Команда Бешеного - Виктор Доценко

Взгляд врача, недоуменный и напуганный, был устремлен на портфель. Алексей Дмитриевич никак не мог понять, почему портфель, оставленный им в кабинете, оказался в коридоре. Он испугался — ведь в портфеле лежала окровавленная простыня!

— И вы не знаете, чей портфель? — спокойно спросил капитан.

— Нет, — Микола пожал плечами. — А мы сейчас откроем его: может, там какие документы есть?

— Не надо! — тут же воскликнул Алексей Дмитриевич. — Это мой портфель!

— Ваш? — нахмурился парень. — А откуда мы знаем? Вы можете сказать, что в нем? — спросил Микола и спокойно стал открывать портфель. Он делал это настолько медленно, что Иннокентий одобрительно улыбнулся: артист, настоящий артист!

Алексей Дмитриевич молчал. На лбу у него выступили капельки пота.

— Ого! — воскликнул Микола, вытаскивая из портфеля окровавленную простыню. — Что это? — Да, хотелось бы узнать, откуда в вашем портфеле оказалась простыня, залитая кровью? — спросил капитан, не отрывая взгляда от врача.

— Но… я… знаете… — лепетал Алексей Дмитриевич. — Я не знаю, как там оказалась эта простыня!

— Вот как? — нахмурился капитан, потом повернулся к Миколе. — Товарищ сержант, можете быть свободны, начальству я сообщу о вашей помощи, спасибо! Если понадобитесь, вас вызовут. Поставьте портфель сюда! — кивнул он на стол перед собой.

— Слушаюсь! — отчеканил парень, положил портфель и быстро вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

— Вот что, гражданин Косуновский… — Капитан намеренно назвал Алексея Дмитриевича «гражданином» и намеренно сделал паузу, чтобы до него это дошло: — Хватит ваньку валять!

— Но я действительно не знаю, откуда там простыня! — нервно вскрикнул врач.

— А вот это совсем неумно, — спокойно заметил Иннокентий. — Вы же врач и должны понять, что я сейчас отправлю эту простыню на экспертизу, а Анну Васильевну — к докторам. У нее, кроме всего прочего, возьмут на анализ и кровь. А я подкину экспертам еще и посуду из ординаторской и кабинета заведующего. Как бы вы ее не споласкивали, но следы обнаружат… — Капитан говорил таким тоном, что можно было подумать, будто ему все известно и говорит он это исключительно из сострадания к Алексею Дмитриевичу. — Как мужчина я вас понимаю, но ваше поведение сейчас никак не могу понять!

— Господи! — неожиданно воскликнул тот чуть ли не со слезами на глазах. — Да она сама этого хотела! Как только мы в одной смене, так и обхаживает, так и обхаживает. А сегодня ночью, когда выпили коньяку…

— Он махнул рукой. — Черт меня дернул! Даже не сказала, что еще девушка.

— И что вам сразу бы не рассказать? — покачал головой капитан. — И доверия было бы гораздо больше, а сейчас?

— А что сейчас? — насторожился тот. — Даже и не знаю… — Капитан снова сделал паузу, словно решая, продолжать беседу с тем, кто его однажды обманул. — Ладно, дам вам шанс, — решительно сказал он и быстро спросил: — А что скажете про Говоркова?

— Про Говоркова? — Врач растерялся. Он явно не был готов к такому повороту и этим выдал себя.

— Не тяните, Косуновский! Над вами сто семнадцатая, а вы еще раздумываете! — Капитан говорил резко, грубо, не давая ему прийти в себя.

— Но они же мне… — Он как-то беспомощно посмотрел на капитана, потом обречено вздохнул и начал говорить: — Года два назад я достал одному парню несколько ампул морфия и… — Он поморщился. — Короче, мне напомнили об этом и предложили забыть обо всем, если я окажу им небольшую услугу… — Когда был звонок? — Два дня назад. — Что вы должны были сделать? — Сделать инъекцию снотворного Говоркову, потом отослать сестер из отделения, подойти к грузовому лифту, стукнуть три раза в дверь и уйти из отделения. — Куда же вы ушли?

— В терапевтическое отделение, на другой этаж. — Значит… Вы сделали укол, потом зашли с Анечкой в ординаторскую, напоили ее «кофейком», отослали Полину Александровну, сказав ей, что вы идете к терапевтам, а за нее подежурит Анечка, так?

— Все так! — Он обреченно опустил голову. — Что мне будет?

— За девушку или за Говоркова? — хмыкнул Иннокентий. — Вообще…

— С девушкой сами разбирайтесь. Не знаю почему, но вы ей нравитесь. — Он брезгливо поморщился. — А вот за Говоркова придется отвечать. Как же вы могли пойти на такое преступление, черт бы вас побрал?! Вы же врач!

— Первый раз — по глупости, а сейчас… сейчас я просто испугался, они грозили прикончить меня.

— Прикончить? — Капитан ехидно усмехнулся. — Господи, какой же вы наивный! Кому вы нужны?

Именно здесь Иннокентий и допустил ошибку, не прислушавшись к словам Косуновского. Если бы он воспринял их всерьез, то, возможно, подумал бы и о молодом сотруднике милиции по имени Микола.

Этот добродушный сержант, год назад пришедший из армии в органы внутренних дел, нисколько не сомневался, что врач является убийцей исчезнувшего пациента. Когда он выходил из отделения, к нему подошел коренастый парень лет тридцати и с улыбкой спросил:

— Ну что, командир, как там идет расследование? — У него было настолько открытое лицо и ясная улыбка, что Микола, не задумываясь, доверительно ответил ему:

— Как по маслу. Только что я помог задержать врача одного… — Он довольно улыбнулся. — Он-то и убил парня, а потом куда-то спрятал. — Он вдруг внимательно присмотрелся к подошедшему и радостно воскликнул:

— А я ж вспомнил тебя! Никита?!

— Да, но я что-то… — С лица парня моментально слетела улыбка.

— Так ты же здесь на «скорой» работал. Помнишь, как я просил однажды тебя беременную одну в роддом отвезти?

— А… да-да, помню! Ты куда сейчас, домой? — Ну, я ж ночную отбарабанил. — Если хочешь, подвезу, только пару минут подожди, идет?

— Вот спасибо, — обрадовался Микола. — А то уже с ног валюсь. — Пошли!

Когда они выходили из больницы, Никита кивнул ему в сторону синей «ауди». — Там постой, а мне звякнуть нужно… — Хорошо.

Никита подскочил к телефону-автомату, набрал номер.

— Хитрован, привет! Что делать? Сыпемся! — взволнованно выпалил он. — Не пыли! Говори толком. — Врача, кажется, раскололи. — Кажется или раскололи? — Мент сказал, да еще и меня узнал. Что делать? — Где этот мент?

— У моей машины: я предложил добросить его. Он живет по дороге на виллу.

— Так… — задумчиво процедил Хитрован. — Сразу за кольцевой тебя встретят мои ребятишки. Врача еще не забрали из больницы?

— Нет, он в ординаторской. Судя по всему, с одним только «следаком». Тот даже постового привлек в помощь.

— Хорошо. Врач — моя забота, — буркнул Хитрован. — Вези мента…

Чертыхаясь про себя вовсю, Никита подошел к машине.

— Нам как раз по пути: хозяин, оказывается, на даче ночевал. — В его голосе были какие-то извиняющиеся нотки, и Микола настороженно посмотрел на него.

— Если я не вписываюсь в твои планы, то скажи: доберусь как-нибудь, — с улыбкой предложил он.

— Нет-нет, все нормально! — воскликнул Никита, срывая с места «ауди».

Они ехали молча, и Микола, проведший всю ночь на ногах, задремал. Он не заметил, как Никита свернул с шоссе на проселочную дорогу, как машина вскоре остановилась. Он даже не успел толком прийти в себя, как его ловко выдернули из машины, а еще через мгновение в сердце вонзилась холодная сталь… Они не стали прятать тело, а просто бросили его у дороги, потом расселись по машинам и вскоре уже мчались по шоссе…

Иннокентий сидел напротив Алексея Дмитриевича, от импозантности которого не осталось и следа: он выглядел жалким и помятым. Молодому капитану трудно было понять, как мог так опуститься человек самой благородной профессии. Он еще мог оправдать — нет не оправдать, понять

— малограмотного человека, который решился на что-то противозаконное, чтобы накормить себя, семью. А этому чего не хватало? Боже, что же происходит со страной?

Как ни странно, но подобные мысли бродили и в голове Алексея Дмитриевича. Как он мог опуститься до такого? Что его заставило тогда пойти на столь необдуманный поступок, как продажа наркотика? Он изо всех сил пытался оправдаться в собственных глазах, стараясь забыть ту ошибку… Сейчас, когда ему пришлось пойти на еще большее преступление, он проклинал себя за то, что проявил слабость.

Алексей Дмитриевич так часто вспоминал ту ночь, что мог бы поминутно описать ее. То ночное дежурство было одним из самых трудных за все время работы в больнице. На станции метро произошла авария, приведшая к гибели нескольких десятков человек: рухнул один из эскалаторов. Получив первый сигнал о трагическом происшествии, больница стала срочно готовиться к приему раненых, освобождая палаты, вызывая сотрудников на работу. Поступлений было очень много, и все работали с перегрузкой.

Алексей Дмитриевич, когда к нему на стол положили молодую женщину, уже валился с ног от усталости, сделав к четырем часам утра с десяток сложных операций. У нее было обильное кровотечение в области живота. Алексей Дмитриевич сразу определил, что женщина беременна, при ранении могло задеть и плод. Видно было, что она потеряла очень много крови, и медлить было нельзя. Не раздумывая, Алексей Дмитриевич распорядился готовить ее к операции, а сам вышел подышать свежим воздухом. Через несколько минут операционная сестра доложила, что все готово. А рядом с ним курил санитар, который уже давно набивался к нему в приятели. У него был день рождения, и он слезно умолял доктора «пригубить» за его здоровье. Чтобы отвязаться от назойливого именинника, Алексей Дмитриевич махнул рукой и выпил с ним. То ли от усталости, то ли от крепости напитка Алексея Дмитриевича мгновенно развезло, и когда он вошел в операционную, то с трудом держался на ногах. Никто из медиков, присутствующих на операции, ничего не заметил, а если и заметил, то списал это на усталость.