж? – дрожащим шепотом спросила Люба.

– Ой, дурища ты, дурища, – засмеялась Тамара, – у тебя одно на уме. Его зовут Михал Михалыч, он работает в библиотеке, на выдаче, и мы с ним дружим. Я ему немножко помогаю по хозяйству, раз в неделю прихожу к нему домой убираться, а то он старенький уже совсем, плохо видит, и вообще… А он меня уму-разуму учит и хорошие книжки дает читать. Уловила? Только смотри, Любка, если проболтаешься – поссорюсь с тобой на всю жизнь.

– Чем хочешь поклянусь, – искренне пообещала Люба.

– Ладно, тогда давай спать.

– Ну ты даешь! – восхитился Камень. – Как у тебя терпения хватило весь разговор прослушать? С твоей-то непоседливостью…

– Да я понял, что тут каждое слово важно. Сначала я, конечно, хотел слинять, когда у них этот ночной девичник начался, ну что, думаю, эти две соплюшки интересного могут на ночь глядя сказать? И что-то засиделся, задумался, а потом прислушался – батюшки мои! Прям натурально семинар не то по психологии, не то по философии, не то еще по какой мудреной науке. Тут уж я начал каждое слово ловить и запоминать, чтобы тебе, неблагодарному старому пню, пересказать. Ну что, молодец я?

– Молодец, ничего не скажешь, – согласился Камень. – А что там с Михал Михалычем? Что за фрукт?

– А я знал, я знал, что ты спросишь! – радостно закаркал Ворон. – И все вызнал, все разведал. Рассказывать?

– Валяй. – Камень чуть-чуть поерзал на месте, нашел удобное положение, при котором больной сустав не так ныл, и приготовился слушать.

Михаил Михайлович Бобневич родился в семье этнографа и исследователя, специалиста по странам Востока. Отец с самого раннего детства, которое пришлось на 80—90-е годы девятнадцатого века, возил жену и сына с собой во все экспедиции по Китаю и Японии, где изучал философию, нравы, обычаи и быт. Поэтому маленький мальчик Миша, проявивший недюжинные способности, хорошо знал не только языки, но и культуру и философию этих стран. Он сохранил личные отношения со многими людьми, с которыми там познакомился, продолжал после революции поддерживать с ними научные и личные связи, переписывался и вполне успешно занимался этнографией, пойдя по стопам отца. За эти самые связи он и был в 30-е годы репрессирован по обвинению в шпионаже в пользу Японии, отсидел 12 лет, потерял семью и на свободе оказался немолодым, очень больным, одиноким человеком. Единственное место, куда он смог после освобождения устроиться на работу, была одна из московских детских библиотек.

Еще до революции он был знаком с очень красивой и весьма светской особой – актрисой Юлией Марковной Венявской, много лет любил ее, продолжал любить и пока состоял в браке со своей женой, и когда жена ушла от него, и пока сидел в лагерях, и когда вышел. Такая вот случилась у него любовь всей жизни. Юлия Марковна в романтическом плане на его чувства никогда не отвечала, меняла мужей и любовников, но дружбу с Михаилом Михайловичем поддерживала и очень дорожила ею. Эта самая Юлия Марковна Венявская, став старой и беспомощной, перестала пользоваться своей большой дачей и стала сдавать ее на лето семейству Головиных, которых знала уже давно, с тех самых пор, как Николай Дмитриевич поймал воров, обокравших ее московскую квартиру, и вернул украденное в целости и сохранности. Именно Юлия Марковна порекомендовала в свое время Тамаре пользоваться библиотекой, где работал Бобневич: девочка растет книгочеем, а Михаил Михайлович – человек образованный и всегда подскажет, какую книгу выбрать и как ее найти.

Между прочим, именно актриса Венявская зародила в Тамаре первые сомнения по поводу правильности позиции Анны Серафимовны и Зинаиды, которые полагали, что для женщины главное – быть привлекательной для мужчин.

– Вот смотри, Тамарочка, – говорила она не раз, – меня мужчины любили всю жизнь, я была такой красавицей – глаз не оторвать! Поклонники, цветы, подарки, четыре мужа – ну и что толку? Я – старая, одинокая, больная и не очень счастливая женщина.

И по поводу внешних данных Юлия Марковна высказывалась весьма и весьма скептически:

– Мне в двадцать пять лет тоже казалось, что моя красота и мой успех у мужчин будут вечно и никогда не пройдут и что внешность – мое самое главное богатство, а сейчас я даже не могу вспомнить некоторые имена и лица. Да, были мужчины, но где я с ними познакомилась, как это случилось, что за отношения у нас были, как их зовут, чем они занимались – забыла. А ведь я потратила на это большую часть своей жизни. В моей жизни были только романы и работа, бесконечные романы и постоянная работа. Так вот работу я помню очень хорошо. Как в первый раз вышла на сцену и играла Офелию, как я дрожала от страха и волнения, какое платье на мне было, какой парик, в каком месте я сбилась, как мне помогали партнеры на этом первом спектакле – все я помню до мелочей. А мужчин – нет. Они слились в какую-то безликую череду. Да, мне было с ними хорошо, мне повезло с поклонниками и любовниками, меня никто не обидел и не оскорбил, но вспомнить каждого в отдельности я не могу. И сейчас я не могу понять, почему тогда это было для меня так важно? Все ушло, осталась только профессия, которая хоть что-то мне принесла и пока еще живет в моих воспоминаниях.

И вот Тамара приехала в библиотеку, спросила Михаила Михайловича, и ей указали на очень старого человека, худого, седого, морщинистого, который напомнил ей Кощея Бессмертного. Тамара вежливо поздоровалась и сказала, что ее прислала Юлия Марковна.

– А кем ты приходишься Юлии Марковне? – неприветливо спросил Кощей.

– Мы ей помогаем… немножко… я с ней дружу.

– Я не понял, – Кощей строго посмотрел на Тамару, – так ты с ней дружишь или помогаешь ей хлеб покупать и полы мыть?

Тамара задумалась и ответила, что она с Юлией Марковной все же дружит. Вот бабушка и сестра Любаша – те старой актрисе помогают, а она, Тамара, с ней дружит.

– Так и говори, – пробурчал Кощей, – что ж ты тут темнишь, толком не объясняешь. Ну и зачем ты пришла ко мне, подруга Юлии Марковны?

Тамара неуверенно пробормотала, что хочет книги, потому что дома и в школьной библиотеке она уже все прочитала. Наверное, в школьной библиотеке есть и еще интересные книги, но ей не дают, а дают про Тома Сойера и Васька Трубачева, но ей неинтересно.

– Ну а про что же ты хочешь почитать? – спросил Кощей совсем другим тоном.

Тамара смело посмотрела ему прямо в глаза, полуприкрытые морщинистыми темно-коричневыми веками, и твердо ответила:

– Я хочу про то, как человеку нужно жить. Я не знаю, как мне жить. Я хочу быть мастером по прическам, парикмахером, это моя мечта, самая заветная, а меня дома за это все ругают и говорят, что это не профессия, что это стыдно – мыть грязные волосы в каморке при банно-прачечном комбинате, что профессия должна быть красивой, достойной, чтобы ею можно было гордиться. А я думаю, что если я стану настоящим художником по прическам, то я тоже смогу своей работой гордиться. Папа сильно ругается и даже не разговаривает со мной из-за этого. А мама говорит, если я буду парикмахером, то никогда не выйду замуж, потому что я некрасивая, и профессия у меня будет совсем простая, неинтересная, и в парикмахерских мужчин не бывает, и мне негде будет с ними знакомиться. Мама считает, что я должна выбрать такую профессию, чтобы работать там, где будет много мужчин, и тогда, может быть, кто-нибудь на мне женится.

– А ты хочешь, чтобы на тебе обязательно кто-нибудь женился? – Узкие губы Михаила Михайловича тронула едва заметная улыбка, и взгляд у него стал добрее и мягче.

– Больше всего на свете я хочу быть парикмахером, а про то, чтобы выйти замуж, я вообще не думаю. Мне все равно.

– Ладно, так какую же книжку ты хочешь взять? Про парикмахеров, что ли?

В его голосе Тамаре почудилась едва уловимая насмешка. Но она твердо знала, зачем пришла, и отступать не собиралась.

– Я хочу книгу про человека, которому навязывают, как он должен поступать, а он все равно делает по-своему, и чтобы в этой книжке было написано: это правильно или нет – поступать по-своему?

– Ну хорошо, – согласился Михаил Михайлович, – идем посмотрим, что я могу предложить.

Тамара пошла следом за ним между высокими стеллажами, вокруг было столько книг – протягивай руку, снимай с полки и читай, и ей все время хотелось остановиться, когда глаза натыкались на интересное название, но она боялась отстать и потеряться. Михаил Михайлович выбрал для нее две книги.

– Попробуй прочесть вот это, – сказал он, – может быть, тебе понравится. Если возникнут вопросы, можем их обсудить, когда будешь книги сдавать.

Бобневич произвел на девочку двоякое впечатление: с одной стороны, она все еще побаивалась его, но с другой, Кощей ей очень понравился, он разговаривал с ней как со взрослой, не считая заведомо глупым маленьким ребенком, хотя ей было тогда всего двенадцать лет.