Команда Бешеного - Виктор Доценко

Он подошел к операционному столу, а дальнейшее помнил, как в тумане. У него совершенно выпало из головы, что молодая женщина, лежащая на столе, беременна, и он стал делать операцию по совершенно другому методу. Когда же осознал свою ошибку, вместо того чтобы попытаться ее исправить, он как ни в чем не бывало уверенно продолжил то, что начал. К счастью или к несчастью, его ассистента вызвали из операционной, и он остался с молоденькой сестрой, которая не могла разобраться в тонкостях операции. Когда же оперируемая, не выдержав эксперимента над собой, умерла, Алексей Дмитриевич осознал, что в лучшем случае он — безработный, в худшем — одной ногой уже в тюрьме. Он понимал, что при вскрытии все сразу обнаружится и его призовут к ответу. У него еще оставался шанс — честно написать о случившемся в заключении о смерти и хоть как-то оправдать себя как врача, но… Алексей Дмитриевич попросту испугался!

Он быстро вышел из операционной и вернулся в курилку. Его трясущиеся руки и бледный вид заметил именинник, которого звали Никита, и снова плеснул ему водки. Выпив, Алексей Дмитриевич вдруг разоткровенничался с парнем, и неожиданно тот показался ему милым, обаятельным человеком. Быстро вникнув в суть дела, Никита успокаивающе похлопал нового друга по плечу и заверил, что док может не беспокоиться по пустякам: друга он в беде не бросит. Затем он оставил врачу початую бутылку водки, стакан и нехитрую закуску, пошел в операционную, которая случайно оказалась пустой, забрал оттуда труп и, воспользовавшись суматохой, отвез его в морг. Как бы там ни было, все сошло с рук, и найденный в морге неопознанный труп со следами операции и без всяких документов, о котором ничего не мог сказать совершенно пьяный дежурный санитар, списали на неразбериху…

В следующее дежурство Алексей Дмитриевич вновь столкнулся со своим новым приятелем, который твердо заверил его, что все прошло как нельзя лучше и никто концов не найдет! Сначала врач сильно мучался и даже порывался пойти с повинной, но… Шло время, и этот кошмар стал постепенно забываться, стираться из памяти. Алексей Дмитриевич с головой ушел в работу. Однако то происшествие напомнило о себе совершенно неожиданно: через несколько месяцев к нему подошел Никита и после дежурных фраз о здоровье и работе прямо попросил о помощи — ему нужно было несколько ампул морфия. Но в голосе Никиты не было просительных нот: он приказывал, и вдруг Алексей Дмитриевич понял, что он сам себя загнал в капкан и сейчас должен раз и навсегда решить для себя дилемму: отказать и обречь себя на разоблачение (тогда прощай диссертация, работа, а возможно, и свобода) или поддаться и совершить еще одно преступление… Он колебался не долго. Никита пообещал ему, что не будет больше обращаться с подобными просьбами, просто сейчас у него сложилась такая ситуация…

Все это в считанные секунды промелькнуло в памяти врача, и он вдруг решительно сказал:

— Гражданин капитан, я хочу все откровенно изложить на бумаге, а там… — Он махнул рукой, — будь, что будет!

— Что ж, я думаю, вы правильно решил, — проговорил Иннокентий. Он вытащил из своего «дипломата» бланк допроса свидетеля и протянул Косуновскому. — Здесь все и опишите, не торопясь, подробно… Вы меня извините, но мне нужно позвонить.

— Телефон у заведующего, а второй — у дежурной медсестры, но он спарен с другим аппаратом.

— Да, я знаю, — кивнул капитан. — Надеюсь, вы никуда не уйдете?

— Ну что вы, гражданин капитан, — нахмурился с обидой врач.

— Пока еще, товарищ, — подмигнул Иннокентий. — А знаете, вы лучше, чем я о вас подумал… — добавил он и направился к выходу, потом остановился и неожиданно спросил:

— Зачем вы подмешали девушке снотворного? Она же и так отдалась бы вам.

— Если честно, то я даже себе не могу ответить на этот вопрос… — После долгой паузы проговорил Косуновский, потом встал и, глядя прямо в глаза капитану, сказал: — Но это было впервые и никогда более…

— Я вам верю, — серьезно ответил Иннокентий и тут же вышел.

Он отсутствовал минут десять-пятнадцать: не сразу дозвонился до кабинета Богомолова, а когда наконец его соединили, он обстоятельно рассказал о том, что ему удалось выяснить.

— Вот что, капитан, я сейчас еду к вам! — услышал он незнакомый голос.

— Извините? — вопросительно произнес Иннокентий. — Кеша, это генерал Говоров, ты поступаешь в его распоряжение.

— Бывший генерал, Константин Иванович, бывший, — усмехнулся Порфирий Сергеевич. — А кто сейчас с этим врачом находится? — неожиданно спросил он.

— Так я же один здесь… Сначала постовой ваш помогал, а потом и его пришлось отпустить. — Кеша говорил виноватым тоном, понимая, что допустил оплошность. — Ладно, давай к этому врачу, а я сейчас буду. Волнение Говорова передалось и Иннокентию: он бросился в кабинет, где оставил Косуновского, и быстро распахнул дверь. Тот сидел за столом, опустив голову на руки. В первый момент капитану показалось, что доктор заснул, и он обозлился: тут такое творится, а этот, видите ли, устал…

— Алексей Дмитриевич! — громко позвал он, но тот не отозвался, и Иннокентий уже хотел встряхнуть его за плечо, как вдруг заметил кровь, медленно растекавшуюся по зеркально отполированному столу. Осторожно приподняв его голову, капитан увидел страшную рану на переносице. Скорее всего, врач умер мгновенно, не успев даже ощутить боли.

— По крайней мере, свое последнее обещание ты действительно выполнил. — Капитан с сожалением покачал головой: ну и получит он нагоняй от генерала! Но Говоров! Он словно предчувствовал, что с этим врачом должно что-то произойти. И почему он решил, что Говоров предупреждает его о возможном бегстве Косуновского? Нужно что-то делать… Капитан выбежал из кабинета и устремился к выходу из отделения. Коридор был пуст. Но не успел он подойти к двери, как она распахнулась и перед ним выросла фигура Говорова. Взглянув на Иннокентия, он сразу понял: что-то случилось. — Что? — коротко выдохнул он. — Косуновский убит, — виновато ответил капитан. — Когда это произошло?

— Видно, в тот момент, когда я докладывал по телефону…

— С кем-нибудь разговаривал?

— Не успел… Хотел допросить вахтера, да вот вас встретил.

— Попробуй… — без всякого энтузиазма кивнул Порфирий Сергеевич.

— Но, думаю, это пустой номер. Ладно, иди, я буду в кабинете заведующего. Черт бы его побрал! — в сердцах выругался он.

— Кого, заведующего? — удивленно спросил капитан.

— При чем здесь заведующий? Это я так, про себя. Ладно, посмотрим, что скажут эксперты… — Он сделал пару шагов и остановился как вкопанный. — Координаты сотрудника… ну, этого постового… Миколы, вроде, взял? — неожиданно спросил он. — Да. Он домой поехал.

— Ты спроси вахтера, в какую сторону он направился. Такси взял или на остановку пошел?

— Перед вахтером снуют сотни людей. Вряд ли он запомнил…

— А здесь ты не прав: человек в форме сотрудника милиции наверняка привлек его внимание. Во всяком случае, попытка — не пытка.

— Хорошо, попробую, — согласился капитан, правда, без всякого энтузиазма.

Вскоре он уже разговаривал с вахтером и во второй раз с восхищением вспоминал Говорова. Пожилой мужичонка-инвалид (у него по локоть не хватало руки) заверил, что отлично помнит молодого сержанта милиции, который уходил утром, когда он только заступил на смену. В какую сторону пошел? Помнит, и помнит отлично: ни в какую сторону. Почему — остался в больнице? Господи! До чего же непонятливая молодежь пошла! Не пошел ни в какую сторону, потому что поехал на машине. А вот какая машина, этого он сказать никак не может. Этих машин столько развелось, что голова кругом идет! Какого цвета? Вот про цвет он точно может сказать. Чточто, а цвет он запомнил. Эта машина была темного цвета. Точнее? Откуда он может знать точнее? Темного и все! До нее метров двести было: попробуй разгляди точнее! Они вышли, он пошел к машине, а он — в ту сторону. Лотом он вернулся, они сели в машину и сразу уехали… Кто они? Кто пошел в сторону? Кто пошел к машине? Вот чудак-человек! Русским же языком говорят! Этот сержант милиции вышел вместе с таким крепышом, говорили о чем-то, потом, значит, милиционер подошел к машине, а этот здоровяк вот туда пошел… Вскорости он вернулся, и они уехали. Почему сразу не сказал об этом здоровячке? Так никто же не спрашивал о нем…

Выругавшись про себя, Иннокентий понял, что больше ничего не сможет узнать от говорливого вахтера. Интересно, что это за странный здоровячок, с которым вахтер видел Миколу? Знакомый или… Скорее всего, знакомый, иначе как можно объяснить, что Микола сразу же направился к машине, а здоровячок куда-то отлучался? Если «по-маленькому», то почему он не сходил в больнице? Может быть, он зря так быстро ушел от вахтера? Огорченно сплюнув, Иннокентий вышел из больницы и направился в ту сторону, куда ходил здоровячок. Едва свернув за угол, он заметил телефонную будку и сразу же понял, что тот ходил звонить. На всякий случай он поднял с рычага трубку: работает или нет? В трубке послышался гудок. Странно, что это ему так приспичило звонить?