Золотой век глины. Скульптурные группы из раскрашенной терракоты в художественной культуре раннего итальянского Возрождения - Елена Кукина

Во-вторых, коленопреклонённый Никодим по традиции считается автопортретом мастера[163]. Возраст Никодима – на вид приблизительно пятьдесят лет, что соответствует возрасту Никколо в 1485 году.

По-видимому, архивные документы, о которых мы упоминали в начале, связаны с аналогичным, но значительно более ранним несохранившимся произведением мастера[164].

Обратимся к «Оплакиванию» 1485 года. К сожалению, группа сохранила лишь очень слабые следы полихромии. Состоящая из семи фигур, она имеет свободную, развёрнутую полукругом и открытую на зрителя композицию.

Композиция группы несколько раз претерпевала изменения, вызванные её перемещениями в пространстве церковного интерьера, а также вне его[165].

При реконструкции, придавшей группе современный вид, возможно, подразумевалась композиционная аналогия с группами Гвидо Маццони. Собственно, осуществлена она согласно традиционной иконографической схеме, с некоторыми вариациями (Никодим – в головах). Мобильность фигур, каждая из которых существует вполне самостоятельно и может быть свободно перемещаема, предполагает возможность и других композиционных вариантов[166].

К. дель Браво, исходя из предположения, что группа была частью алтарного комплекса, реконструировал её композицию следующим образом[167]. Фигуры расставлены как бы уступами в трёх планах: на первом – коленопреклонённая мужская фигура и женская – в развевающемся чепце; на втором – две женские фигуры – сцепившая руки на груди и бегущая; на третьем, дальнем – фигуры юноши и женщины, поднимающейся с колен. Все три плана пластически связаны между собой: фигуры первого – одна прямая, застывшая, другая – отклонена назад; фигуры второго, наоборот – наклонены вперёд; фигуры третьего – наименее динамичные. Эти последние также менее тщательно проработаны с тыльной стороны. Положение тела Христа в ракурсе, ногами к зрителю, напоминает композиционный мотив, встречающийся во фресках капеллы Оветари Мантеньи (Святой Христофор). На подушке под головой Христа имеется бороздка – след ныне не существующего нимба. Нимб над головой Христа выглядел бы эффектно только при расположении тела в глубину в ракурсе.

Известно, что до 1502 года группа была установлена на возвышении, с наклоном в сторону зрителя.

Реконструкция К. дель Браво интересна и вполне реальна. Однако в ней есть существенная неточность: коленопреклонённая мужская фигура обозначена автором как «Иосиф Аримафейский»[168]. Если имеется в виду та фигура Иосифа, которая ныне считается утраченной[169], то непонятно, где была расположена существующая фигура Никодима. Если же имеется в виду эта последняя, то автор допустил явную ошибку: молоток в руках и клещи за поясом – это иконографические атрибуты Никодима.

Итак, около тела мёртвого Христа, возлежащего на низком ложе, размещены персонажи евангельской легенды – Богоматерь, Мария Магдалина, Иоанн, Никодим и две святые жены. Фигуры выполнены в натуральную величину, их размеры в метрах: Христос – 1,70, Мария – 1,54, женщины – 1,60, Иоанн – 1,54, Магдалина – 1,51, коленопреклонённый Никодим – 1,25[170] (илл. 27).

Фигура Христа, отличающаяся благородством и правильностью пропорций, чистота черт и ясность, просветлённость выражения его лица, с полузакрытыми глазами и скорбной складкой у линии рта диссонируют с общим динамичным характером композиции, порывистостью поз и экспрессивностью мимики других персонажей. Спокойно, без напряжения, вытянутые ноги, скрещённые руки, чуть наклонённая вправо голова передают скорее состояние тихого сна, чем недавно наступившей мучительной смерти (илл. 28).

Именно такую трактовку образа Христа предлагала получившая в то время распространение христология Савонаролы, опиравшаяся на духовное наследие мистики XIV – начала XV веков.

И в то же время трактовка темы смерти у Никколо дель’Арка в определённой степени близка общей концепции ренессансного надгробия. Тема смерти, как вечного сна, и сна, как связующего, промежуточного звена между жизнью и смертью, волновавшая воображение Микеланджело, нашла своё выражение в ренессансной надгробной пластике ещё в XV веке. Достаточно вспомнить умиротворённые и одновременно благородно-величественные изображения умерших с флорентийских надгробий кватроченто (Леонардо Бруни – работы Бернардо Росселлино, кардинала Португальского – Антонио Росселлино и другие)[171].

В изголовье – фигура коленопреклонённого Никодима в короткополых одеждах ремесленника и в характерном головном уборе, с клещами за поясом и молотком в руке, с помощью которых он освобождал пригвождённое к кресту тело. В отрешённой задумчивости он присутствует при оплакивании Христа близкими. Такое состояние отстранённости от происходящего характерно для образов донаторов в христианском искусстве. Черты лица Никодима явно портретны; это подтверждает предположение о том, что в этом образе скрыт автопортрет мастера (илл. 29).

Острой эмоциональной и пластической выразительностью отличаются женские фигуры «Оплакивания». В каждой из них при помощи мимики и жестикуляции по-разному выражено состояние отчаяния и глубокой скорби. В лицах с натуралистической точностью найдены малейшие нюансы трагического выражения: раскрытые рты, приподнятые брови, слёзы, застывшие на щеках. В то же время, физиономические типы Никколо не отличаются особенным разнообразием: переданы как бы меняющиеся выражения одного и того же лица.

Поражает великолепное владение скульптора пластикой человеческого тела. Одна из Марий сильным движением, упираясь руками в бёдра, поднимается с колен. Монашеский плащ резкими и жёсткими, но красиво очёркивающими тело складками спадает к её ногам; вывернутые локти, согнутые ноги под складками платья, крупные кисти рук, вцепившиеся в одежду, выдают необыкновенное внутреннее напряжение, начинающее прорываться в крике, кажется, исторгающемся из открытого рта. Словно под невыносимым бременем склонилась Богоматерь, сильно сжав руки у груди, выставив локти, как бы собираясь в комок. В ужасе, будто ожегшись, отчаянно загораживаясь руками, отскакивает от лежащего на земле тела вторая Мария. Как бы струя сильного ветра ударила ей в лицо. Она отшатнулась, одежды плотно обвили фигуру (илл. 29). Мария Магдалина «вбегает» в композицию, словно бы преодолевая чудовищный напор ветра, развевающего её одежды. Она сейчас должна упасть ниц к ногам распластанного на смертном ложе тела или взлететь – настолько пластически сильно движение её резко выставленного вперёд колена, согнутых рук (илл. 30).

По отношению к двум последним фигурам уверенно можно говорить об усвоении уроков флорентийской ренессансной пластики – Антонио Росселлино и Верроккьо. Оно проявляется прежде всего в преодолении дуализма готической скульптуры в подходе к взаимоотношению тела и драпировки. Нужно, безусловно, сделать скидку на материал, не позволяющий придать формам действительную отточенность и красоту линий (что возможно, например, в мраморе или бронзе). Но не может не вызвать восхищения пластическое мастерство художника, сумевшего показать тело в резком и порывистом движении и при этом мастерски подчеркнуть тонкими складками драпировок совершенные формы этого тела.

Нельзя согласиться с Б. Р. Виппером, считавшим, что в группе Никколо дель‘Арка «…нет уже действительно ни малейших признаков ни классицизма, ни Ренессанса»[172]. Сила пластической разработки поз и жестов, пропорциональная приближенность фигур к человеку, неизбежно возникающие аллюзии на античные изобразительные мотивы (вьющиеся волосы Христа и Иоанна и греческие бронзы из флорентийских и венецианских коллекций, существовавших в XV веке; горестные позы Иоанна и Марии и фигуры плакальщиц с римских саркофагов) – всё это свидетельствует о глубоком восприятии опыта современного мастеру искусства гуманистических центров – Флоренции и Падуи.

Рельефы римских саркофагов, на которых изображена сцена смерти Мелеагра вдохновляли Донателло в работе над северной кафедрой Сан Лоренцо. Изображения похожих порывистых движений человеческих фигур встречаются и у других современных Никколо мастеров: Мино да Фьезоле, Франческо ди Джорджо, Бенедетто да Майано, Антонио Росселлино, Поллайоло, Джулиано да Сангалло. Подобные мотивы встречаются и в живописи (Филиппо Липпи, Гирландайо, Поллайоло, Боттичелли). Мастеров второй половины XV века вообще привлекает динамика движения человеческого тела, эмоциональная выразительность образа.

Наряду с этим – фигура молодого Иоанна, плотно задрапированная в плащ и слегка вытянутая по пропорциям; его скованная поза, с ладонью, прижатой к щеке; застывшее на лице выражение страдания, словно вызванного физической болью, напоминают скульптуры северных готических порталов (илл. 29).

Ни одному из мастеров итальянского кватроченто не удалось добиться такого сильного эмоционального эффекта, какого достиг в своём «Оплакивании» Никколо дель`Арка. Такое натуралистическое изображение скорби, обострённой и мучительной, такой пароксизм отчаяния выходят за рамки «классического» художественного видения тосканцев, зато оказываются очень близки готическому натурализму Севера.