Рейхов сын - Сэй Алек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один за другим B1bis застывали на месте с опустевшими баками, а восьмидесятивосьмимиллиметровые FlaK немцев принимались расстреливать обездвиженные машины с километровой дистанции. У французов тоже подходили к концу боеприпасы, экипажи оставляли танки и, подорвав их, или пробирались в тыл, или оставались на поле боя, продолжая воевать с пистолетами в руках. Лишь к шести часам вечера пришел приказ отступать к Шастру и Бомону — пришел с офицером-связным, так как радиоантенны на всех танках были сбиты, а аккумуляторы посажены постоянным вращением электропривода башен при молчащих моторах. Те из танков, что сохранили способность двигаться, начали отползать к Ставу и Шастру, лишенные же этой возможности продолжили бой до полного исчерпания снарядов, а затем были подорваны своими же экипажами. На конец дня 15 мая 28-й батальон сохранил только 8 машин (включая танк командира батальона) из 31. Вот только с собой, в райские кущи для стальных машин, подбитые танки прихватили куда как больше подобной им немецкой техники.
Но, несмотря на то, что в некоторых местах противник, как при Орет, оказывал более чем достойное сопротивление, вермахт продолжал стремительное движение на запад. До капитуляции Франции оставалось менее месяца.
Турция, участок фронта между горой Готрак и озером Эбер.
17 мая 1940 года, 22 часа 15 минут.
— Это танк? — удивился генерал-полковник Гот, разглядывая монструозную пятибашенную конструкцию на передовых позициях.
— Да, герр генерал, — ответил сопровождавший его штандартенфюрер Ланс. Вид у эсэсовца был крайне неважнецкий: форма покрылась пылью и грязью, левая рука висела на перевязи, а бинт, намотанный прямо поверх формы, был не менее грязен, однако, несмотря на тяжелый дневной и вечерний бой, невзирая на ранение и нечеловеческую усталость, он счел своим долгом сопровождать прибывшего на передовую командующего. — Это советский Т-35, русские передали эти машины туркам в связи со вступлением в строй новых тяжелых машин КВ и БХ. Насколько я знаю, бригада, где раньше стояли на вооружении эти пятиглавые драконы, полностью переукомплектована техникой и сейчас воюет во Франции.
— Пятиглавые драконы? — усмехнулся генерал. — И что, хороши эти Zmei Goriyniytchi?
— Когда их удается заставить работать — вполне, хотя и крайне тихоходны, — ответил Ланс. — Но сделать это почти невозможно, поэтому мы используем их, в основном, как стационарные огневые точки. Те, что добрались сюда, разумеется, а не встали на вечный прикол по пути к нам.
— Так разукомплектуйте недобравшиеся на запчасти и заставьте работать те, что тут, — посоветовал Гот.
Ланс невесело засмеялся:
— Неужели вы полагаете, герр генерал, что мы не пытались?
— Полагаю, что пытались. Возникли проблемы с извлечением узлов?
— Нет, — штандартенфюрер снова невесело засмеялся. — С установкой. Советские агрегаты не унифицированы. Запчасти одних танков не подходят к другим.
— Странно, — заметил генерал-полковник. — Русским удалось дотащить их до Номон-Хана.
— Если бы я не знал, что они это сделали, я бы сказал, что это в принципе невозможно, — покачал головой Ланс.
Вообще-то командир батальона танков Т-35 Бохайский, тогда еще майор, наверняка бы согласился с штандартенфюрером. Он и сам на вопрос о том, как ему удалось добраться до Халхин-Гола своим ходом, не потеряв ни одного этого сорокапятитонного чудовища, всегда отвечал коротко и по существу: «Чудом». Чудом, которое сотворили экипажи танков, без устали и ежедневно отлаживавшие и перебиравшие капризные боевые машины, что туркам делать просто в голову не пришло.
Гот перевел взгляд на поле боя, заваленное телами в лучших традициях войн времен Наполеона I и освещенное множеством осветительных ракет, запущенных с обеих сторон, на остовы уничтоженной техникой, и вздохнул.
— Сколько там? — он движением подбородка указал Лансу направление, куда следует глядеть.
— Потери уточняются, герр генерал, — ответил штандартенфюрер. — Но, по моим прикидкам, до двух с половиной — трех полков, если брать и наших, и вражеских убитых.
— Наверняка там есть и раненые, — заметил Герман Гот.
— Тяжелые — вне всяких сомнений, — ответил Ланс.
Генерал на минуту задумался.
— Связь с вражеским командованием есть? — наконец спросил он.
Штандартенфюрер едва не поперхнулся.
— Мы прослушиваем некоторые их частоты, герр генерал, — ответил он. — Но связь… Зачем?
— Иногда с врагом надо разговаривать, а не сражаться. Соедините меня с их командиром. Известно его имя?
— Так точно, мы же брали «языков» и пленных. Колонель Фурже.
Турция, участок фронта между горой Готрак и озером Эбер.
17 мая 1940 года, 22 часа 47 минут.
Командующий франко-британскими силами на этом участке фронта, усталый и злой, слушал эфир и отказывался что-либо понимать.
— Что это может означать, господа? — спросил он у радистов.
— Генерал-полковник Гот вызывает колонеля Фурже. Генерал-полковник Гот вызывает колонеля Фурже. Ответьте, прием, — вновь донеслось из наушников.
— Не могу знать, сэр! — отрапортовал кэптен Лоуренс, командир радистов.
— Генерал-полковник Гот вызывает колонеля Фурже. Генерал-полковник Гот вызывает колонеля Фурже. Ответьте, прием.
— Черт возьми! — выругался командующий и нажал на тангетку. — Колонель Фурже на связи, прием.
— Приветствую вас, мсье. Надеюсь не разбудил? — донеслось в ответ на хорошем французском.
— Представьте себе, нет, мсье женераль, — ответил Фурже. — Чем обязан?
— Колонель, сейчас между вашими и нашими позициями умирают десятки, если не сотни раненых. Предлагаю объявить перемирие на этом участке до завтрашнего полудня. За это время обе стороны успеют собрать своих, эвакуировать в тыл пострадавших и похоронить с соответствующими воинскими почестями убитых. Во избежание провокаций со стороны несознательных лиц с обеих сторон, в темное время суток полагаю необходимым производить дальнейшую подсветку поля боя ракетами.
— Хорошо, — помолчав, ответил Фурже. — Ваше предложение человеколюбиво, оно не противоречит чести офицера и здравому смыслу, и, следовательно, должно быть принято. А что с подбитой техникой?
— Мы же оба понимаем, колонель, что любой тягач может быть вооружен или, возможно, будет прикрывать корпусом действия саперов. Пусть стоит где стояла.
— Согласен. Предлагаю начало время перемирия определить в двадцать три часа ровно.
— Нам это подходит, — ответил немец. — Конец связи.
— Конец связи, — подтвердил Фурже и повернулся к Лоуренсу: — Мсье, я надеюсь, эта частота более не будет применяться для передачи приказов нашим подразделениям.
На другой стороне фронта генерал-полковник Герман Гот снял наушники и усмехнулся.
— Французов, — язвительно произнес он, — погубят куртуазность и хорошие манеры. Штандартенфюрер, к завтрашнему полудню в ваше распоряжение прибудет по батальону танков «Кристи русский» пятой модели и Т-26. Они сейчас уже на марше.
«Может, хоть коммунисты смогут починить свои пятибашенные чудовища», подумал Ланс.
Москва, Кремль.
25 мая 1940 г., 18 часов 20 минут.
— … таким образом, после заключения с правительством президента Рюти перемирия мы смогли снять ряд частей с финского направления и направить их в Турцию, к товарищам Рокоссовскому и Готу.
— Товарищ Гот нам вовсе не товарищ, — пробормотал себе под нос Ворошилов, как бы отвечая на последнюю фразу в докладе Тимошенко. Сидевший рядом Буденный покосился в его сторону, но ничего не сказал — Семен Михайлович раз в кои-то веки был с Климентом Ефремовичем абсолютно согласен.
— Боевые действия с Финляндией прекращены полностью, войскам дан приказ не поддаваться на провокации, — продолжил меж тем Нарком Вооруженных Сил.
— А что, имэют мэсто провокации с финской стороны? — поинтересовался у него Иосиф Виссарионович.
— С финской — нет, товарищ Сталин, — доложил Тимошенко. — Но еще довольно значительное количество англо-французских солдат и моряков не эвакуировались в Норвегию и Швецию. С их стороны недружественные действия случаются.
— Вот как? — удивился Вождь. — И моряков? Ми полагали, что вторгшаяся в Балтийское море эскадра вчера интернировалась в Швеции. Это не так?
— Так, товарищ Сталин. Однако авиацией в портах были уничтожены авианосец «Фуриоус» и крейсер «Глуар», а также окончательно выведены из строя линкор «Нельсон», крейсера «Перт» и «Кольбер», а также ряд эсминцев. Эти корабли в настоящий момент совершенно немореходны, и их экипажи принимали участие в сухопутных боях, а не ушли в Стокгольм с эскадрой Харпера.
— Понятно, товарищ Тимошенко, — Сталин кивнул. — Продолжайте доклад, пожалуйста.