Творения и Гимны - Симеон Новый Богослов

Так соединяются с Богом те, которые, очищая чрез покаяние свои души в этом мире и удаляясь от других, делаются монахами. Они воспринимают ум Христов, то есть совершенно нелживыя уста и язык, посредством котораго беседуют с Отцом Вседержителем и всегда вопиют: о Отче, Всецарю и Творче всех! Келлия у них есть небо, а (сами) они являются солнцем, и в них пребывает Свет незаходимый и Божественный, Который просвещает всякаго человека, грядущаго в мир сей и рождающагося от Духа Святаго (Иоан. 1:9). Итак, в них нет ночи, но каким образом — я не могу тебе сказать. Ибо я дрожу, пиша тебе это, и помышляя, трепещу; но я изъясняю тебе, как и каким образом живут служащие Богу и Его одного, вместо всего, взыскавшие и обретшие, Его одного возлюбившие, с Ним одним соединившиеся и соделавшиеся монахами, как одни — с Одним, (хотя бы они и остались среди большого собрания народа). (Ибо поистине те суть монахи и одни только те уединяющиеся), которые (пребывают) с одним Богом и одни в Боге, обнажившись от всевозможных помышлений и помыслов и созерцая одного только Бога в уме безмысленном, утвердившемся во свете, подобно тому как стрела в стене, или звезда на небе, или не знаю, как (иначе еще) сказать. Однако они живут в (своих) келлиях, как в некоем светлом чертоге, и думают, что пребывают на небе, или же и поистине (там) пребывают. Смотри, не окажись неверующим. Ибо они не находятся на земле, хотя и держимы землею, но живут во свете будущаго века, в котором витают и шествуют Ангелы, которым восхищаются начала и власти, и укрепляются все престолы и господства. Ибо хотя Бог почивает во святых (Своих), но и святые в Боге и живут и движутся, ходя во свете, о чудо, как бы по твердой земле, как Ангелы и сыны Вышняго. После смерти они будут Богами, сопребывающими с Богом, с Тем, Кто по естеству Бог, — те, которые уподобились Ему по усыновлению. Ныне же они в том только Ему уступают, что удерживаются телом, будучи, увы мне, покрываемы и окутываемы им, как узники в темнице, которые хотя и видят солнце и лучи его, проникающие чрез скважину, но всего его не могут созерцать или видеть, вышедши из темницы, или, выглядывая, свободно смотреть на воздух. И вот это–то и печалит их (и сокрушает), что они не видят всего Христа, хотя и всего видят, и что не могут избавиться от уз тела, хотя и освободились от страстей и всякаго пристрастия; но освободившись от многаго, они удерживаемы бывают одним. Ибо тот, кто связан многими узами, не надеется разрешиться от них; а кто смог разорвать весьма многия из уз, а (все еще) удерживается одним (чем–нибудь), тот скорбит еще более прочих и всегда усердно ищет избавиться (также) и от того, чтобы явиться свободным, дабы ходить, радуясь, и поспешно направиться к тому, кого он возлюбил и ради кого стремился разрешиться от уз. Итак, будем и мы все искать Того одного, Кто может освободить нас от уз; Его–то и возлюбим, Того, красота Котораго изумляет всякий ум, поражает всякое сердце, уязвляет (всякую) душу и, вознося (как бы на крыльях) к любви, тесно связывает и соединяет с Богом на веки.

Ей, братия мои, теките к Нему деяниями. Ей, други, возстаньте и не отставайте. Не прекословьте нам, обольщая себя самих. Не говорите, что невозможно воспринять Божественнаго Духа. Не говорите, что возможно спастись и без Него. Не говорите поэтому и того, что кто–либо делается причастником Его в неведении. Не говорите, что Бог не бывает видим людьми. Не говорите, что люди не видят Божественнаго света, или что это невозможно в настоящее время. Никогда, друзья, это не было невозможным, но и весьма даже возможно для желающих, для тех исключительно, которые, проводя жизнь в очищении от страстей, соделали чистыми умныя очи. Для прочих же греховная скверна поистине (бывает) слепотою, которая и здесь и там лишит их Божественнаго света и, не обольщайтесь, пошлет их в огонь и во тьму. Не видите ли, друзья, каков и сколь прекрасен Владыка! О не смежайте (очей) ума, взирая на землю! О не порабощайтесь заботами о земных делах и имуществах и желанием славы, оставляя этот Свет жизни вечной. Ей, други, приидите и вознесемся вместе со мною, не телом, но умом, душою и сердцем, в смирении и сокрушении сердца взывая к щедролюбивому и единому Человеколюбцу Богу; и Он непременно услышит и помилует, Он непременно откроется и явится, и покажет нам Свой ясный свет. Зачем вы, жалкие, ленитесь и нерадеете? Зачем предпочитаете покой тела и славу, безчестную и безславную, пустую и суетную? Зачем добродетельную жизнь называете (праздною и) беззаботною? — Не так это, братия, не так, не обольщайтесь. Но как проводящие (светскую) жизнь, имеющие жен и детей и домогащиеся богатства и временной славы стараются и стремятся удовлетворить свои желания; так и всякий кающийся и служащий Богу должен стараться и всегда заботиться о том, чтобы покаяние его было благоприятным и служение благоугодным и совершенным. Тогда, совершенно присвоившись чрез них Богу, он всецело соединяется (с Ним) и видит Его в лицо, и получает дерзновение к Нему соразмерно тому, поскольку старается исполнять Его волю, которую и мы да сподобимся сотворить и получить милость со всеми святыми ныне, насколько возможно в сем веке, там же мы приимем всего Христа и всего Божественнаго Духа со Отцом во веки веков. Аминь.

Гимн XXI

Оставьте меня одного заключенным в келлии; отпустите меня с одним Человеколюбцем — Богом; отступите, удалитесь, позвольте мне умереть одному пред (лицом) Бога, создавшаго меня. Никто пусть не стучится (ко мне) в дверь и не подает голоса; пусть никто из сродников и друзей не посещает меня; никто пусть не отвлекает насильно мою мысль от созерцания благаго и прекраснаго Владыки; никто пусть не дает мне пищи и не приносит питья; ибо довольно для меня умереть пред (лицом) Бога моего, Бога милостиваго и человеколюбиваго, сошедшаго на землю призвать грешников и ввести их с Собою в жизнь Божественную. Я не хочу более видеть свет мира сего, ни самого солнца, ни того, что находится в мире. Ибо я вижу Владыку моего и Царя, вижу Того, Кто поистине есть Свет и Творец всякаго света. Вижу источник всякаго блага и причину всего. Вижу то безначальное Начало, от котораго произошло все, чрез которое все оживляется и исполняется пищи. Ибо по Его желанию все приходит в бытие и делается видимым и по воле Его все (исчезает и) прекращается. Итак, как же я, оставив Его, выйду из келлии? Оставьте меня, я буду рыдать и оплакивать те дни и ночи, которые я потерял, когда смотрел на мир сей, смотрел на это солнце и на этот чувственный и мрачный свет мира, который не просвещает душу, без котораго живут в мире и слепые также очами, которые, преставившись (отсюда), будут такими же, как и зрячие ныне. В этом свете и я, прельщаясь, всячески увеселялся, совершенно не помышляя, что есть иной Свет, Который, как сказано, есть и жизнь и причина бытия как того, что существует, так и того, что будет, конечно, существовать. Итак, я был как бы безбожником, не ведая Бога моего. Ныне же, когда Он по неизреченному благоутробию благоволил стать видимым для меня несчастнаго и открыться, я увидел и познал, что Он воистину есть Бог всех, Бог, Котораго никто из людей в мире не видел. Ибо Он — вне мира, вне света и тьмы, вне воздуха и вне всякаго чувства. Поэтому и я, видя Его, стал превыше чувств Итак, вы, находящиеся во власти чувств, позвольте мне не только запереть келлию и сидеть внутри ея, но даже, вырывши под землею яму, скрыться (в ней). Я буду жить там вне всего мира, созерцая безсмертнаго Владыку моего и Создателя; я хочу умереть из–за любви (к Нему), зная, что я не умру. Итак, какую пользу принес мне мир? и что приобретают ныне те, которые находятся в мире? — Поистине ничего, но нагими вселившись во гробах, они нагими и воскреснут, и все восплачут о том, что, оставив истинную жизнь, свет мира, — оставив Христа, говорю, они возлюбили тьму, и в ней предпочли ходить все те, которые не восприняли Света, возсиявшаго в мире, Котораго мир не вмещает и не может видеть (Иоан. 3:19 и след.). Поэтому оставьте и отпустите меня одного, умоляю, — плакать и искать Его, чтобы Он богато дарован был мне и изобильно явился. Ибо Он не только видим бывает и созерцается, но и преподается, и обитает, и пребывает, являясь как бы сокровищем, скрытым в недре. Носящий его веселится и видящий его радуется, (думая, что хотя оно и сокрыто, но видится всеми; однако оно не видится ясно и неприкосновенно для всех). Его ни вор не может отнять, ни разбойник похитить, хотя бы он и умертвил того, кто его носит. Напрасно бы он трудился, если бы, желая отнять его, осмотрел кошелек, обыскал одежды и развязал пояс, свободно ища его. Если бы (даже), распоров живот, он ощупал внутренности, то (и тогда) никоим образом не мог бы найти его или взять. Ибо оно невидимо и не держимо руками, неосязаемо и вместе вполне осязаемо. Однако оно и руками держимо бывает только тех, которые достойны, (недостойные же, прочь удалитесь) и лежит на ладони, и как нечто, о чудо! и как не нечто, ибо имени оно не имеет. Итак, пораженный и желая удержать его, я думаю сжимая руку, что имею его и держу; но оно ускользнуло, будучи никоим образом не удержимо моею рукою; огорченный, я разнял пясть руки своей и снова увидел в ней то, что и прежде видел… О неизреченное чудо! о чудное таинство!