Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Эта морошка совсем заморошит ему голову, – усмехнулся Тимофей и подмигнул малышам. Они тотчас отозвались на улыбку и устроились у него на коленях. Тимофей что-то забормотал им по-хантыйски... Вероятно, это была какая-то сказка. Вера Сергеевна вслушалась и закивала.
- Вы знаете хантыйский?
- Я цыган, – сказал Тимофей. – Но я жил среди ханты.
- Вы им понравились, моим внукам. Это такие дички... всех сторонятся. А вы понравились.
- Они мне тоже понравились. – Тимофей что-то шепнул ребятишкам, и те рассмеялись.
- Нам тоже, – ничуть не ревнуя, заявили Файка с Зойкой.
- И мне, – чуть заискивая, сказал Димка и стал шарить в карманах, что бы ещё отдать, тем самым хоть немного замяв допущенную бестактность.
А Тимофей пел что-то тихое. Файка-Зойка, обнявшись и раскачиваясь из стороны в сторону, подпевали ему.
- Си-бемоль мозоль, – сказал неожиданно мальчик, до слёз насмешив Веру Сергеевну.
- Ты где это слышал? – спросила она.
- Из телевизора.
- Ну так запомни, Андрюша: не мозоль, а мажор.
- Мозоль, – упрямо возразил мальчик. – Так тётя сказала.
- Пусть будет мозоль. Не всё ли равно? – Тимофей поднялся и поблагодарил хозяйку за угощение. – Эй вы, мозоли! Погуляем? – спросил он ребятишек.
- Пойдём к папке, – предложила девочка. – Он у меня вышечник. Он выше всех потому что...
- Не вышечник, а вышкарь, – поправил Андрей. – Я тоже вышкарём буду. Как папка.
«Корреспондент»
Бинокль, фотоаппарат, «Грюндиг» – со всем этим оборудованием Димка выступал во главе процессии. Если уж идти на буровую, считал он, то непременно во всеоружии. И вот бинокль и фотоаппарат с разных сторон бьют его по рёбрам. Магнитофон оттягивает руку.
- Корреспондент? – хмуро спросил его смуглый, с раскосыми глазами мужчина, на котором с криками «Папка! Папка!» повисли маленькие.
- Что-то в этом роде, – пробубнил Димка.
- Ну что ж, фотографируй.
- Становитесь в кучку.
«Вот кого бы нарисовать, – глядя на могучую, вздыбленную буровую, думал художник. – Такие ребята!»
- Станем, что ли, орлы? – спросил бригадир. Лицо его было сурово, с хмурцой, а раскосые глаза тепло искрились. – Командуй, корреспондент!
Димка расставил бригаду, как ему хотелось, сюда же пристроились Файка-Зойка.
«Ведь он мог быть моим сыном! – любуясь ребятишками и их красивым статным отцом, вздыхал художник. – А они – моими внуками!»
- А ты, чавело! – приглашали Тимофея монтажники.
- Рожа в объектив не войдёт.
- Давай, давай! Корреспондент дело туго знает.
Петровичу всё больше нравился медлительный рослый бригадир: глаза чёрные, отцовские, с косым хантыйским разрезом. Рисунок губ, носа, тёмно-русые вьющиеся волосы, чистый высокий лоб, глубокий голос – всё это от Веры Сергеевны. «Мой он был бы... мой!»
- А вы, отец, что же? – улыбнулся художнику бригадир.
«Отец!» – слово было простое, нежаркое, а душа от него плавилась. Художник рванулся к бригадиру, чтобы обнять его, как сына, сердцем услыхать другое сердце, но невероятным усилием сдержал свой порыв.
- Эй, корреспондент, ты скоро? – торопили монтажники. – Перекур кончается.
- Тут что-то заело... перевести не могу, – краснея, пыхтел Димка. В фотоделе он был абсолютный профан. «Подумаешь, техника, – рассуждал, когда брал фотоаппарат с собой, – в пути освою».
- Дай-ка сюда твою технику! – бригадир ссадил своих ребятишек, взял у Димки фотоаппарат. Настроив его, щёлкнул пару раз и передал «корреспонденту». – В своё время в фотокружке занимался, – пояснил он смущённому Димке.
«Вот и скажи, что он работяга!» – художник проникался к бригадиру огромным и нежным, похожим на отцовское, чувством. А может, просто любил его, как всех настоящих и честных людей. За них и с ними четыре года тянул нелёгкую солдатскую лямку. За этого парня тянул, за его прелестных детишек.
Став рядом с товарищами, Андрей подмигнул «корреспонденту»: мол, всё понятно, но я тебя не выдам.
После того как снят был очередной, и последний, кадр, он скомандовал:
- По коням!
Бригада тотчас растеклась. Все надели жёлтые каски.
«Каски-то почти солдатские», – отметил опять Вениамин Петрович, почему-то решив, что в те далёкие военные годы он был, верно, точь-в-точь похож на Андрея. Он, конечно же, ошибался: похожих людей на земле нет, если даже они близнецы, как, например, Файка с Зойкой. Всегда они различны то характером, то судьбой, то какими-то на первый взгляд не очень броскими приметами.
