Ангел севера - Лайза Клейпас

Выпрямившись, Стоукхерст поставил книги на полку и протянул ей руку. Без малейшего усилия он поднял ее, в его сильной большой руке ее маленькая утонула выше запястья.

Хотя держал он ее очень бережно, но в его хватке была какая-то пугающая мощь. Он бы мог легко сломать ее кости, будто спички. Тася быстро попятилась от него, поправляя юбки и одергивая лиф.

– Какую книгу вы хотите взять? – осведомился Стоукхерст. Глаза его сверкали весельем.

Тася потянула какую-то книгу с полки, даже не потрудившись взглянуть на ее название. Прижав ее крепко к груди, словно щит от его насмешки, она пролепетала:

– Это подойдет.

– Прекрасно. Спокойной ночи, мисс Биллингз.

Хотя ее отпустили, Тася не двинулась с места.

– Сэр, – нерешительно сказала она, – если у вас есть немного времени…, мне бы хотелось кое о чем поговорить с вами.

– Еще одна забытая служанка? – произнес он с издевкой.

– Нет, милорд. Это насчет Эммы. Она узнала о положении Нэн. Естественно, сэр, она стала задавать вопросы. Мне пришло в голову… Это напомнило мне… Я спросила Эмму, говорил ли кто-нибудь с ней об этом… Видите ли, она уже достаточно взрослая, чтобы начать… Она в том возрасте, когда девочки… Вы меня понимаете?

Не сводя с нее глаз, Стоукхерст покачал головой.

Тася откашлялась.

– Я имею в виду то время каждого месяца, когда у женщин… – Она снова замолчала. От смущения она готова была провалиться. До сих пор она никогда не говорила с мужчиной на такую интимную тему.

– Понимаю. – Голос его звучал странно. Когда Тася рискнула посмотреть на него, она увидела на его лице забавную смесь удивления и огорчения. – Я об этом не думал, – пробормотал Люк. – Она ведь еще маленькая.

– Ей двенадцать. – Тася переплела пальцы. – Сэр, я не хотела… Моя мать не стала мне объяснять… И однажды…

Я…, я очень испугалась. Мне бы не хотелось, чтобы Эмма оказалась такой же неподготовленной.

Стоукхерст подошел к бронзовому столику, взял бокал с недопитым бренди и одним глотком опорожнил его.

– Мне тоже.

– Тогда вы разрешаете мне поговорить с ней?

Люк покачал головой, крепко сжимая в руке бокал:

– Не знаю.

Он не хотел замечать признаки того, что Эмма взрослеет. Пока он отгонял от себя мысль о том, что у его дочери могут в любой момент начаться месячные, что ее тело развивается и скоро его маленькая Эмма станет женщиной со всеми женскими эмоциями и желаниями… Это случилось слишком быстро. Он встревожился: до сих пор он не позволял себе думать об этом. Конечно, кто-то должен был подготовить Эмму к переменам, сопровождающим ее взросление. Но кто? Сестра его была слишком далеко, а его мать скорее всего расскажет Эмме какую-нибудь чушь вместо правды. Герцогиня была женщиной весьма щепетильной и чувствительной. Она не одобряла французский стиль убранства Саутгейт-Холла, считая, что все эти завитушки и изгибы рококо, эти волнистые драпировки могут навести на неприличные мысли. Она не могла видеть ножки стульев, не прикрытые оборками. Конечно, она явно не была таким человеком, который смог бы объяснить его дочери, что ее ожидает.

– Насколько подробно вы собираетесь объяснить ей это? – без обиняков спросил он.

Гувернантка смутилась, но постаралась ответить обыденным тоном:

– Только то, что необходимо знать молодой девушке.

Милорд, если вы не хотите, чтобы об этом говорила с ней я, то, думаю, надо найти кого-то еще.

Люк пристально посмотрел на Тасю. Ее тревога за Эмму казалась вполне искренней. Иначе она не стала бы говорить на такую тему, которая, как он видел, ее очень смущала. К тому же Эмма полюбила ее. Почему бы не предоставить ей это дело?

– Можете поговорить с ней сами, – решившись, объявил он. – Но не начинайте с первородного греха. Эмме только не хватает заполучить в душу многотысячелетний груз изначальной библейской вины.

Тася поджала губы и колючим тоном пробормотала:

– Разумеется, милорд.

– Я полагаю, что ваши знания об этом достаточно корректны?

Она коротко кивнула и снова залилась краской. Люк внезапно улыбнулся. Она выглядела такой юной в своем смущении, вся пылающая и старательно пытающаяся скрыть, как ей неловко. Он просто наслаждался этим зрелищем.

– Почему вы так уверены в этом? – поинтересовался он, чтобы продлить ее муки.

Но она не поймалась на крючок.

– С вашего разрешения, я хотела бы уйти.

– Погодите. – Люк понимал, что ведет себя как надменный хозяин, но ему было все равно. Он хотел, чтобы она осталась. Прошедший день был тягостным, и он решил немного поговорить с гувернанткой, чтобы отвлечься от дневных забот. – Выпьете, мисс Биллингз? Может быть, вина?

– Нет, спасибо.

– Тогда останьтесь, пока выпью я.

Она покачала головой:

– Я должна отклонить ваше приглашение, сэр.

– Это не приглашение. – Люк жестом указал ей на кресло перед камином:

– Садитесь.

На мгновение она застыла, затем тихо сказала:

– Уже очень поздно. – После этих слов она подошла к одному из кресел и-, сев на краешек, положила книгу на ближайший столик и сплела руки на коленях.

Он неторопливо вновь наполнил свой бокал.

– Расскажите мне, что значит жить в России.

Она невольно напряглась.

– Право, я…

– Вы уже признались, что приехали оттуда. – Люк уселся, не выпуская бокала из руки, и вытянул к огню длинные ноги. – Вы наверняка сумеете рассказать мне что-нибудь, не раскрывая своих драгоценных секретов. Опишите мне жизнь в России.

Она нерешительно посмотрела на него, словно подозревая, что он хочет ее как-то подловить.

– В России вы почувствуете себя очень маленьким, потому что просторы ее бесконечны. Солнце там не такое яркое, как здесь, в Англии… Поэтому все кажется слегка выцветшим. Сейчас в Санкт-Петербурге начинаются белые ночи… Ночи становятся все короче и короче, и наконец солнце не садится круглые сутки. Но только небо не белое, а розовато-сиреневое. С полуночи до утра. Это необыкновенно красиво – черные силуэты зданий на фоне бледного неба.

Главы церквей округлы. Вот так. – Ее тонкие руки очертили в воздухе форму купола-луковицы. – В церквах нет статуй.

Не положено. Вместо них у нас иконы…, религиозные картины. Образы Христа, апостолов. Девы Марии, святых. Их лица узкие и длинные…, и печальные. У них очень одухотворенный вид. В английских церквах у святых вид очень гордый.

Люк не мог не признать ее правоту, вспомнив с усмешкой, что статуи и барельефы в его собственной часовне также выглядят несколько самодовольно.

– А еще в русских церквах нет скамей, – продолжала она. – У нас считают, что стоять более уважительно по отношению к Творцу. Даже если служба длится часами. Для русских очень важно проявить смирение. Простые люди скромны и трудолюбивы. Если зима длится дольше обычного, они затягивают пояса, собираются у очага, шутят, рассказывают сказки и истории, чтобы отвлечься от пустых желудков. Русская церковь учит, что Бог всегда с нами и все, плохое и хорошее, случается с нами по Его воле.