Там, где папа ловил черепах - Марина Гельви

— Ты облепилась и разбаловалась, — сказала мама, — а будет муж, и начнешь жить как все. Конечно, надо нести какие-то обязанности, а как ты думала?

— Я не желаю их нести, я боюсь замужества и больше не хочу!

— Замужество — крест, и его нужно нести всю жизнь, — сказала тетя Тамара.

— Вот и несите.

Тогда дядя произнес незнакомое мне, но, наверно, очень бранное слово, и тетя так и подскочила:

— Сами вы такие!

И все опять закричали наперебой, но тетя Адель перекричала всех, и тут я узнала, что за моей мамой какой-то Ефрем увивался и она совершала с ним велосипедные прогулки по Трикратам. А за тетей Тамарой, оказывается, ходил по пятам черкес в Майкопе. И пока дорогой супруг оперировал в военном госпитале, она с этим черкесом часами на крылечке смеялась. И дядя Эмиль из-за какой-то женщины с ее мужем стрелялся, портрет этой женщины до сих пор в семейном альбоме лежит. И мой папа, вот никогда бы не подумала, мой папа расстался с какой-то Кити.

Ссора окончилась сразу. Скрылись в своих комнатах, поужинали. Дядя сел с балалайкой в качалку, тетя Тамара, убрав посуду со стола, достала семейный альбом в кожаном тисненом переплете. Расстегнула медную застежку, полистала в задумчивости картонные страницы и, подумав немного, показала мне и Люсе фотографию важной немолодой дамы в шляпе со страусовыми перьями.

— Эмиль из-за нее стрелялся, — сказала с грустью, — это было еще до нашей свадьбы, в Петербурге.

Дядя-угнетатель

Пришла из школы и, бросив портфель у стены, долго играла с Белкой. Мы обе повизгивали от счастья и никак не могли расстаться. Она проводила меня до самой двери и осталась за ней в тоске, а я уже соображала: что бы такое вкусненькое вынести моей собаке?

В глаза бросилась висевшая на степе карта полушарий.

— Коля, зачем повесил?.. а мне нравится!

— Нравится, — буркнул он. — Следить за военными действиями будем. Италия напала на Абиссинию. — И он обвел пальцем горную местность в Африке, а потом указал на Италию.

— Абиссинцы — красные?

— Нет, у них король.

Я смотрела на Абиссинию, разглядывала Италию.

— Смотри, Коля, какая она злая. Видишь, на сапог похожа и даже с каблуком и шпорой?

— Ну и что? Думаешь, там пролетариата нет? Там знаешь сколько коммунистов! Но власть в руках богачей и фашистов.

— А какие они, абиссинцы?

Коля принес из подвала книгу: «Народы мира». Полистал ее:

— Вот они.

Я разглядывала картинки, на которых были пальмы, а под ними темнокожие люди. А какие у них бусы, а какие странные одежды! А какие горы высятся вдали!

— Коля, я хочу в Африку.

Он подумал:

— Если бы я был большой, я поехал бы туда, чтобы защищать абиссинцев.

В пять часов вечера и ни минутой позже Коля шел на Советскую к переходному мосту и покупал там в киоске «Вечерку». Примерно в то же время возвращался со службы дядя Эмиль. Приезжал, правда не каждый вечер, папа. Обедали. Потом сходились в галерее читать вслух газету и следить за военными действиями по карте. Итальянцы не продвигались в глубь страны, потому что отношения между Италией и Абиссинией разбирались в Лиге Наций, и военные действия были временно прекращены. А в Китае шла освободительная война, и мы обращали свои взоры на наших восточных соседей. Говорили и о других странах, и как-то все вместе придумали игру в путешествия. Она забавляла и маленьких, и больших. Мы ехали, плыли, — летели и шли в далекие удивительные страны. Папа обычно был ведущим. Он придумывал необыкновенно сложные, со многими препятствиями маршруты и рассказывал про страны, через которые пролегал путь. Многое знал мой отец о народах, их обычаях, о климате тех стран, их растительности, животном мире.

Мои тетки тоже кое-что рассказывали, тетя Адель напевала песни тех далеких народов. Уже потом я поняла, что это были импровизации, а тогда верила в их подлинность и просто млела от восторга. Дядя во время таких путешествий обычно молчал, слушал, посмеивался в усы, и лицо его то и дело расплывалось в добродушной улыбке. А Коля дотошно расспрашивал про революции. Ему было очень досадно, что некоторые народы и не подозревают, что могли бы сами управлять своей страной и распоряжаться ее богатствами.

— Индейцев, например, загоняют в резервации, а это же такие люди, чистые сердцем люди!

Коля нашел в сундуке небольшую книжку «Песнь о Гайавате» и прочел нам несколько страниц. Стихи были нежные и по звучанию какие-то прозрачные.

— Перевод Бунина, — со значением проговорила тетя Тамара.

Я не знала, перед кем мне больше преклоняться: перед африканцами или перед индейцами? Решила: и те и другие замечательные люди. Я полюбила не только их, я полюбила всю землю. Решила — вырасту и обязательно побываю и на Амазонке, и в Сингапуре, и на Огненной Земле, повсюду, повсюду!.. Я тосковала по далеким странам так, как совсем недавно тосковала по Трикратам.

Каждый раз мы с нетерпением поджидали из совхоза папу и… сначала наша любимая Абиссиния. Что там делается?

— Там теперь пора проливных дождей, — пояснил Коля. Ему нравилось, что слушаю его как большого. — Дороги размыты, да еще и гористая местность. А итальяшки не привыкли к трудностям, и морально они не чувствуют себя правыми. Разобьют их абиссинцы, вот увидите.

— Все сложнее, чем мы думаем, — говорил папа, — в Абиссинии столкнулись интересы Италии и Англии.

— А Япония? Вы забыли про Японию! — восклицал с горячностью дядя. — Сейчас она почти полностью владеет рынками Абиссинии. Разве она уступит?

— А может, Лига Наций все же разберет конфликт между Италией и Абиссинией? И найдут какой-то общий язык? Если дело упирается только в торговлю…

— Не только в торговлю. Империалисты разорвут Абиссинию на части, пли один из хищников оккупирует ее всю.

— Однако итальяшки-застряли на границе Эритреи, — возвращался к обсуждению боев Коля. Слово «Эритрея» он произносил с тремя «р». Мне тоже очень правились звучные абиссинские названия. С языка Коли не сходил Баб-эль-Мандебский пролив, Аддис-Абеба. «Аддис-Абеба» в переводе означает «новый цветок».

Оказалось, что и дядя Эмиль много знал об Африке. Он рассказал, как разоряли африканскую землю в прошлом разные авантюристы, которых посылали на разбой европейские монархи. Первую колонию в Африке создали в пятнадцатом веке португальцы. Потом в Африку ринулись все сильные державы, и началось позорнейшее в истории человечества явление: белые люди убивали черных, обращали их в рабство, захватывали земли этих беззащитных и доверчивых людей. Англия опозорила себя навеки — она провозгласила свободу торговли невольниками. А Америка? Она вывезла из Африки миллионы негров-рабов. Весь юг, пятнадцать штатов Америки, были рабовладельческими. И Германия, и Франция, и Испания создавали в Африке свои колонии. Они и между собой воевали за африканские земли. А бедные африканцы не знали, каким богам молиться, чтобы избавиться от страшных пришельцев.

В тот вечер дядя неизмеримо вырос в моих глазах. Но почему же он, так горячо защищая свободу далеких народов, угнетает родную сестру?

Это действительно казалось странным.

После разговоров о политике и осуждения подлых действии империалистов дядя неторопливо ужинал, просветленное лицо его мрачнело все больше и больше. Скучающе прищуривался, ковырял в зубах гусиным, остро отточенным пером. Потом шумно отодвигал стул, вставал, шел в переднюю — проверял, хорошо ли заперт подъезд. После этого, постояв у окна и с тоской оглядев улицу, он вздыхал и направлялся в галерею. Там тоже возился с замком. Наконец разгибал спину, ронял вдоль тела руки и, глядя в потолок, кричал:

— Адель, запирать?

— Нет, нет! — тотчас же отзывалась из своей комнаты она. — Мне еще нужно пойти по делу!

— В десять часов ночи?

— Да, да! Я скоро вернусь!

Дядя все же запирал дверь на ключ. Через минуту тетя, подойдя к двери, просила отпереть ее. Он молча отпирал и шумно запирал за ней. Не ложился спать долго — подчеркнуто-нервозно ждал ее возвращения.

Однажды она вернулась особенно поздно. Дядя нечаянно заснул.

— Кажется, стучат, — проснувшись, прошептала тетя Тамара.

Дядя тоже проснулся, но притворился спящим.

— Эмик, Эмик!

Он не шевелился.

— Эмик, отпереть?

— Эрнест, который час? — громко спросил дядя.

Папа спросонья не понял, чего от него хотят, и дядя повторил вопрос. Папа встал, включил электричество, прищурился на ходики, висевшие на стене:

— Без семи минут час. А что случилось?

— Ничего. Извини, но пришлось тебя побеспокоить. Теперь у нас начнутся ночные бдения…

Стук в дверь галереи был уже непрерывным.

— Эмик! — вдруг ужаснулась тетя Тамара. — А может, и этот Арчил ходит с револьвером, как Теймураз Михайлович, помнишь?