Когда трещит лед - Алеся Кузнецова

– Почему ты никогда не рассказывал мне об этом?

– Не знаю. Я старался забыть это все. А потом много лет уже даже не помнил, из-за чего никак не мог его простить. Их авария разрушила нашу семью. Мы ведь с тобой могли взрослеть, как все нормальные дети. Спокойно окончить школу, поступить в институт. Гонять в футбол, знакомиться с девчонками. Мы же всего этого были лишены. Тебе пришлось повзрослеть и взять на себя обязанности взрослого в то время, когда твои ровесники вообще ни о чем не задумывались.

– А меня все эти годы мучило другое. Мне казалось, что отец словно убегал от чего-то. Но почему он взял с собой только маму и не взял тогда нас? Десять лет назад я нанял команду из бывших следователей и не только. Шаг за шагом мы прошли все события того времени.

– Ты никогда не говорил мне об этом.

– Ну, в то время ты как раз укатил в Барселону, и как-то не было случая. Я был уверен, что авария неслучайная. У отца все было под контролем. И пусть он иногда был жестковат, но дураком точно не был. Та поездка не планировалась вообще. Он сказал маме лишь около десяти вечера накануне, что они утром должны выехать. Сказал ей собрать вещи на пару дней на все случаи жизни. Я был уверен, что аварию подстроили. Ох, и врагов было у бати! Ты даже не представляешь, сколько всего мы обнаружили, когда разгребали ту историю. И вытаскивая все то дерьмо на свет, я в процессе очень сильно почистил компанию от крыс. Я думал, что вот-вот наткнусь на прямые доказательства сговора. Сговор был действительно, но только экономический. А та авария – нет, Сашка. А я тебе говорил, что моя Маша на следователя училась? Мы с ней тогда и познакомились. Это она, пока все уперто искали заказчика преступления, нашла дом, который отец арендовал, и, прижав к стенке одного ивентора, принесла нам всю историю на блюдечке. Отец всегда все делал через своих людей. Там мы и искали. Ты помнишь? Мама возмущалась, что даже подарки для нее выбирает не папа, а его помощники?..

Братья улыбнулись и помолчали, окунаясь в мир детских воспоминаний, наполненный цветными иллюзиями и голосами родителей.

– Маша какой-то своей женской интуицией нашла правильную нить. Никто ведь не обратил внимание на дату. Да мы, наверное, и не знали их дат. Как-то не принято у нас было отмечать что-то, кроме дней рождений. Ну, дату свадьбы родителей еще может. А Маша попросила принести их личные письма. Помнишь, мама хранила в шкатулке с розами те письма, что они друг другу писали, пока папа служил. Ты удивишься, но наш отец, такой жесткий и безжалостный к конкурентам, оказался романтиком. Это была дата их первой встречи. И он поехал заранее в Питер лично, внес стопроцентную предоплату, и этот день должен был стать только их днем. Он не мог перенести ту поездку даже на день, как просила мама. Он готовил сюрприз для нее. И именно поэтому не сказал, что они едут в Питер, город, где впервые встретились, наблюдая за разведением мостов. Мосты в ту ночь развели, и на воде из горящих фонариков появились их имена. А на одной из питерских крыш был накрыт ужин, сидели наготове музыканты. Организатор не знал, что они погибли днем. Ему оплатили все заранее, и он просто сделал, как было оговорено. Обратной связи отец не оставил. Только когда Маша разыскала его десять лет назад, он узнал, почему к нему так и не доехали гости. Маша привезла фотографии с того дня. Он правда все организовал для них очень красиво. Позже мы взяли его для организации нашей с Машей свадьбы. А авария – это роковая случайность. Они разбились в ста километрах от Питера. Значит, мама уже знала, куда они едут и зачем. Она умерла счастливой.

– Спасибо, что рассказал. Я о них часто думал. Обвинял отца, что из-за своей работы и бизнеса, он забывал о маме. А месяц назад сел и написал отцу письмо. Я писал его вечерами почти неделю. Это было даже не письмо, а целая тетрадь. Я начал с обвинений, но к концу тетради вдруг понял, что несмотря на все мои детские суждения, не было в его жизни никого ближе и дороже мамы и нас, а все, что он делал в этой жизни, он делал для нас или ради нас. Я многое вспомнил, проанализировал и понял, что чем больше злился на отца, тем больше боли причинял самому себе. Я думал, что если бы тогда встал на сторону матери и заставил остаться ее дома, как она и хотела, то ничего бы не случилось. Но я сделал вид, что сплю. И потом я всю жизнь только и притворялся спящим. Я словно запрещал себе жить, понимаешь? Я исписал почти всю тетрадь, пока кое-что смог понять. Там осталось еще свободных полстраницы и теперь я знаю, чем закончить письмо. Это ведь только от нас самих зависит, разрешим ли мы себе быть счастливыми, да? Судьба может быть такой, какой мы хотим? Ты ведь смог стать счастливым?

– Смог. Но мне повезло больше: у меня было о ком заботиться, у меня был младший брат, и я должен был помочь найти ему свой путь в жизни, а еще я должен был сохранить нашу семью и бизнес отца. С первым я, кстати, плохо справился.

– С первым не смог бы справиться никто. Я сам запретил себе искать свой путь и пошел проторенной широкой дорогой.

– Я переживал за тебя. Но знал, что в тебе есть та же сила, что была в отце и та же гибкость, что была в маме. Ты всегда отличался ото всех, и я знал, что в тебе скрыта огромная воля и талант. Я был уверен, что ты справишься.

Они еще долго говорили, сидя в маленьком деревянном доме, затерянном среди русской тайги. И никто бы сейчас не признал в этих искренних людях со своими слабостями жесткого московского бизнесмена и успешного международного бизнес-консультанта.

Утром Алексей попробовал начать разговор о картинах, но брат твердо стоял на своем. В этот раз никаких выставок.

– Слушай, кажется, вода заканчивается. Может, сходишь сейчас? А я пока соображу нам кое-какой завтрак.

– Ух ты, господин генеральный директор, не забыл, как это делается?