Рабыни дьявола - Жюльетта Бенцони

– Было время, когда ты хотела жить ради меня! – с оттенком грусти заметил Наполеон. – Как все изменчиво! Как изменчивы женщины… Откровенно говоря, мне кажется, что я любил тебя больше, ибо во мне еще не все умерло, и если бы ты захотела…

Она сделала протестующий жест…

– Нет-нет, сир! Только не это! Через секунду вы предложите мне… удобный для всех выход, который подсказала мне однажды Фортюнэ Гамелен. Он, безусловно, удовлетворил бы князя Сант’Анна, но я, я хочу сохранить себя для того, кого люблю, и не рисковать!

– Хорошо, хватит об этом! – сказал Наполеон сухим тоном, давшим понять Марианне, как она его задела.

В своей мужской гордыне он, может быть, думал, что часа любви с ним будет достаточно, чтобы сделать менее жгучими сожаления о Язоне и вернуть ее, отныне покорную, к той жизни, которую он должен был определить для нее.

– Тебе надо поехать туда, Марианна, – продолжал он после короткого молчания, – политика и честь требуют этого. Ты должна встретиться со своим супругом. Но не бойся, он ничего тебе не сделает.

– Откуда вы знаете? – забыв об учтивости, с горечью спросила Марианна.

– Я позабочусь об этом. Ты поедешь не одна! Кроме этого странного человека, практически удочерившего тебя, с тобой будет эскорт… вооруженный эскорт, который будет повсюду сопровождать тебя и останется в твоем распоряжении.

Марианна сделала большие глаза.

– Эскорт? Меня? Но на каком основании?

– Скажем… на основании того, что ты будешь чрезвычайным послом! В самом деле, я пошлю тебя к моей сестре Элизе и не в Лукку, а во Флоренцию. Оттуда тебе будет просто урегулировать взаимоотношения с твоим мужем, не подвергая себя ни малейшей опасности, ибо я передам с тобой соответствующее послание великой герцогине Тосканской. Я имею в виду, что даже там мое покровительство распространяется на тебя, и пусть об этом знают!

– Как же я могу быть послом? Ведь я только женщина.

– Я часто пользовался услугами женщин. Моя сестра Полина знает об этом кое-что! И я не хочу отдать тебя связанной по рукам и ногам тому, кого ты… сама выбрала себе супругом!

Намек был слишком прозрачным. Он подразумевал, что, если бы Марианна оказалась более разумной, она доверилась бы своему бывшему возлюбленному, чтобы обеспечить свое существование, не бросаясь в невозможную авантюру… Решив, что лучше будет не отвечать, она склонилась в глубоком реверансе.

– Я повинуюсь, сир! И я благодарю Ваше Величество за такую заботу обо мне.

Мысленно она уже прикидывала, что, попав во Флоренцию, ей не составит большого труда добраться оттуда до Венеции. Она еще не могла себе представить ни как она уладит разногласия с князем Коррадо, ни какую форму соглашения он ей предложит, но в одном она была уверена: она больше никогда не будет жить на белой вилле, прекрасной и ядовитой, как один из тех экзотических цветков, чей аромат очаровывает, а нектар убивает.

Правда, с ней будет эскорт, но она постарается от него избавиться…

Дверь внезапно отворилась. Появился Видок. Не сказав ни слова, он торжественно поклонился. Император вздрогнул. Его взгляд встретился со взглядом Марианны, которая, хотя и не отвела глаз, почувствовала, что невольно бледнеет.

– Правосудие свершилось, – сказал он только.

Но Марианна уже поняла, что голова Франсиса Кранмера слетела. Она медленно опустилась на колени на нагретые огнем плитки, склонила голову, сложила руки и начала молиться за того, кто отныне никогда больше не сможет причинить ей зла… Чтобы не мешать ее молитве, Наполеон отошел и затерялся во мраке зала…

Пушка гремела над Парижем. Стоя возле окна своей комнаты в компании с Жоливалем и Аделаидой, Марианна слушала ее, считая выстрелы.

– Четыре… пять… шесть…

Она знала, что это значит: у Наполеона родился ребенок! Уже среди ночи большой колокол Нотр-Дам и колокола всех церквей Парижа призвали французов молить небо о благополучном разрешении от бремени, и никто в столице больше не спал. А Марианна тем более, ибо эта ночь была последней, которую она проводила в своем доме.

Упакованные чемоданы уже погрузили на большую дорожную берлину, и как только прибудет обещанный военный эскорт, начнется ее долгий путь в Италию. На комоде императорские письма, которые она должна будет передать великой герцогине Тосканской, кичились своими лентами и красными печатями. Мебель в ее комнате уже надела чехлы разлуки. Не было больше цветов в вазах. А душа Марианны уже давно покинула этот дом.

Так же изнервничавшись, как и Марианна, Жоливаль считал вслух:

– Семнадцать, восемнадцать… девятнадцать. Если это девочка, говорят, что она будет носить титул принцессы Венецианской.

Венеция! Только три месяца осталось до того дня, как корабль Язона бросит якорь в ее лагуне! И это имя, хрупкое и пестрое, как сверкающее стекло ее мастеров, переливалось радугой надежды и любви.

– Двадцать, – считал Жоливаль. – Двадцать один!..

Наступила тишина, очень недолгая, но такая напряженная, словно вся Империя затаила дыхание. Затем бронзовые голоса возобновили свои торжествующие возгласы.

– Двадцать два! Двадцать три! – Жоливаль покраснел. – Они дойдут до ста одного! Мальчик!.. Да здравствует Император! Да здравствует король Рима!..

Словно чудом его крик вызвал многочисленное эхо. Повсюду открывались окна, хлопали двери, раздавались приветственные возгласы парижан, спешивших на улицы. Одна Марианна замерла и закрыла глаза. Теперь Наполеон получил сына, которого он так желал! Розовая австрийская телка выполнила свою задачу производительницы! Как он должен быть счастлив! И горд!.. Она представила себе, как звучат во дворце раскаты его металлического голоса, как потрескивает паркет под его торопливыми шагами… Ребенок родился, и это был мальчик!.. Римский король!.. Красивое имя, которое означало мировую империю. Но также и слишком тяжелое для таких хрупких плеч.

– Полноте, Марианна! Надо выпить за новорожденного!

Аркадиус выстрелил пробкой шампанского в потолок, наполнил бокалы и пригласил женщин к столу. Его радостный взгляд перебегал от одной к другой, когда он поднимал прозрачный хрусталь с пенящимся золотистым вином.

– За короля Рима!.. И за вас, Марианна! За день, когда мы будем пить здоровье вашего сына! Он не будет королем, но он будет красивым, как мать, сильным и смелым, как отец!

– Вы в это действительно верите? – спросила Марианна, у которой увлажнились глаза при одной мысли о таком огромном счастье.

– Я не просто верю, – сказал Аркадиус серьезно, – я в этом убежден…

И, опорожнив бокал, он разбил его, по русскому обычаю, о мрамор камина, заключив:

– …так же, как и в том, что этот бокал разбит навсегда!