Героиновая пропасть - Фридрих Незнанский

И еще одна полезная информация. Через короткое время Андрей Сиповатый стал владельцем солидного кирпичного особняка и ездил исключительно в пятисотом «мерседесе» с усиленным корпусом, за рулем которого сидел водитель, получавший свою зарплату, естественно, в отделении фонда, а охраняли нового председателя крутые парни на джипе «гранд-чероки».

По предположению этого, второго источника, коим тоже пользовался Сева Голованов, охранники Сиповатого никакого отношения к интернационалистам не имели. Во всяком случае, в Афгане они быть не могли по причине слишком юного тогда возраста. А что касается Чечни, то здесь стоило, конечно, проверить, хотя даже чисто внешне, ежели смотреть, братаны эти потянули бы разве что на контрактников, но уж никак не на извечную «царицу полей». Очень все они накачанно выглядели, нагло. И это предположение было тем более реально, так как фонд спонсировал в Пушкинском районе спортивные секции по кикбоксингу, восточным единоборствам и прочим «силовым» видам, так необходимым юному подрастающему поколению, быстро соображающему, что с такими спонсорами и умениями уж как-нибудь без работы ребятки не останутся. Не хочешь дальше учиться, иди в охранные структуры, которые, кстати, также создавал и поддерживал фонд ветеранов.

«Эх, да было б что охранять!» — заметит иной Фома неверующий. Но его живо поправят товарищи: «Не что, а кого, понял, братан?»

Вот в этой связи и снова возникло у сотрудников «Глории» сомнение в отсутствии связей Сиповатого с оргпреступной группировкой, которые так и не смогло доказать в свое время следствие. А может, и не собиралось этого делать. Припугнули, как говорится, по-малому и оставили в покое. Или нужда тогда была такая…

И опять же, как говорится, не факт, ибо пока не имеется доказательств, однако неудачливый киллер, убивший медсестру в Склифе, по имени Борис Михайлович Никифоров, как указано было в его паспорте — подлинном, между прочим, никакая не подделка, — по картотеке МУРа принадлежал все к той же ореховской OПГ. По малолетке имел судимость, но отделался колонией все для тех же малолетних. И если сопоставить звонок-предупреждение, поступивший Рожкову от Сиповатого буквально за полминуты до взрыва автомобиля, а затем в высшей степени наглую — среди бела дня! — стрельбу в Склифе, то сам по себе напрашивался вывод, чрезвычайно неприятный для господина Сиповатого.

Правда, все это требовалось еще доказать.

Вот Филя и ехал теперь в Институт Склифосовского, имея в кармане две фотографии: одну, переснятую из личного дела, Андрея Игнатьевича Сиповатого, и другую — Бориса Михайловича Никифорова, лежащего на полу в коридоре реанимационного отделения, сделанную экспертом-криминалистом. На собственном паспорте этот киллер казался слишком молодым и лопоухим, чтобы проводить по этому фото опознание.

Но в основном Филя рассчитывал на то, что ему удастся «разговорить» бывшего десантника. Ведь у «афганцев» всегда найдутся темы для душевных воспоминаний.

Если Филя шел снизу — от жертвы, то Сева Голованов выбрал путь сверху — от исполнителя, полагая, что Сиповатый, более чем кто-либо другой, причастен и к покушению, и к убийству.

Не той фигурой был Всеволод Михайлович, чтобы в Центральном совете фонда взялись бы наводить о нем справки: кто да откуда. История опального майора ГРУ и его товарищей была достаточно известна лицам, причастным к военным действиям, что в Афганистане, что в Чечне. Но особенно «прославилась», если так можно выразиться, группа спецназа, возглавляемая Головановым, после того, как эти прошедшие немыслимые в буквальном смысле огни и воды офицеры не явились за своими наградами и открыто пообещали генералу-предателю, как они назвали того, кто заключил позорные мирные соглашения с чеченскими экстремистами, «начистить рыло». После чего, естественно, были с позором изгнаны из армии. Пять-шесть лет назад это был, конечно, поступок, и о нем было известно не только узкому кругу в армейской среде.

Но время шло, как и было предсказано, получившие передышку экстремисты развязали новую войну, ушел в провинциальные политики бравый некогда генерал и стал абсолютно никому не интересен. Само по себе потеряло смысл и обещание «начистить рыло». Человеку вообще свойственно быстро забывать даже острые моменты истории, если они конкретно тебя не коснулись. Оно, конечно, стоило бы все-таки ценить мгновения, которые, по словам поэта, свистят как пули у виска, да кто ж этим станет всерьез заниматься в быстротечности нашей жизни?.. Однако ж и не у всех, будто по команде, разом отшибает память! Вот и председатель фонда, отставной полковник, которого свои по старой памяти звали попросту Димой, не страдал потерей памяти. Он с заметным даже изумлением увидел входящего к нему в шикарный кабинет почти легендарного Севу Головача.

— Бог мой! — воскликнул Дима, резво поднимаясь из-за широченного стола и раскидывая руки, как бы желая обнять гостя от всей своей широкой ветеранской души. — А я, честно, и не врубился! Мне докладывают: там, мол, просится один из наших, из «афганцев», он в охране работает, в частной. Говорит, проблемы имеются! Головач, да это ж ты?! Ну даешь!

Сева, хотя и был почти ровесником Димы, выглядел явно моложе и крепче. Видно, сказывалась простая, живая жизнь без участия в дерьмовой политике, в которой, куда ни сунься, вечно обретаются все эти фонды, общественные движения, не говоря уж о партиях, блоках и так далее. Такой вывод немедленно сделал вслух сам Дима, будто заранее оправдываясь за собственные обрюзгшие формы и надорванное в вечных дурацких баталиях здоровье.

— А ты, гляжу, цветешь! — И в этом завершающем штрихе явственно слышалась откровенная зависть к Севиной благополучной житухе.

— Ну, не скромничай, — усмехнулся Голованов, — и у самого, поди, не сухари жуют.

— Да это все разве главное?.. Ладно, оставим, ты ж меня знаешь, жаловаться не умею. Говори давай, что привело? А то у меня через пятнадцать минут опять болтовня начнется… — Дима, морщась, посмотрел на свои наручные часы — «Ролекс», между прочим, отметил про себя Сева, а он, даже самый, говорят, дерьмовый, в смысле без наворотов, не меньше, чем на пару тысяч баксов тянет. Не хило живет-поживает председатель Дима.

— А я тебя, если разрешишь, дольше и не задержу. Но, Дима, давай по старой памяти, сугубо между нами. Если тебе это сегодня не в жилу, я, честно, пожму твою достойную руку и уйду. Говорить?

— Эва как! — вмиг насторожился Дима. — Чего, опять гребаная политика?

— Не думаю. Скорее, уголовщина.

— Ха! Да этого добра!.. Садись, говори. Может, чего… а? За встречу! — Дима щелкнул себя по шее под скулой, обозначая знакомое всем нормальным мужикам действие.

— Так у тебя ж совет! — засмеялся Сева.

— А я их все равно слушать не буду! Тут же у меня чего главное? Boвремя щеки надувать и кивать многозначительно. А болтать они сами горазды. — Дима, уже не спрашивая, нажал клавишу интеркома и сказал: — Зайди.

Тут же в дверях появился помощник, который и сообщал Диме о приходе «афганца».

— Сеня, одна нога здесь, а другая… сам знаешь где! Организуй нам с Севой по маленькой. Ну и… кофейку? — спросил Севу. Тот кивнул. — Бегом! — скомандовал Дима и, опустившись на свое место, показал Севе садиться напротив. Все-таки чиновник — можно ж было и за длинным столом для заседаний устроиться, так сказать, по-приятельски, на уголке. Нет, видно, в руководящем кресле Дима чувствовал себя более уверенно. Ну и ладно, хрен с ним. Дело важнее, подумал Сева.

— В двух словах, — сказал Сева. — Мы с ребятами, о которых ты, верю, помнишь, работаем в ЧОПе «Глория». Есть такое охранное предприятие. Все нормально, ты не бери в голову, просить мы ничего не будем.

— Уже неплохо, — хмыкнул Дима, кладя подбородок на сомкнутые кулаки и глядя на Голованова исподлобья.

— Дело наше заключается в другом. Объясняю. Но помни, ты обещал: нет так нет и разговора не было.

— Забито.

— Вот и хорошо… Короче, расследуем мы одно грязное дело.

— Так вы ж — охрана! А при чем сыскари?

— А у нас все — и охрана, и сыск, и слежение, и все, что тебе надо. Имей, кстати, в виду… И в этом деле, насколько я вижу, светятся наши бывшие «афганцы». Одного, который жертва, мы, разумеется, сами расколем. Да у него и выхода иного нет. А вот другой, который, по нашим подозрениям, организовал «мочилово», тот, извини, является твоим кадром. Поэтому я и пришел к тебе. Мне нужно копнуть его и как можно глубже. Конечно, ты сам понимаешь, есть «контора», есть МУР, есть налоговики, другими словами, копателей достаточно. Но нужно ли это тебе, Дима? О наших ветеранских организациях и так уже столько понарассказано, что впору детей пугать. На хрена, извини, лишний шум?

— А чего там просматривается? «Мокруха»? — задумчиво спросил Дима. — Так этим, к сожалению, никого не удивишь…