Монах - Антонен Арто

Опалив меня взглядом царственного презрения, она вышла из комнаты. Я сразу вернулся к себе, где и провел ночь в поисках средства, которое пфмогло бы мне вырвать Агнес из когтей ее тетки. Но слова баронессы были очень конкретны, оставаться в Линденберге хоть на один лишний день было нельзя. Назавтра я объявил барону о своем отъезде.

Барон так искренне убеждал меня, что он очень огорчен этим обстоятельством, продемонстрировал мне такие свидетельства своего участия, что мне показалось, что я могу рискнуть и посвятить его в наши заботы. Однако едва я произнес имя Агнес, он прервал меня и дал мне понять, что это то дело, в которое он не намерен вмешиваться.

Я понял, что любые разговоры бесполезны. Здесь, безусловно, была рука баронессы, а я не знал, какую власть она над ним имеет. Напрасно я просил также разрешения увидеться с Агнес перед отъездом — я покидал замок в похоронном настроении.

Барон дал мне понять, что только присутствие племянницы мешает моему более длительному пребыванию в замке, но, горячо сжав мою руку, добавил, что, как только Агнес уедет, я могу рассчитывать на его дом, как на свой.

— Прощайте, Альфонсо, — сказала мне баронесса и на глазах у мужа протянула мне руку.

Я взял ее и хотел было поднести к губам, но она не позволила, а поскольку муж находился в другом конце комнаты, процедила сквозь зубы:

— Запомните, что мы с вами еще не рассчитались. Моя любовь к вам перешла в ненависть, и, как бы далеко вы ни были, моя месть найдет вас.

Ее взгляд подтверждал серьезность эти зловещих намерений. Я ничего не ответил и поспешил покинуть замок. Пересекая двор, я высунулся из коляски и долго не отрывал взгляда от окон вашей сестры. Но она не показывалась, и я, разочарованный, откинулся на сиденье кареты.

В качестве свиты у меня был только один француз, которого я нанял в Страсбурге вместо Стефана, и маленький паж, о котором я вам говорил. Своей сообразительностью, верностью, приятными манерами Теодор завоевал мое сердце, но он готовился оказать мне еще одну услугу, и с тех пор я смотрю на него как на своего ангела-хранителя.

Мы едва проехали полмили, когда, подскакав к окошку кареты, он заговорил на моем родном языке (на котором он к тому времени говорил правильно и без акцента):

— Будьте мужественны, сеньор! Пока вы прощались с бароном, я воспользовался моментом, когда мадам Кунегунда была в кабинете, и проскользнул в комнату, которая находится как раз над комнатой доньи Агнес. Я напел мотивчик немецкой песенки, хорошо ей знакомой, в надежде, что она узнает мой голос, и здорово получилось; я вскоре услышал, что открылось окно. Я быстро опустил конец веревки, которую предусмотрительно прихватил, а когда окно закрылось, я подтащил веревку, и вот что я нашел.

И он протянул мне маленький листок с моим именем. Я поспешил развернуть его: это была записка, написанная рукой Агнес.

Не торопитесь покинуть страну, устройтесь незаметно где-нибудь поблизости, в деревне. Моя тетя, поверив, что вы уехали, перестанет держать меня взаперти. Вы найдете меня в Западном Павильоне, 30-го, в полночь. Постарайтесь быть там вовремя, и мы обсудим вместе наши планы на будущее.

Я не в состоянии передать вам радость, которая охватила меня, когда я прочитал эти строки. Я осыпал Теодора изъявлениями моей самой горячей признательности, — ведь благодаря ему все сразу изменилось. Конечно, я не позволил себе с ним никакой откровенности, но маленький проказник был слишком хитер, чтобы не разгадать моей тайны, и слишком скромен, чтобы дать понять, что он ее знает.

Я постарался выполнить указания Агнес буквально: мое путешествие сначала привело меня в Мюнхен, затем, оставив коляску на попечение Люка, моего французского слуги, я взял лошадь и вернулся, чтобы укрыться в деревне, расположенной примерно в четырех милях от замка Линденберг. Уже не помню, какую историю я рассказал хозяину трактира, где я остановился: он был, к счастью, наивен и не слишком любопытен и поверил на слово всем моим выдумкам. Я жил здесь с Теодором. Мы оба были переодеты, и никому не приходило в голову, что мы могли быть не теми, за кого себя выдаем.

К моему сожалению, две недели тянулись очень медленно. Уверенные в успехе своих новых ролей, к которым мы уже привыкли, однажды после полудня мы шли по главной улице деревни и вдруг наткнулись на двух женщин: одной из которых — юной и восхитительно красивой — была Агнес, зато другая была страшной, хромой и довольно неопределенного возраста. Я почувствовал, что бледнею, мои ноги в тот же миг отказались мне служить. Я уже приготовился наплести мадам Кунегунде невесть какую ребяческую историю, чтобы объяснить наше присутствие здесь, но увидел, что они спокойно продолжают свой путь, приняв нас за незнакомцев. Только румянец на щеках Агнес показал мне, что наше переодевание не является тайной по крайней мере для нее.

Следующие дни прошли в лихорадочном ожидании, но полные восторга. Наконец долгожданная ночь наступила. Она была удивительно величественной и прекрасной, свет луны был необыкновенно ярок. Едва отзвонило одиннадцать часов, как мы с Теодором поспешили к указанному месту. Деревня была погружена в глубокий сон. Еще издалека мы увидели Западную Башню среди таинственных отсветов, которые придавали теням необычную глубину.

Стену, опоясывающую замок, мы благополучно преодолели с помощью лестницы, которую Теодор захватил с собой, и спустя несколько секунд уже были в павильоне. Внутри, как и снаружи, стояла полная тишина; удары часов отдавались с удивительной четкостью. Я услышал, как пробило полночь на башенных часах замка, и с этого момента все деревенские звуки вдруг ожили и зазвучали во всем своем разнообразии. Таким образом прошла четверть часа, я прислушивался к малейшему трепетанию травы, к легчайшему дуновению ветра.

Наконец в павильоне послышался звук легких шагов, и мгновение спустя Агнес была в моих объятиях.

Мы не стали терять времени на ласки, и, как только я ее усадил, она мне сказала:

— Дорогой Альфонсо, время дорого, мадам Кунегунда не дает мне ни минуты покоя. В замке получено распоряжение о моем отъезде, и через неделю их приговор будет приведен в исполнение. Нет никакой надежды, что мои родители уступят. Фанатизм, еще более усиленный настойчивым давлением моей тети, заставляет их идти до конца в своей жестокости. В такой ситуации я решила полностью довериться вам. Сегодня 30 апреля. Через пять дней, в соответствии со своим расписанием, знаменитая МОНАШКА должна появиться. У меня есть костюм, очень похожий на тот, в котором ходит она. Держите неподалеку коляску, подготовленную для долгого путешествия, и ждите меня около двери во внешней стене замка. Как только башенные часы прозвонят час, я выйду из своей комнаты в одеянии призрака, и я не думаю, что среди обитателей замка, если я их встречу, найдется кто-нибудь, кто осмелится помешать моему бегству. Я рассчитываю на вас, Альфонсо, и надеюсь, вы не воспользуетесь моим доверием. Если вы предадите меня, я даже не смогу найти друга, который бы отплатил вам за это оскорбление, и я молю Бога, чтобы никогда не наступил день, в который мне пришлось бы горько пожалеть обо всем этом.

Говоря это, она прижалась ко мне и опустила голову мне на плечо. Я наклонился к ней, она смотрела на меня широко открытыми глазами, как загипнотизированная, и выражение ее лица переворачивало мне душу. Я читал на нем беспомощность и страх, безграничную любовь и безнадежное доверие. Я сжал ее в своих объятиях. Я торжественно уверял ее в чистоте своих намерений по отношению к ней; я клялся, что пока Церковь не освятит наш союз, она не найдет рядом с собой более преданного и более почтительного раба, чем я. Я долго продолжал говорить в том же духе, когда снаружи раздался тревожный шум. Внезапно дверь открылась, и на пороге появилась женщина, которую мы слишком хорошо знали. Мадам Кунегунда смотрела на нас с самой мерзкой ухмылкой, и по ее виду мы поняли, что она все слышала.

Как она сумела выследить нас, добраться до павильона и подслушать наш разговор, мы не стали выяснять. Но следовало действовать быстро, поскольку от этого зависел весь план нашего бегства, и мы понимали, что нам не приходится рассчитывать даже на самую малую толику жалости.

— Святая Барбара! — воскликнула она, скрежеща зубами от ярости, тогда как Агнес отскочила, громко вскрикнув. — Вот так хорошенькая история. Нет, правда! Вы хотите стать призраком! Берегитесь, как бы не стать им на самом деле. Что касается вас, дон Альфонсо, вам должно быть стыдно злоупотреблять простодушием невинной девушки. Но слава Богу, я успела вовремя, и благородная госпожа будет уведомлена о вашей затее. А теперь, сеньор призрак, извольте немедленно следовать за мной.

Она направилась к Агнес, трепет которой ясно показал все бедствия, которые ее теперь ожидают. Схватив девушку за руку, гувернантка с силой потянула ее к двери. Агнес пошла было за ней, но я, в свою очередь, бросился к мадам Кунегунде и попытался умерить ее жестокость своими мольбами, лестью, угрозами, но ничего не помогало. Она уже была около двери и уже подтолкнула к ней свою потрясенную питомицу, когда, подмигнув Теодору, я кинулся на нее и сильно оттолкнул назад. Я больше не колебался. С помощью Теодора я связал ее и уложил на софу так быстро, как только позволило ее сопротивление. Поскольку ее крики все-таки могли быть услышаны в замке, несмотря на большое расстояние, я взял вуаль Агнес и энергично заткнул дуэнье рот. Таким образом, мы смогли перевести дух. Затем я повернулся к Агнес и велел ей как можно скорее вернуться к себе в комнату. Чтобы успокоить ее по поводу предстоящей судьбы мадам Кунегунды, я обещал, что ей не будет причинено никакого вреда от этого внезапного ареста. Наконец я обнял Агнес и напомнил, что буду ждать ее пятого мая поблизости от двери замка, и наконец после новых излияний мы расстались.