Рабыни дьявола - Жюльетта Бенцони

– Я не просто верю, – сказал Аркадиус серьезно, – я в этом убежден…

И, опорожнив бокал, он разбил его, по русскому обычаю, о мрамор камина, заключив:

– …так же, как и в том, что этот бокал разбит навсегда!

Одна за другой обе женщины последовали его примеру, позабавившись этим странным обычаем. Затем Марианна распорядилась:

– Соберите всех домашних, Аркадиус, и угостите их тоже шампанским! Это в честь моего отъезда, ибо я увижу их снова только счастливой, или же никогда… Я иду одеваться!

И она ушла приготовиться к долгому путешествию, которое скоро должно начаться. Снаружи, среди криков и приветственных возгласов парижан, пушка продолжала греметь…

Шел двадцатый день марта 1811 года.

Мечта моя, Венеция

Глава I

Флорентийская весна

Любуясь Флоренцией, раскинувшейся под солнцем в нежности ее серовато-зеленых холмов, как в колыбели, Марианна спрашивала себя, почему этот город одновременно и пленял ее, и раздражал. С места, где она находилась, она видела только часть его между черной стеной кипарисов и розовым изобилием массива лавров, но этот кусочек города сконцентрировал в себе очарование, как скряга, набивший сундук золотом, но дрожащий над каждой новой монетой.

Позади длинной светлой ленты Арно, скованной мостами, готовыми, казалось, обрушиться под грузом средневековых домишек, глазам открывалось нагромождение красных черепичных крыш, разбросанных как попало над серыми, желтыми и молочно-белыми стенами. Из всего этого возникали драгоценности: коралловая булла на сверкающей инкрустации собора, посеребренная каменная лилия, полностью так и не распустившаяся на старом Дворце правителей, строгие башни, чьи зубцы, однако, напоминали бабочек, и колокольни, похожие на пасхальные свечи в веселости их разноцветного мрамора. Но иногда эта красота омрачалась кривой темной улочкой среди почти слепых стен защищенного решетками, как несгораемый шкаф, дворца. Или шумом осыпающихся камней из благоухающего сада, который никто не собирался приводить в порядок.

И Флоренция, гревшая на солнце свои древние кости и поблекшие красоты, нежилась под индиговым небом, где блуждало одинокое белое облачко, не знавшее, похоже, куда ему направиться, но тем не менее не казалась сомневающейся в своем будущем и в том, что бег времени неумолим. Прошлого, безусловно, было достаточно, чтобы питать ее мечты…

И, возможно, поэтому Флоренция раздражала Марианну. Для молодой женщины прошлое имело ценность, только продолжаясь в настоящей жизни и угрозах, которыми оно отягчало ее будущее. То будущее, туманное, трудноразличимое, но к которому стремилось все ее естество. Конечно, она хотела бы в эту минуту, когда она отдавалась окружающей ее красоте этого сада, разделить хоть мимолетные мгновения счастья с человеком, которого она любила! Какая женщина не хотела бы этого? Но еще два долгих месяца отделяли ее от встречи с Язоном в лагуне Венеции, как они поклялись в ту самую страшную и наиболее драматическую из рождественских ночей. И учитывая еще, если им удастся соединиться, ибо между Марианной и встречей ее жизни встала пугающая тень князя Коррадо Сант’Анна, ее невидимого мужа, и неизбежное объяснение, опасное, быть может, и такое близкое теперь, которое молодая женщина должна иметь с ним.

Через несколько часов придется покинуть Флоренцию и относительную безопасность, которую она ей давала, чтобы снова поехать по дороге к белой вилле, где легкое пение фонтанов не было достаточно сильным, чтобы изгнать зловещие призраки.

Что же произойдет тогда? Какое удовлетворение потребует замаскированный князь от той, что не смогла выполнить свою часть договора, обязывавшего ее дать ему ребенка императорской крови, надежда на которого обусловила брак? Какое удовлетворение… или какое наказание?..

Разве у многих поколений княгинь Сант’Анна судьба не заканчивалась трагически?

В надежде обеспечить себе лучшего из защитников, самого понятливого и больше всех информированного, она сразу же после прибытия во Флоренцию послала с гонцом срочное письмо в Савон, призыв о помощи, адресованный ее крестному, Готье де Шазею, кардиналу Сан Лоренцо, человеку, который выдал ее замуж при невероятных обстоятельствах, чтобы обеспечить ее ребенку и ей самой достойное положение в обществе, а также дать наследника несчастному, который не мог или не хотел произвести его сам. Ей казалось, что маленький кардинал лучше, чем кто-либо, мог разобраться в невольно становившейся трагичной ситуации и найти для нее подходящий выход. Но после долгого ожидания гонец вернулся с пустыми руками. Ему с большим трудом удалось пробиться к ближайшему окружению святого отца, строго охраняемого людьми Наполеона, и добытые им новости были малоутешительными: кардинала Сан Лоренцо в Савоне не оказалось, и никто не мог сказать, где он находится.

Безусловно, Марианна была разочарована, но не особенно удивлена: с детских лет она знала, что ее крестный проводит большую часть своей жизни в таинственных путешествиях, осуществляемых службой церкви, в которой он, по всей видимости, был одним из самых деятельных тайных агентов, или службой короля в изгнании, Людовика XVIII. Может быть, он находился где-нибудь на краю света, и у него и в мыслях не было, что крестницу одолевают новые волнения. Ей придется учесть, что на помощь с его стороны рассчитывать нельзя…

«Грядущие дни, похоже, не будут безоблачными!» – со вздохом подумала Марианна. Но она уже давно знала, что благородные дары, данные ей судьбой при рождении: красота, очарование, ум, мужество, – были не бесплатными подарками, но оружием, благодаря которому, может быть, ей удастся завоевать счастье. Остается узнать, не слишком ли велика будет плата за это…

– Так что вы решили, сударыня? – раздался рядом с нею голос, в котором обязательная почтительность плохо скрывала нетерпение.

Внезапно вырванная из меланхоличной мечтательности, Марианна слегка приподняла розовый зонтик, защищавший ее кожу от солнечных лучей, и посмотрела на лейтенанта Бениелли отсутствующим взглядом, в котором, однако, загорелся тревожный зеленый огонек.

Боже, до чего невыносим этот драгун!.. С тех пор как – вот уже скоро шесть недель – она покинула Париж с военным эскортом, начальником которого он являлся, Анжело Бениелли, как привязанный, не отходил от нее ни на шаг.

Это был корсиканец. Упрямый, мстительный, ревнивый к малейшему посягательству на его авторитет и к тому же наделенный ужасным характером. Лейтенант Бениелли восхищался только тремя личностями в мире: конечно, Императором (еще и потому, что он был его земляк), генералом Горацио Себастьяни, ибо тот был родом из той же деревни, что и он, и третьим военным, тоже выходцем с прекрасного острова, генералом, герцогом Падуанским, Жаном-Тома Арриги де Казанова, потому что он был его кузеном и к тому же настоящим героем. За исключением этой троицы, Бениелли ни во что не ставил тех, кто носил громкие имена в Великой Армии, будь то Ней, Мюрат, Даву, Бертье или Понятовский. Подобное мнение основывалось на том, что эти маршалы не имели чести быть корсиканцами, что казалось Бениелли недостатком, достойным сожаления, но, увы, непоправимым.