Расплата - Максим Геннадьевич Щербаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В сентябре маленький неуверенный человек с надменным лицом напомнил миру о ядерной дубине. Этим словам предшествовало успешное украинское наступление и замешательство в наших властных кругах. Всем известно, что у собак агрессия часто возникает из-за страха. Она возникает тогда, когда собака решит, что ей кто-то угрожает. Так вот, если в марте 2014 нас перестали уважать, то после первых месяцев кампании нас перестали бояться. И вот по милости таких людей, страна наша, ослабленная экономически и растерявшая свой политический вес, встретила в западном мире единый враждебный фронт. Запад снова преградил России дорогу к своим рынкам капитала, технологий и подталкивал нас в объятия Китая, Ирана и Северной Кореи.
Я подумал, что страна наша стала больным человеком. Люди, которые втянули нас в войну и которых мы за былое, но больше авансом, считали подарком провидения, оказались слабыми и неумелыми. Не способные обустроить самую богатую часть суши, они употребили свои скудные таланты на ее разграбление. Долгие годы они черпали богатства этой страны не по праву. И вот, унизив, изнасиловав свою страну, они потянулись к соседней.
Беспросветное воровство, бездарность власти, ее отрицательную селективность, когда туда шли и там задерживались люди, не стесненные нравственными скрепами, а людям порядочным вход туда был заказан, мы искренне оправдывали тем, что власть может защитить и приумножить. И вот вышло так, что этот больной организм-паразит оказался не способен приумножить и защитить. С началом войны он начал рассыпаться.
Сложно представить себе, чтобы в нашем московском царстве раздался голос свободного гражданина, который осмелился бы потребовать у власти отчета за слабость, бестолочь и измену в Москве, которые единственно объясняют наши неудачи на фронте. В такой атмосфере не может появиться на Фрунзенской набережной или в Кремле Фемистокл, который сказал бы «Бей, но выслушай», но появляются разные «Б» с золотыми погонами, которые приказывают полкам входить в города маршевыми колоннами под злорадное недоумение иностранных наемников, с видом нравоучительным и авторитетным лгут о вещах, в которых ни черта не понимают. Лгут изо страха перед вышестоящим начальством или из-за скудоумия. Непонятно. Но совершенно понятно, что вся эта сволочь не даст нам победить.
Мы растеряли заряд пассионарности в бурлящих водоворотах новейшей истории и дожигаем ее остатки в войне с соседом. Мы платим цену за то, что перестали быть свободным народом. Высока цена. Мне вспомнились слова Солженицына «Простая истина, но и её надо выстрадать: благословенны не победы в войнах, а поражения в них! Победы нужны правительствам, поражения нужны — народу. После побед хочется ещё побед, после поражения хочется свободы — и обычно её добиваются. Поражения нужны народам, как страдания и беды нужны. отдельным людям: они заставляют углубить внутреннюю жизнь, возвыситься духовно.» А что, если нам написано испить этот позор? Что если без него не очиститься, не освободиться от скверны? А ну их всех к матери!
Я стал записывать расползавшиеся мысли. Капитан дернул меня за плечо, обдал тяжелым запахом перегоревшего спирта и зашептал яростным шепотом:
— Достукаются они, взыграет, как в семнадцатом и пойдет все к ебене матери.
Капитан закашлялся — кусок огурца застрял у него в горле и Дамдин стал колотить его по спине. Капитан прокашлялся, Дамдин отодвинул кружку на дальний край стола и тихо сказал.
— Давайте закругляться, Тарас Михалыч. До добра не доведет.
Я долго не мог заснуть, ворочался, взъерошенный разговором с капитаном. Нестройный рой мыслей закружился в голове, я подумал, что тянут нас назад в СССР, и дай им волю — утянут и дальше — в докембрийскую гранитную эру. Вспомнился английский наемник, сын парламентария, который приехал на Донбасс на сафари. Сволочь он, конечно, форменная, но он приехал, жизнью рискует. Почему-то вспомнился половозрелый упитанный отпрыск одного нашего сенатора. Почему он не на фронте? Медотвод, небось. Порок сердца или грыжа Шморля. А сам наверное ездит по ночным клубам, любит красивых женщин с удобствами, работает на оборону, жиреет и грыжа ему не помеха. Эх, эх…
10 CЕНТЯБРЯ
Мы спрятали машину под деревьями, вытащили из кузова громадный пластиковый кейс с беспилотником и, поглядывая наверх, торопливо перенесли его в здание. Сегодня мой последний выезд по маршруту.
Светлая комната с серо-голубыми стенами. Сквозь заклеенные белой бумагой стекла в окна втекает теплый молочный свет, громадные тени деревьев волнуются за окном. На гинекологическом кресле гора бронежилетов, напротив шкаф с каким-то медицинским инструментом, папки с документами. В углу кровать, рядом тумбочка на колесах. На кровати спит мужчина. Оригинально, надо сказать, спит. В ботинках, в обнимку с автоматом. На тумбочке сигареты, телефон и чашка с остывшим чаем. На подушку сползла ниточка слюны. Майор, добрый разговорчивый человек, угощал нас чаем с пряниками, говорил деликатно и негромко, чтобы не разбудить спящего.
— Изюм? Да что вы — не сдадут. Ни за что! — майор подвинул мне блюдце с вареньем, а где-то совсем близко бухнули пушки и из утробы земли им ответил глухой тревожный бой.
На следующий объект мы привезли продукты, топливо для генератора, но проваландались на крыше, закрепляя оборудование и выехали по маршруту с опозданием. По дороге узнали об обстреле нашего поста и оставшуюся часть пути гнали во весь опор. В лесопосадке на окраине села, где мы обычно оставляли машину, противник выследил нашу бронетехнику и ее накрыла украинская артиллерия. В ходе обстрела мины разбили несколько домов в селе. Под разлапистыми кронами вязов стоял искореженный тайфун, два поврежденных бронетранспортера и москвич. Тайфуну мина попала в кабину. В водительское кресло. Взрывом выбило все бронестекла и изуродовало кабину, но машина к счастью не загорелась. С бронетранспортеров на землю текло, хотя вид у них был бодрый. Мы поставили машину в зарослях орешника за поворотом и побежали к нашему посту. За нами из леса выбежали несколько солдат и мы наперегонки зигзагами добежали до кирпичного гаража у дороги, нырнули внутрь и дворами добрались до поста. Пост располагался в подвале с бетонными перекрытиями и пережил обстрел благополучно. Мы перенесли в подвал канистры с топливом, продукты и воду и только тут заметили, что над домом на краю поселка, где стояла наша система наблюдения, поднимается густой дым.
Хозяин-старик, хмурый и злой, вышел нам на встречу и не поздоровавшись и не глядя никому в глаза, сообщил, что мина прилетела на нашу камеру. Так он считает. Капитан, раскидав носком ботинка куски кирпича, нашел голову камеры и,
