Здравствуй, Мурка, и прощай! - Владимир Колычев

– Люблю.

– И здорово. А то из наших никого в реку не затащишь. Мыться – лень, а чесаться не лень.

На фоне остальной бомжебратии Люська производила благоприятное впечатление. Неопрятная, одежда рваная и мятая. Зато от нее не воняло, как от других.

Люська обещала легкую прогулку. Но пришлось пройти километров десять, прочесать несколько стихийных пляжей, прежде чем удалось наполнить сумки. А когда шли к приемному пункту, напоролись на трех бомжей из враждебного клана. Нечесаные, немытые, в грязных обносках. Но хорохорятся так, что смех разбирает.

– А-а, Люська! Опять ты! – прогундосил тщедушный оборвыш с огромным фингалом под глазом.

Вразвалочку подошел к ним. Вид у него чумовой. Драная кепка на глазах, в гнилых зубах пожелтевший «бычок», руки в брюки, все дела. И дружки его под крутых косят.

– Те чо надо, Окурок? – набычилась Люська. – Ща как врежу, зубы проглотишь!

Не сказать, что баба здоровая. Среднего роста, мосластая. Но напористая. Сжала кулаки и как танк поперла на бомжей. Марина не могла ее не поддержать. Вытащила из пакета две бутылки, грамотно разбила одну об другую – «розочки» вышли на зависть другу и на страх врагу. Но вперед она выступать не стала. Не было в ней злости к этим жалким, опустившимся существам. Не хотелось лезть в драку.

Впрочем, до драки дело не дошло.

– Э-э, бабы, вы чо, совсем очумели?

Окурок испуганно попятился задом. И его дружки включили обратный ход.

– Валите отсюда, придурки! – крикнула им вслед Люська. – Еще раз увижу, кишки выпущу!

Бомжи скрылись из виду. Марина выбросила «розочки» в кусты.

– А ты отчаянная баба! – похвалила ее Люська.

Марина лишь усмехнулась про себя. Была она когда-то отчаянной.

– Конкуренты штопаные! – кивнула Люська вслед ретировавшемуся врагу. – Работать не хотят, ищут, где что на халяву урвать.

– А мы работаем? – насмешливо спросила Марина.

– А разве нет? Счас тару сдадим, лавьем разживемся. Пожрать че-нибудь купим. А потом на заслуженный отдых. Чем не жизнь, а, подруга?

За бутылки они получили ворох денежных фантиков. Большую часть Люська отложила на бомжацкий «общак», остальное разделила пополам. Себе и Марине.

По большому счету, они обе скрысятничали. «Общак» дело святое. Но Марину нисколько не вдохновляли воровские понятия. Мурка и жизнь на зоне остались в прошлом.

Люська отвела ее к ларьку, где продавались горячие пирожки. Собачье там мясо или нет, Марину не волновало. Она не привередливая. И пирожки все равно вкусные.

– Эй, смотри, лошара скачет! – встрепенулась вдруг Люська.

И кивком головы показала на какого-то парня. Точно, лох. Идет, ворон считает. А из заднего кармана брюк портмоне выглядывает. Не зря такой карман дармовым называют. Даже неопытный верхушник такой лопатник на раз-два возьмет. Для Марины это и вовсе не проблема.

– Эх, дернуть бы карман! – мечтательно закатила глаза Люська.

– А ты сможешь?

– Если б могла, я бы здесь не стояла. А ты бы смогла?

«Запросто!» – хотела сказать Марина. Но сказала прямо противоположное:

– Даже подумать страшно.

– Ты же вроде бы не из пугливых.

– Извини, но я пас!

Она могла бы свинтить лопатник. Один, второй. Набила бы мошну, сняла бы приличную квартиру, приоделась. Но ей жуть как не хотелось окунаться в трясину прошлого.

Люди проходили мимо и с презрением поглядывали на нее как на бомжиху. Но ей абсолютно все равно. Главное, что она не воровка.

Жизнь только тогда жизнь, когда от нее ловишь кайф. С кайфом по жизни, иного девиза Жора Тык не признавал. Жил как на тачке своей ездил – жал «газ» на всю катушку.

И тачка у него кайфовая. «БМВ» с кожаным салоном – на днях из Германии пригнали. Убойный вариант для пешеходов – кто не спрятался, Жора не виноват. Да и авточайники пусть трепещут, когда он едет с пацанами. Любого недовольного уроют.

Мурка, ты мой Муреночек,

Мурка, ты мой котеночек,

Мурка, Маруся Климова,

Прости любимого!..

Окна в машине открыты, музыка на всю громкость. Жора задумался. Вопрос возник – как бы обложить данью водил и пешеходов пусть и за невольное, но прослушивание шедевра блатной баллады, блин?

Бамбук же думал о суетном.

– Говорят, у нас тут на Москве своя Мурка была, – сказал он. – Крутая бабенка, лохов бомбила влет. Красивая, говорят, была.

– Где она сейчас? – зевнул Жора. – Если она такая клевая, я бы ей дрозда вставил, не вопрос.

– Если бы она дала, – усмехнулся Бамбук.

– А кто б ее спрашивал? Нравится не нравится, ложись, моя красавица.

– Да ее силой не возьмешь. А если возьмешь, кирдык будет. Был бы. Нет Мурки, завалила ее братва. Скурвилась, говорят.

– Вот я и говорю, все бабы – курвы.

Машина сбавила ход и приклеилась к обочине.

– Все, приехали! – сообщил Ушастик.

Жора нехотя выбрался из машины. За ним двинулся Бамбук. Работа у них непыльная. Бабло на «общак» собирать. По точкам проехались, лавье сняли – и к Пахану на доклад.

Брынза уже заприметил их. Выскочил из ларька, бежит навстречу.

– Ну чо, братан, как дела?

– Все в цвет! – оскалил зубы пацан.

Он отвечал за торговые ряды на своем участке. Он и дань с торгашей собрал. Жора взял бабки, пересчитал их, сверил с контрольной цифрой – все путем. Можно ехать.

Проблем нигде не возникло. Еще до обеда он собрал кассу и к шефу в кабак. Отдал деньги по счету.

Пахан был доволен.

– Сегодня можешь отдыхать. Завтра по плану, а послезавтра дело у тебя. Возьмешь пацанов – и к бутовским на стрелку.

Боссу Жора не сказал ничего. Надо так надо. Но в машину он садился в расстроенных чувствах. Не по его это части – на стрелках разборки клеить.

– Что такое? – встревоженно спросил Бамбук.

– На стрелку завтра едем. С бутовскими тереть.

– По сухому или по мокрому?

– А это как получится.

– Ну и ништяк, что стрелка. А то заржавеем, блин, без дела.

Жора на стрелку ехать не хотел. Боялся. Но перед пацанами хвост пистолетом держать нужно. Ведь оно как в их мире, дашь слабину – заклюют.

– Стрелка – это ништяк, – кивнул он. – Но это завтра. А сегодня отдыхаем.

– Жарко, нах, искупаться бы, – просительно посмотрел на Жору Ушастик.

– На реку бы, – поддержал его Бамбук.

– Не, лучше в сауну, – покачал головой Жора. – С телками.

Шлюх они найдут. Трахнут их на досуге. Забесплатно. А будут возникать – по морде. Да, по мусалам шлюхам нужно настучать, однозначно. Злобой себя накачать перед завтрашней разборкой.

– Так река ж грязная, – сказал Бамбук. – Искупаемся, а потом в баню, таблицу Менделеева смывать.

– Какую таблицу? – не понял Жора.

– Ну, в Москве-реке, говорят, столько химии – вся таблица Менделеева, бля.

Жора так ничего и не понял. Но чтобы не казаться профаном, согласно кивнул головой. Дескать, все ясно. А Ушастик решил, что Жора дал ему отмашку ехать на реку. И повез их в известном направлении. Ну, река так река.

Марина бомжевала больше месяца. Как это ни странно, но такая жизнь пошла ей на пользу. Особо она не перетруждалась, ела не то чтобы досыта, но и не голодала. Пила, но в меру. С бомжами в любовь не играла, по мужикам не сохла. После обеда вместе с Люськой принимала солнечные и речные ванны. Заповедная природа, свежий воздух, моцион – короче, санаторий, а не жизнь.

И сейчас у нее солнечные и водные процедуры. У них с Люськой для этого имелось укромное местечко, окруженное со всех сторон пышными кустами. Ни одна живая душа сюда не забредала. Ничто не мешало им с Люськой устроить здесь нудистский пляж. И загорали, и купались только голышом.

Марина выходила из воды. Полотенца нет, чтобы вытереться. Но это не беда. Под солнышком обсохнет. Будет лежать на мягкой траве и обсыхать. Красота.

Она была уже на берегу, когда из-за кустов на полянку вывалилась мрачного вида троица. Мощной комплекции парни – золотые цепи на мощных шеях, майки-безрукавки, спортивные штаны. Похоже, беспредельная братва, из новых. Нагло пялятся на нее, ухмыляются. На Люську лишь посматривают. Похоже, их она не интересует. А Марину во все глаза разглядывают. Похабно лыбятся.

Марина и не пыталась закрыть свои прелести. Шуганешься – только похабников повеселишь.

– Баб голых не видели? – невозмутимо-спокойно спросила она.

– Таких, как ты, не видели, – ощерился мордастый детина.

– Ну, смотрите, а я пока оденусь.

Она хотела взять свою одежду, но браток встал у нее на пути.

– А зачем тебе одеваться? – недобро усмехнулся он. – Ты и так не хило смотришься. Мужика ждешь?

– А ты что, мужик? Я думала, ты центровой пацан.

– Угадала. Пацанов, значит, любишь.

– Вышла я из того возраста, чтобы пацанов любить, – усмехнулась она. – Взрослые мне больше нравятся.

– Так я и есть взрослый!