Опрометчивое пари - Джэсмин Крейг

- До свидания, Санди, - сказала она. - Я была не слишком хорошей матерью, но ты не забудешь, что я по-своему любила тебя - настолько, насколько могла?

Санди толком не помнила, что именно ответила матери, но, возвращаясь в ее больницу днем, не могла отделаться от мысли, что ее ответ мог быть и получше. Она укоряла себя: как получилось, что она, прекрасно подготовленный психолог, в самый критический момент подвела мать, не сумев успокоить ее так, как надо.

Тревоги Санди еще больше возросли после того, что ей сказали на сестринском посту. Мисс Барини, сообщили ей, отправили на операцию по расписанию, но она все еще находится в операционной. Никто не желал объяснить ей, почему операция до сих пор не закончилась. Никто даже не желал говорить, сколько обычно длится операция на желчном пузыре.

Санди металась по комнате для ожидающих, сознавая, что тошнота, которую она испытывает, отчасти объясняется тем, что она не ела ни в завтрак, ни в ленч и почти не ела накануне за ужином. Она подумала было, не поискать ли ей, где можно купить сандвич, но при одной только мысли о еде ей стало совсем нехорошо. В комнате для ожидающих была кофеварка, и она налила себе чашку крепкого черного кофе. Это была как минимум седьмая чашка за этот день. Она невесело подумала, что у нее в организме скоро наберется такое количество кофеина, от которого даже слону станет не по себе.

После еще одного тревожного круга по комнате она обернулась на чьи-то шаги и увидела в дверях Дэмиона. На нем были джинсы и кожаная куртка, а глаза прятались за огромными темными очками. Немного кофе пролилось у нее из чашки, ошпарив тыльную сторону кисти.

- Ну-ка, давайте ее мне. - Он почти в ту же секунду оказался рядом с ней, наполнив мрачную комнату для ожидающих живой энергией своего присутствия.

"Если он надевает темные очки, чтобы оставаться неузнанным, рассеянно подумала она, - надо бы кому-нибудь ему сказать, что это мало помогает".

Он поставил чашку на стол и взял несколько бумажных салфеток, чтобы промокнуть ее залитую кофе руку.

- Обожглись? - негромко спросил Дэмион, но Санди только покачала головой.

Он взял ее руку в свою и сдвинул очки на лоб, наклонившись пониже, чтобы рассмотреть ожог.

- Только кожа немного покраснела, - сказал Дэмион, швыряя промокшие салфетки в мусорную корзинку. - Похоже, ничего серьезного.

- Даже не горит. Спасибо. - Она попыталась взять себя в руки. - Я просто удивилась. Не ожидала вас здесь увидеть, Дэмион.

- Я подумал, что вам может пригодиться сейчас моральная поддержка.

Санди пришла в ужас от того, насколько много удовольствия ей доставили эти простые слова. Она написала ему записку, поблагодарив за то, что он уговорил Габриэлу пойти к врачу, но он не ответил на ее короткое письмецо. С того вечера, как они обедали в "Ма Мезон", он не делал попыток с ней связаться, и Санди почти убедила себя в том, что его молчание ее вовсе не огорчает.

- Очень мило, что вы пришли, - неловко сказала она. - А как вы узнали, что мать оперируют сегодня?

- Я с ней разговаривал, - ответил Дэмион. - Я подумал, что ей надо напомнить о данном ею обещании. Я знал, что ей было бы труднее признаться в трусости мне, чем вам. - Помолчав немного, он добавил: - Интерн сказал мне, что известий из операционной не будет по крайней мере еще полчаса. Вы уже ели ленч? Не пойдете перекусить со мной? Она покачала головой.

- Спасибо, Дэмион, но, наверное, не смогу сейчас ничего съесть. И потом, если что-нибудь случится... Если сестрам понадобится нам что-то сообщить, они не будут знать, где нас искать.

- Мы предупредим медперсонал, что идем в буфет, - ответил он, небрежно сдвигая очки обратно на глаза. - Пожалуйста, пойдемте, Санди. Я очень проголодался и буду благодарен вам, если вы составите мне компанию.

Она согласилась: было бы страшно невежливо отказываться, когда он сумел выкроить для посещения ее матери время в своем напряженном расписании.

Буфет располагался в подвале - безрадостное пещероподобное помещение с оранжевыми пластмассовыми стульями и яркими лампами дневного света. Дэмион поставил на свой поднос стакан йогурта, вазочку с ванильным мороженым и два стакана яблочного сока и направился к столику в относительно темном углу комнаты. Он повернул свой стул так, чтобы оказаться спиной к остальным посетителям буфета, и небрежно сунул темные очки в нагрудный карман рубашки.

- У вас усталый вид, - заметил он, пододвигая к Санди йогурт и ложку. - Надо думать, последние несколько дней были у вас нелегкими.

- Могли бы быть и хуже, - ответила она, принимаясь незаметно для себя за йогурт. - По крайней мере, мать наконец согласилась на операцию, а это было для меня огромным облегчением. Еще раз спасибо вам за помощь, Дэмион. Если бы не вы, Габриэла и сейчас не лежала бы в больнице.

- Думаю, вы переоцениваете мое влияние, - сказал он. - Скажите, Санди, ваша мать всегда полагалась на вас так, как сейчас?

Санди пораженно уставилась на него, не донеся ложку до рта, а потом искренне расхохоталась.

- Полагалась на меня?! Господи, Дэмион, да что вы! Моя мать считает меня чуть ли не душевнобольной. В женщинах ее восхищают только две вещи: актерский талант и способность привлекать интересных мужчин. И, с ее точки зрения, я ничего не стою в обоих отношениях.

- Тогда почему она вызвала вас в Италию, как только врачи поставили ей диагноз? И почему она прилетела оперироваться в Калифорнию?

- Наверное, потому, что ей скоро надо приступать к съемкам.

- Скорее всего потому, что здесь живете вы. И вы - самый сильный и надежный человек, которого она знает.

- Поверьте мне, надежность - это не то качество, которым жаждет обладать Габриэла, - сказала Санди без всякой горечи. Она давным-давно смирилась с тем, что они с матерью ценят совершенно разные вещи, и это больше не причиняло ей боли. - Сомневаюсь, чтобы Габриэла вообще когда-нибудь задумывалась о такой черте характера, как надежность.

Она доела йогурт, и Дэмион отодвинул опустевший стакан, заменив его вазочкой ванильного мороженого. Сам Дэмион, несмотря на его уверения в том, что он голоден, сделал только пару глотков яблочного сока.

- Я часто пытался понять, как случается, что у родителей появляются дети, совершенно на них непохожие, - заметил Дэмион.

- Габриэла винит в моем характере дурные гены моего отца. Она все время мне напоминает, что мой дед - заурядный налоговый инспектор. Она твердо уверена, что его дурные качества пропустили одно поколение и снова проявились во мне.

Уголки его губ чуть приподнялись.

- Дурные качества?

- Ну, вы же понимаете. Фатальные недостатки: пунктуальность, организованность, аккуратность. Не говоря уже о моей полной неспособности постоянно заводить романы или бросать любовников.

- А гены Габриэлы разве безупречны?

- Боже мой, конечно! Ее дед ничем не прославился: жил в фамильном поместье истратил деньги. Но отец у нее был оперным певцом, довольно знаменитым в свое время. Когда он злился, то, бывало, носился по дому и орал арии из опер Верди. А по другой линии ее бабка была графиней, славившейся сказочным разнообразием своего гардероба и еще более сказочным разнообразием любовников.

В его глазах вспыхнул смех.

- Явно ничем не запятнанная генеалогия, - заметил он. - Ни намека на практичность или здравый смысл на протяжении двух поколений.

- С точки зрения Габриэлы, это чрезвычайно желательно, - сухо сказала Санди. - А как у вас, Дэмион? Вы унаследовали свой актерский талант у кого-то из родственников?

- Насколько я знаю, нет. - Он виновато улыбнулся. - Мои родители отзываются об актерах примерно так же, как ваша мать о налоговых инспекторах. Если послушать моего отца, то можно решить, что все кинозвезды - это либо пьяные бродяги, либо развратные бездельники.

- Да, действительно колоритные образы, - со смехом согласилась Санди. - А кто ваш отец по профессии?

- Я вырос в Уайт Роке, маленьком городке в южной части Огайо. Мой отец - старший преподаватель физического воспитания в местной школе, а мать преподает там же естественные науки. Они оба уверены в том, что все, что только может понадобиться человеку в жизни, имеется в центре Уайт Рока. В детстве мой жизненный опыт был настолько ограниченным, что мне даже трудно представить себе, каково вам было расти в Голливуде, имея в качестве родителей две такие яркие личности, как Габриэла Барини и Ричард Хоукинс.

- Очень интересно, - монотонно ответила Санди. - И называть мой жизненный опыт можно каким угодно, но уж определенно не ограниченным.

- Неужели было настолько плохо? - В глазах его отразилось понимающее сочувствие, но Санди сейчас было бы трудно принять чье-либо сочувствие, и она зачерпнула ложечкой тающее мороженое из стоявшей перед нею вазочки.

- А почему я все это ем? - спросила она, вдруг осознав, что делает. Разве вы все это купили не себе?

- Нет, вам. Я догадался, что вы давно ничего не ели, - и, не дав ей времени что-либо возразить, спросил: - А в какую школу вы ходили, Санди?