Антуан де Сент-Экзюпери. Небесная птица с земной судьбой - Куртис Кейт

Шахматная партия с Жидом каждый раз, когда Антуан приходил на обед на виллу Эргон, стала неизменным обрядом, и Жид, по-видимому, реже, чем Сент-Экс, оставался в проигрыше. Антуан брал реванш, изобретая изощренные головоломки из слов. «Однажды, – вспоминает Макс-Поль Фуше, – Жид играл с Сент-Экзюпери и проигрывал. Внезапно он решил прервать игру, сказав, что настало время для чая. Каждый из игроков перешел в соседнюю комнату, в то время как я остался в углу. Мгновением позже я увидел Жида, возвратившегося в комнату к шахматной доске. Я не смел выдать свое присутствие, но сгорал от любопытства. Что он собирается сделать? Я мог наблюдать его отражение в оконном стекле… И что же?! Поменял местами пешки, но в игре в шахматы такое нельзя не заметить! И все же… Игра возобновилась, и Сент-Экзюпери, до тех пор побеждавший, проиграл партию. Когда он уходил, я вышел следом и рассказал ему шутя о только что виденном. Сент-Экзюпери остановился прямо посередине улицы, такой большой, вроде даже больше, чем всегда. Затем он расхохотался, и этот незабываемый смех я до сих пор помню. «Да, конечно, – смеялся он, – в этом весь Жид».

Хоть у него и оставались силы показывать веселье на людях, в частной жизни ему больше хотелось плакать, и не только из-за своих физических мук. Крах жироистов был теперь предопределен, при этом суперпатриоты-голлисты спешили закрепить свои преимущества как в политическом, так и в военном аппарате. Спустя три дня после несчастного случая на лестнице с Сент-Эксом Де Голль убедил Комитет национального освобождения устранить Жиро и генерала Жоржа. Внезапно выбитый из состояния бестолкового благодушия, Жиро заперся в квартире и отказался видеть кого бы то ни было в течение добрых двадцати четырех часов. Наконец генерал Жорж послал Поля Данглера обговорить свое присутствие на праздновании перемирия 11 ноября. Допущенный, наконец, до аудиенции, Данглер был ошеломлен, услышав, как высокий, с седыми висками генерал объявляет без дальнейших церемоний о своем решении. Он все обдумал, Данглер и другие, кто пытался спорить с ним, были правы, а он нет, но теперь настал момент, и он решил передать две дивизии под командование Данглера уже в течение следующих двух суток «так, чтобы вы могли продолжать зачищать позиции вокруг генерала Де Голля и его комитета».

Несколькими месяцами ранее это могло бы иметь смысл, но тогда этот разворот на 180 градусов в последнюю минуту только породил чувство презрения в лидере эльзасского Сопротивления, ответившего, что он приехал на север Африки, вовсе не дабы возглавить путч. «Зачем две дивизии, достаточно было бы двух команд, чтобы прижать всех этих людей к береговой линии и скинуть в море, – резко и пылко ответил он. – Но я не стал бы делать это с вами. Вы разочаровали и предали каждого отдельно взятого человека, кто когда-либо что-нибудь сделал для вас». Он не мог простить генералу политики мелких уступок и нерешительности. И с этим вышел, оставляя Жиро один на один со своей судьбой. И сам того не ведая… Сент-Экса.

«Как Америка могла принимать всерьез это чучело? – Сент-Экзюпери написал немного позже своему другу Анри Конту. – Я понимаю, почему он (генерал Жиро) не боялся звуков (это была его единственная форма проявления храбрости) и почему он так боялся ветра». Его собственные пессимистические пророчества сбылись, неизбежно смыв волной ненависти и его самого.

Ему довелось еще раз прочувствовать это после приема, устроенного на вилле поэта Жана Амруша. Антуан стоял в прихожей, явно уставший от внушительной толпы именитостей, приглашенных другом Жида, когда заметил морского капитана, остановившегося рядом с ним со стаканом виски в руке и который, казалось, тоже чувствовал себя не в своей тарелке в этой обстановке. При виде синего ромба с красным лотарингским крестом на его груди моряка (ромб не очень бросался в глаза, но явно не скрывался его обладателем) Сент-Экс инстинктивно нахмурился.

– Так вы голлист?

– «Свободная Франция», – прозвучал ответ. – Командир «Кюри».

– Вас все это интересует? – спросил Сент-Экзюпери, махнув в сторону ближайшей группы. Морской офицер отрицательно покачал головой. – У меня идея: джип снаружи, – предложил Сент-Экс. – Не хотели бы вы, чтобы я отвез вас домой? – и представился: – Сент-Экзюпери.

– Командир подводной лодки Пьер Сонвиль, – отозвался капитан.

Обрадованный тем, что его довезли прямо до причала Адмиралтейства, где была ошвартована его субмарина, Сонвиль пригласил Сент-Экзюпери на борт. Два моряка помогли ему спуститься вниз через передний люк по установившейся практике: процедура эта повторялась каждый раз, когда капитан возвращался. За те мгновения, что он был на борту, Сент-Экс обнаружил там отсутствие политических дрязг и интриг Алжира и дух товарищества действительно воюющих парней. Он был приглашен еще раз на несколько обедов, развлекал Сонвиля и его друзей-офицеров, исписывал страницы книги почетных гостей субмарины рисунками, надписями и остроумными навигационными задачами.

Командир подводной лодки «Свободной Франции» и отъявленный петенист настолько лихо сдружились, что Сонвиль, в конце концов, предложил Сент-Экзюпери сопровождать их во время следующего выхода в море. Сент-Экс был в восторге от этой перспективы, но за день или два прибыл ответ из Адмиралтейства: ни при каких обстоятельствах! «Сент-Экс – не голлист!»

В конце ноября 1943 года в Алжир прибыл Пьер Даллоз – архитектор, с которым Антуан впервые встретился вместе с Анри Сегоню в Арлесе и Тарасконе во время пасхальных каникул 1939 года. Желая установить регулярную связь с союзниками, он передал командование своим воинским подразделением Сопротивления в Веркоре их общему другу Жану Пруво, а затем тайно, с помощью британцев, пересек Пиренеи и Испанию. За время своего двухмесячного пребывания в Алжире он виделся с Сент-Эксом почти ежедневно. Он видел, как тот все более и более углубляется в религиозные проблемы, что явственно проявлялось на страницах «Цитадели», которую ему давали почитать, и особенно – в понятии милосердия.

Пытаясь найти способ уменьшить бедствие, свалившееся на его друга, пребывающего в вынужденном бездействии, когда многое происходит вокруг, Даллоз решил воспользоваться знакомством с профессором Эскарра – китайским ученым с юридического факультета в Париже, которому посчастливилось быть в хороших отношениях с полковником Бийотом, возглавлявшим секретариат Де Голля. Де Голль недавно послал генерала Пешкова (незаконного сына Максима Горького) в Китай в качестве своего посланника при Чан Кайши, и идея, которую они придумали, состояла в том, чтобы отправить Сент-Экзюпери к нему в Чункин как помощника атташе по вопросам авиации. Далековато, но Сент-Экс, наконец, согласился на все из явного отчаяния: кроме того, как и его сестра Симона, он давно был очарован Востоком. Даллоз вслед за этим составил проект записки, в которой оговаривалось, что если Сент-Экзюпери нельзя послать в Лондон как атташе по вопросам авиации (предложение явно было уже встречено отказом), то почему бы его не отослать в распоряжение Пешкова в Китай? Наконец, если ни одна из этих двух альтернатив неприемлема, в записке предлагалось, чтобы Сент-Экзюпери позволили возобновить действительную службу в его эскадрилье. Эскарра передал записку лично в руки своему другу Бийоту, который согласился показать ее Де Голлю. Назад она вернулась с замечанием на полях, сделанным собственноручно Горькой Полынью: «Держать этого офицера в резерве». К этому генерал, по слухам (хотя, возможно, это произошло и в другой раз), устно добавил: «Он только и хорош в карточных фокусах». Сообщая об этом испепеляющем суждении приблизительно двадцатью годами позже, Жюль Руа не смог удержаться от комментария: свой взгляд высказал генерал, который не нашел возможности за тридцать пять месяцев своего пребывания в Лондоне посетить две французские группы бомбардировщиков, ночь за ночью совершавшие налеты вместе с Королевскими военно-воздушными силами на территорию Германии.