Рузвельт (СИ) - "Дилан Лост"

Эта же стриптизержа по имени Кэнди, сидя в одном розовом лифчике, покрасила мне ногти в красный цвет. Хайд помыл и завил мои волосы, а затем зацементировал все свои труды, вылив мне на голову половину баллончика лака для волос.

Я кашляла так, словно вот-вот скончаюсь от туберкулеза.

Во время всей процессии мой взгляд изредка метался к зеркалу. Вид у меня был довольно жалкий. Если бы я была животным на ферме — меня бы пристрелили.

Я от природы была довольно бледной — голубоватая с прожилками кожа, незаметные брови, светлые ресницы, от солнца на щеках и носу высыпали веснушки. Я вся была какая-то непростая, как запчасть от машины, которая никуда не подходит. Косметика Кайли Дженнер мне никогда не подойдет, да и «смоки айс» на мне выглядели крайне нелепо. Хорошо, что Хайд только немного подвел мне глаза.

— Не понимаю, зачем это все. Что ему от меня надо? — задалась вопросом я. — Ведь если так прикинуть — мы же ничего о нем не знаем.

— А вдруг он твой джек-пот? Если уж купила лотерейный билет — будь добра проверить, не выиграла ли ты случаем миллион. — наставлял меня друг.

— Скажи честно, каковы шансы, что он окажется извращенцем или женоненавистником?

— Пятьдесят на пятьдесят. — ответил Хайд. — Русская рулетка.

— Дереводробилка, — вздохнула я.

Я отправила Артуру смс с координатами встречи. Просто чтобы он перестал называть мой телефон калькулятором. Хотя он вообще-то прав — печатать на нем было до жути неудобно, палец всегда попадал мимо нужной кнопки.

Желание Даунтауна встретиться выпало на первую пятницу месяца. Наш с дядей Перси день сэндвичей, который никто не в силах отменить.

На улице на меня все пялились. Я не знала, это потому что Хайд так красиво уложил мне волосы или из-за того, что я вечно оттягивала вниз шорты, ведя борьбу за каждый дюйм кожи на бедрах.

По соседству с салоном Хайда, на Касс-авеню, в чаще забитых до пределов парковок и магазинчиков со всяким старьем, работал мой любимый мексиканский ресторан. Только вместо того, чтобы зайти туда через входную дверь, я обхожу здание с торца, миную пару мусорных баков и стучусь ногой в окно цокольного этажа, из которого валит пар, дым и ругательства на испанском.

Когда заляпанное и чуть треснутое окошко кухни, располагающееся всего на два дюйма выше земли, приоткрылось, я встала на четвереньки и заглянула внутрь. Первое, на что я наткнулась, были до боли знакомые усы.

— Привет, Густав. — я улыбнулась пожилому мужчине в заляпанном фартуке и помахала остальным поварам за его спиной, которые тоже были заняты готовкой.

— Hola, Тэдди. — он кивнул мне в ответ. — Тебе как всегда?

Густава я знала еще с голодных приютских лет. Через это грязное запотевшее окошко он подкармливал меня сэндвичами с самого детства.

— На этот раз три, — пожала плечами я, выпрашивая порцию для Даунтауна.

В благодарность, все еще скрючившись в неудобной позе, я протянула Густаву табак и самокрутки, которые позаимствовала у Хайда. Густав принял их с благодарностью.

— Давай что-нибудь экстравагантное, ладно? Мой новый друг голубых кровей. Ест лобстеров и полупрожаренные стейки.

— Что еще за друг?

Пока Густав делал мне сэндвичи, я, совсем забыв, что должна прилично выглядеть, стояла на четвереньках. Как и десять лет назад, я снова в запачканных кроссовках отмахивалась от комаров и жевала острые маринованные перцы, которыми Густав подкармливал меня через заляпанное окошко кухни.

— Я знаю его недавно. — пожала плечами я. — Точнее практически не знаю. Сегодня спрошу, не маньяк ли он случаем.

— Pobre cosa,(*) уверенна, что хочешь услышать честный ответ?

— Он британец, Густав.

— Ну ты даешь, Тэдди. Чем плохи здешние янки?

— Играют они, как девчонки. — улыбнулась я. — То ли дело «Ливерпуль».

Со спортом у меня, конечно, туговато. Да и чувство юмора не очень. Если волшебные специи Густава не спасут этот день, то даже высшим силам молиться бессмысленно.

Весь автобус пропах сэндвичами. Я ехала стоя пять остановок с наглухо закрытыми окнами, пока наш неуклюжий фургончик пытался объехать аварию в соседнем ряду.

На задних сиденьях во все горло рыдал младенец, но мне казалось, что все всё равно пялятся именно на меня. И это точно не из-за стильной прически, потому что волосы от жары уже успели прилипнуть к шее, лбу и вискам. Может, все-таки зря я сажусь подальше от кондиционера? Давно пора состричь эти патлы.

Выглядела я совсем не так роскошно, как пару часов назад. На правом колене уже побагровел утренний синяк, туш немного растеклась под глазами, на ногте указательного пальца облупился лак. Я стояла посреди салона с растопыренными руками и активно махала локтями вверх-вниз. От страха появления мокрых подмышек я была готова словить паническую атаку.

Жаль, что потовые железы мне приручить так и не удалось.

Еле-еле доковыляв до здания католической церкви, автобус наконец затормозил у остановки и выплюнул меня на тротуар.

В моих планах было попробовать привести себя в порядок — стереть комочки туши под глазами, распустить пучок, который я была вынуждена собрать в автобусе. Но не успела я даже оглядеться в поисках укромного местечка, как на плечи мне неожиданно легли две руки, напугав до смерти.

— Привет, Рузвельт, — ухо защекотало теплое дыхание.

Я развернулась и встретилась взглядом с Артуром. Он улыбался и в отличие от меня выглядел безупречно. На его чинасах были идеальные стрелки, оксфорды из натуральной кожи просто блистали, а небесно голубая рубашка с короткими рукавами при каждом движении шуршала от чистоты и благоухала вкусным кондиционером для белья.

Он следил за собой так, словно ему было сорок, а не… О боже, а сколько ему вообще лет?

Хотя сейчас это было не особо и важно. Он так вкусно пах. А я вся провоняла сальсой, отчаянием и слезами грудничка из автобуса.

— Ну привет, салемская ведьма!

Артур улыбнулся шире, когда я сдула с глаз прядь волос.

— Ведьма?

— А кто еще может так хорошо выглядеть в восемьдесят пять градусов жары? Если ты не колдуешь у себя в подвале, то, наверно, поедаешь по ночам детские желудочки.

Даунтаун рассмеялся, а мы тем временем шли от остановки в направлении парка.

— Да. Запаса желудков осталось всего на неделю. Скоро буду выглядеть, как Линдси Лохан на очередном судебном заседании.

— Ты говоришь про Линдси Лохан? — ужаснулась я. — Это тревожный звоночек. Детская больница в той стороне, если что, — я указала себе за спину пакетом с сэндвичами.

— Вообще-то, я уже твои органы заприметил.

— Я не ребенок!

— На тебе носки с картошкой фри.

— С каких это пор личность определяется по носкам? — возмутилась я.

— С этих самых. — он ухмыльнулся. — Готов поспорить, что это даже не самые смешные, которые у тебя есть.

Он был прав. На самом деле, это были самые приличные мои носки.

— А ты носишь только черные и белые! — заявила я, уставившись на его лодыжки. — У тебя, наверно, не дом, а кладбище носков, потому что дважды ты такую вещь гардероба не носишь.

Артур ничего не ответил.

— Боже мой! — я чуть не уронила сэндвичи.

— Что?

— Так это правда! Ты выбрасываешь носки после того, как наденешь!

— Это абсолютно нормально! — начал защищаться он.

— Нет! Не нормально! Неужели у тебя нет любимых носков?

— Почему для тебя это признак неполноценности?

— Ну это же носки! — воскликнула я. — Их бесчисленное множество: какие-то слишком короткие, какие-то слишком длинные, слишком яркие, бледные, просвечивающие, или не подходящие к случаю. Особенность любимых носков в том, что они идеальны. Ты их носишь, когда болеешь, когда волнуешься, когда скучаешь по кому-то или ждешь Рождество. Их ты возьмешь с собой на необитаемый остров и в кругосветное путешествие, потому что любимые носки — это самая незаменимая вещь в гардеробе.

— И какие у тебя любимые носки?

— Сиреневые носки с коровами, конечно же. С ними меня я уйду в последний путь.