Наследница огненных льдов (СИ) - Ванина Антонина

Бесконечная ночь светилась синей дорожкой сияния, что тянулась строго на север, будто манила идти дальше и дальше точно под ней к недостижимой цели. Холод, он пронизывал всё насквозь, забирался под одежду, под кожу, глубоко в нутро, обжигая лёгкие, отнимая последние силы.

Я потеряла счёт времени. Часы дяди Руди давно перестали идти, а у меня не получалось снова их завести. Привалы мы устраивали, как только один из нас чувствовал, что нуждается в отдыхе. И всё чаще первым в отдыхе нуждался Мортен.

Он быстрее меня терял силы, растрачивая их на ходьбу и нарту, которую приходилось тащить за собой. Я видела, как ему тяжело, как огонь жизни постепенно угасает в его глазах. Мортен всё реже заговаривал со мной и полностью погрузился в свои думы. Мне стало страшно, и этот страх не покидал меня ни минуты, что мы плелись вперёд, особенно, когда началась метель и всё вокруг заволокло белым маревом.

Ветер дул в спину, но от этого не становилось легче. С каждым шагом дышать было всё трудней. Уже не осталось сил держаться на ногах, но я решила, что буду идти, пока сознание не покинет меня. Не хочу сдаваться. Пусть меня подведёт тело, но не воля. После всего, что было, я не вправе в последнюю секунду изменить своей мечте.

Я плелась и думала о том, что скоро упаду замертво, едва живой Зоркий обнюхает моё бездыханное тело, ткнётся носом на прощание, попробует растормошить лапами, но быстро сдастся и приляжет рядом. Мне очень хотелось верить, что он наконец простит меня и хоть немножко погрустит о моей кончине. Но всё вышло иначе.

Внезапно Мортен остановился. Порыв ветра заставил его наклониться вперёд, но он быстро выпрямился, внезапно подался назад и упал на спину возле нарты. Он не пытался встать, даже глаза не открывал. А снег засыпал его побелевшее лицо, налипая на бороду и брови.

 Я подошла к нему и опустилась на колени.

– Прости, принцесса, – еле слышно прохрипел он, – кажется, я больше не смогу составить тебе компанию.

– Неправда, ты всё сможешь. Просто тебе надо немного отдохнуть.

– Вечный покой, вот что мне нужно.

– Не говори так, пожалуйста.

Теперь настала моя очередь позаботиться о нём. Я нашла в себе силы вынуть из нарты шкуру, расстелить её и заставить Мортена переползти на меховую подстилку. Попытка отряхнуть Зоркого от снега не удалась, но я всё равно уложила его рядом с Мортеном и только потом накрыла всех нас ещё одной шкурой, распахнутой курткой дяди Руди и брезентом.

В этом хлипком укрытии я сняла варежки, стянула с Мортена капюшон и провела рукой по заледеневшей щеке, чтобы растопить лёд и согреть его.

– Ты же всё прекрасно понимаешь, – слабеющим голосом произнёс он, – конец, он обязательно наступит.

– Но ты не можешь уйти первым. Ты не посмеешь бросить меня.

– Прости, принцесса, но позволь мне напоследок побыть эгоистом. Я не хочу видеть, как ты умираешь на моих руках.

Я водила ладонями по его лицу, старалась согреть кожу дыханием. Пальцы невольно сползали к шее, чтобы нащупать пульсирующую жилку, что извещала – Мортен ещё жив.

Сквозь полусон я услышала пространное, будто обращённое не ко мне:

– Хочу, чтобы ты оказалась права. Если у меня и вправду родился сын, значит, на этом свете останется продолжение меня. Значит, всё было не зря.

Не зря, я это точно знаю. А вот после меня не останется ничего. Совсем. Ни имени, ни прошлого, ни значимых поступков. Некому будет вспомнить обо мне. В моей жизни всё было напрасно.

С этой мыслью я бродила в лабиринте сознания, что увязло во сне, больше похожим на бред больного человека, пока не проснулась и не поняла, что метель закончилась.

Мортен… его пульс еле пробивался, но всё же у меня получилось его нащупать. Я выбралась из укрытия и откинула снег с брезента, после чего огляделась. Кругом белое покрывало снега на ровном льду и так до самого горизонта, даже глазу не за что зацепиться. Разве что за ту красную звезду между сияющим небом и синеющей твердью. Интересно, раньше я этой звезды на горизонте не замечала, а ведь она довольно яркая и крупная на вид. А вот Ледяная звезда горит почти над самой головой. Видимо, только близ оси мира можно увидеть звёзды, которые раньше горели ниже линии горизонта. Или нет? Эх, надо было раньше интересоваться астрономией.

Пока я разглядывала небо, Зоркий зашевелился и выполз из-под тента. Я вернулась к Мортену, чтобы лечь рядом, укрыться и снова постараться отдать ему хотя бы частичку своего тепла пальцами и дыханием.

– Ты упорная, – внезапно заговорил он.

От счастья я чуть не расплакалась. Мортен по-прежнему со мной, он не бросил меня.

Не знаю, сколько прошло времени, но мне не хотелось тратить его на слова, я хотела просто быть с Мортеном, обнимать его, чувствовать его редкое дыхание на своей щеке и верить, что этот миг единения будет длиться вечно для нас двоих.

Но внезапно снаружи послышалась возня. Мне пришлось отогнуть край брезента и выглянуть наружу. Это Зоркий старательно откапывал что-то из-под снега, а потом склонил морду, дёрнул головой, повернулся, и я увидела, как он что-то держит в зубах. Задумчиво посмотрев на меня, Зоркий, прихрамывая, поплёлся к нарте, вернее, к Мортену, чтобы бросить рядом с ним комок перьев.

– Это ещё что такое? – не поняла я и протянула руку, чтобы ощупать и осмотреть странную находку.

Разум отказывался принимать это, но глаза отчётливо видели серую птицу размером чуть больше воробья, с вывернутой шеей и прокушенной до крови грудкой.

– Ты где это взял? – спросила я Зоркого, а пёсик поплёлся туда, откуда пришёл и снова начал скрести лапой по снежному наносу.

Я ощупала трупик – он был мягким и податливым. Но этого не могло быть.

– Мортен, посмотри, Мортен, – просила его я. – Здесь есть птицы.

Он нехотя открыл глаза, и произнёс.

– По весне многие птицы улетают на север. Кому-то из них удаётся забраться слишком далеко, но холод всё равно убивает их, а потом они падают на льды и их подъедают дикие звери. Эта пичуга залетела слишком далеко. Здесь даже песцы не решаются жить. Кто знает, сколько лет она уже пролежала здесь.

– Да нет же, это Зоркий только что убил её. Он принёс тебе дичь. Пощупай.

Я вложила трупик в ладонь Мортена, чтобы он понял – тут творится что-то странное.

А в следующий миг Зоркий гавкнул, а я увидела, как из-под его лап вспархивает такая же серенькая птичка и улетает прочь, чтобы спикировать вниз и попытаться зарыться в снег. Не тут-то было, Зоркий выследил её, откопал и сцапал, чтобы принести к нарте второй трупик.

– Мортен, здесь живые птицы, – разволновалась я. – Они как куропатки прячутся под снегом.

Мне пришлось помочь ему приподняться и опереться спиной о нарту, чтобы лучше разглядеть добычу Зоркого. Теперь Мортен поверил моим словам, но радости в его голосе не чувствовалось.

– Ось мира всегда хранила множество тайн. Вот мы и прикоснулись ещё к одной.

– Но это ведь значит, что здесь есть жизнь. Эти птицы чем-то питаются.

– Или питались где-то, а сюда прилетели, чтобы зарыться в снег и впасть в спячку.

– Но ведь так не бывает.

– Откуда нам знать? Ты ведь хочешь верить, что здесь есть жизнь, еда и наше спасение. Оглядись, принцесса, где ты видишь всё это?

Он устало прикрыл глаза, а я принялась высматривать поблизости новые странности. Лёд, снег, серая равнина, и Зоркий лежит неподалёку жуёт, а у его лап валяются перья – значит, добыл нам по птичке и теперь сам ест третью. Какой заботливый. Только какой нам с Мортеном толк от кусочка сырого мяса с мизинец, что на глазах коченеет и превращается в пернатую ледышку?

Нет, не просто так здесь спрятались эти птички. Где-то неподалёку должно быть нечто такое, что таит в себе тайну этих пичуг. Неужели вход в цветущий мир пехличей где-то рядом? Ну конечно, только он и может объяснить все эти странности с подснежными птичками. Если они выпорхнули из иного мира, почему бы им и вправду не впасть в спячку до тех пор, пока врата миров опять не откроются?