Рифмы жизни и смерти - Амос Оз

Некоторое время назад пронесся над всей Галилеей проливной дождь с громами и ветрами. А теперь все успокоилось. Воздух сверкает, словно отполированный, все пространство до горных склонов наполнено прозрачным светом. Рябь пробегает по поверхности двух речек. Порою подпрыгнет завиток пены над поверхностью воды, либо стайка рыб промелькнет и исчезнет — это похоже на молчаливое и нежное прикосновение к речной глади, под самой поверхностью воды. Листья опадают медленно и непрестанно, они шуршат, шуршат — до самого дна бреда, все длящегося под кислородной маской. По временам слышится еще и некое сипение, сдавленный горловой хрип, похожий на звук, издаваемый автомобильной покрышкой, которая катится по дороге, усыпанной крупным щебнем…

Звук этот, пронзающий сейчас сон официантки Рики, заставляет ее, объятую страхом, зарыдать сквозь дрему, она издает два раздельных всхлипа и раз за разом, напрягаясь, отталкивает сонной рукой какую-то злобную, тяготеющую над ней тень, распластавшуюся в темноте над ее постелью…

Хитер, терпелив и добр был Берл Кацнельсон, умевший без лишних слов и показухи творить благие дела. Даже если приходилось ему идти для этого не совсем прямым путем: скверно, смешно и ужасно любое наше дело…

На улице все еще жарко, влажно и непроглядно темно. Писатель закурит сейчас последнюю сигарету и, докурив, ляжет спать. Шорохи раннего утра — сейчас всего четыре — залетают к нему через окно: стрекот дождевальной установки на газоне; прерывистый вопль автомобиля, припаркованного на спуске улицы (бедняга не в силах вынести свое долгое ночное одиночество); низкие рыдания мужчины в соседней, через стенку, квартире; близкий крик ночной птицы, которая, возможно, видит сейчас то, что все еще скрыто от тебя и от меня. Скажи, не приходилось ли тебе слышать когда-нибудь имя Цфании Бейт-Халахми? «Рифмы жизни и смерти»? Нет? Печальный поэт, слагающий бойкие строки, поэт, чьи рифмы были некогда довольно известны в стране, но по прошествии многих лет оказались забытыми. Это тот поэт, что ошибся по поводу жениха и невесты. И вот сейчас, когда ночная птица уже перестала кричать, в вечерней газете, дожидавшейся меня у постели, я читаю, что вчера, под утро, в Раанане, в возрасте девяноста семи лет умер во сне от сердечного приступа этот поэт. И вправду, время от времени следует зажигать свет, чтобы выяснить, что случилось. Завтра тоже будет жарко и влажно. А по сути, завтра — это сегодня.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Писатель.

Рики, официантка. Некогда была влюблена в Чарли, вратаря дублирующего состава команды «Бней Иехуда», в минуты нежности Чарли называл ее «гогог».

Чарли, вратарь дублирующего состава команды «Бней Иехуда». Прекрасно провел время в Эйлате с Рики и с Люси. Ныне владеет заводом, выпускающим солнечные бойлеры, которые экспортируются даже на Кипр.

Люси, «вице-королева моря». И она проводила время в Эйлате с тем же Чарли, в конце концов вышла замуж за сына Овадии Хазама из компании «Исратекс», который справил им пышную свадьбу.

Господин Леон, «подручный негодяев». Агрессивен и толст.

Шломо Хуги, приспешник господина Леона. Понимает все меньше и меньше.

Овадия Хазам, работал в компании «Исратекс». Был у него голубой «бьюик». В этой машине он разъезжал по улицам города с некоторыми из своих близких подружек, репатрианток из России. Теперь он болен раком, госпитализирован, и никто из медперсонала не подходит, чтобы сменить ему наполнившийся мочой пластиковый пакет.

Сын Овадии Хазама, муж Люси, «вице-королевы моря». Ицхак Шамир и Шимон Перес были на его свадьбе.

Шуня Шор и семеро погибших в каменоломне. Их именем назван Дом культуры, где писатель встретился со своими читателями. Шуня Шор был механиком, идеологом рабочего движения и композитором, чьи песни стали народными. В 1937 году вместе с семью рабочими каменоломни Тель-Хазон был убит молодыми арабами, стремившимися изгнать евреев из Эрец-Исраэль.

Иерухам Шдемати, культработник. Руководит Домом культуры имени Шуни Шора и семи погибших в каменоломне. Имеет привычку старательно облизывать клейкую сторону почтовых марок, прежде чем поместить их на конверт. Здоровье его вконец расшатано.

Рабби Алтер Друянов, автор «Книги анекдотов и острот».

Рохеле Резник, актриса, мастер художественного чтения. Собирает спичечные коробки из знаменитых отелей.

Якир Бар-Ориан (Житомирский), литературовед, вдовец. Единственная его дочь замужем за поселенцем и живет с ним в Алон-Море.

Цфания Бейт-Халахми, поэт. Настоящее его имя, насколько мне известно, Авраам (Бумек) Шулденфрай. Автор книги «Рифмы жизни и смерти». Ошибался в одном вопросе.

Берл Кацнельсон. На портрете, висящем на стене, он выглядит хитрым и благодушным.

Мириам Нехораит. Всей душою тянется к культуре. Варит густые компоты из фруктов. За ее спиной дети называют ее Мириам Нораит.

Ихиэль Нехораи, муж Мириам Нехораит. Погиб в автокатастрофе девять лет назад в Монтевидео, исполняя посланническую миссию, возложенную на него сионистской организацией.

Юваль Дахан-Дотан, очень молодой поэт. Несчастлив.

Доктор Песах Икхат, опытный воспитатель или заместитель директора. Сурово осуждает тенденции современной литературы.

Хозелито, кот Рохеле Резник. Ревнивец. Понимает, что́ показывают часы. Пробуждает в Рохеле Резник чувство вины.

Дядя Ося, настройщик роялей, маляр. Однажды много лет назад забыл писателя (тогда еще ребенка) в аптеке «Братья Погребинские». Рассказывают, что год или два он скрывал в своем полуподвале на улице Бреннер племянницу Льва Троцкого.

Шмуэль Микунис, член Кнесета от Коммунистической партии Израиля. Однажды дядя Ося чуть не избил его, но потом, когда оба заболели в один и тот же год одной и той же болезнью, они подружились и даже ухаживали друг за другом.

Мадам Погребинская (из аптеки «Братья Погребинские»). Завела писателя, который был тогда ребенком, в темную заднюю комнату и там показала ему кое-какие вещи и шепотом объяснила.

Женщина в очках и полосатом брючном костюме, мама мальчика, которого зовут Сагив. Он никогда не видел живого писателя, и потому его маме было очень важно, чтобы он увидел писателя вблизи. Однажды в бакалейной лавке она разговаривала с поэтессой Леа Гольдберг.

Сагив. Ему почти девять. Молчит. Вовсе не желает видеть писателя. Хочет только освободиться и убежать, но мама все время держит его за руку, чуть повыше локтя.

Лизавета Куницына, соседка-оптометристка. Случайно подглядела и увидела.

Лизавета Шуминер, мать Иерухама Шдемати. Умерла в Харькове шестьдесят шесть лет тому назад. Мечтала стать прославленной певицей. Ее семидесятидвухлетнему сыну она все еще иногда снится.

Айя (Жослин), дочь Якира Бар-Ориана. Некогда в Нью-Йорке снималась обнаженной, а теперь замужем за поселенцем и живет с ним в поселении Алон-Море.

Младенец, сын поселенца и Айи, внук Якира Бар-Ориана.

Арнольд Барток, мелкий функционер. Носит очки. Весь состоит из острых углов. Изгнан из секретариата районного отделения партии, а затем уволен из частной курьерской компании, где работал на полставки. Интересуется проблемами вечной жизни. На литературную дискуссию пришел, по-видимому, только для того, чтобы посмеяться над писателем.

Офелия, мать Арнольда Бартока. Восьмидесяти шести лет. Она инвалид: ноги ее парализованы. Зависит от ночного горшка. Спит на одном матраце с шестидесятилетним сыном. Из вредности называет его Ареле, хотя зовут его Арнольд и он уже тысячу раз говорил ей это.

Низкорослый ночной сторож. Стоит и мочится.

Фотограф времен коричневых фотографий. Расставляет всех по местам, говорит, когда следует улыбаться, а когда, «будьте любезны, не двигайтесь».

Кот Мириам Нехораит. Не слушался указаний фотографа, двигался во время съемки и поэтому вышел на снимке с тремя или четырьмя хвостами.

Два женатых сына Мириам Нехораит, врачи-гинекологи в Нью-Йорке. Один из них женат на дочери Лизаветы Куницыной.

Внучатая племянница Иерухама Шдемати. Она старше четырнадцати, но ей все еще загадывают загадки для малышей.

Брат Иерухама Шдемати, врач. Открыл Иерухаму Шдемати, что болезнь крови оставляет ему не слишком много шансов на выздоровление.

Жены господина Леона и Шломо Хуги. Их обеих отправили на кухню, потому что по телевизору шел фильм не для слабонервных.

Арад 2006

Примечания