Смерть в облаках - Агата Кристи

Это испытание было лишь прелюдией к множеству других подобных. Все клиентки желали обслуживаться у «девушки, которая была в том самолете», а потом рассказывали своим подругам: «Представляете, помощница моего парикмахера оказалась той самой девушкой… На вашем месте я сходила бы туда – там вас очень хорошо причешут… Ее зовут Жанна… невысокая, с большими глазами. Она вам расскажет все, если вы хорошо попросите…»

К концу недели Джейн чувствовала, что ее нервы на пределе. Иногда казалось, что, если ее еще раз попросят рассказать о воздушном происшествии, она набросится на клиентку и треснет ее феном.

Однако, в конце концов, было найдено более мирное решение этой психологической проблемы. Джейн набралась смелости, подошла к месье Антуану и потребовала – в качестве компенсации морального ущерба – повышения зарплаты.

– Какая наглость предъявлять мне подобное требование! Я исключительно по доброте душевной держу вас здесь после того, как вы оказались замешанной в этой истории с убийством. Многие другие на моем месте, не столь добросердечные, как я, уволили бы вас незамедлительно.

– Это чушь, – холодно произнесла Джейн. – Я привлекаю клиентов в ваше заведение, и вам известно об этом. Хотите, чтобы я ушла, – пожалуйста. Я легко получу нужное мне жалованье в «У Анри» или в «Мезон Рише».

– И как люди узнают, что вы ушли туда? В конце концов, что вы собой представляете?

– Вчера, во время судебного следствия, я познакомилась с несколькими репортерами, – сказала Джейн. – Один из них вполне может позаботиться о том, чтобы публике стало известно о моем переходе на другую работу.

Опасаясь, что это правда, месье Антуан с большой неохотой согласился поднять Джейн зарплату. Глэдис от души поздравила подругу.

– В этот раз ты уделала Айки[28] Эндрю, – сказала она. – Если девушка не может постоять за себя, ее остается только пожалеть… Ты была просто восхитительна!

– Да, я могу постоять за себя, – отозвалась Джейн, с вызовом подняв голову. – Всю жизнь мне приходится отстаивать свои интересы.

– Да, это нелегко, – сказала Глэдис. – Но с Айки Эндрю нужно быть потверже. Теперь, после того, что произошло, он проникнется к тебе еще большей симпатией. Кротость не приносит в жизни ничего хорошего – к счастью, нам обеим она не грозит.

Постепенно рассказ Джейн, повторяемый изо дня в день с небольшими вариациями, превратился в часть ее обязанностей – в роль, которую она была вынуждена играть на своем рабочем месте.

Норман Гейл, как и обещал, пригласил ее в театр, а затем – на ужин. Это был один из тех очаровательных вечеров, когда каждое слово, каждое откровение выявляет взаимную симпатию и общность вкусов.

Они оба любили собак и не любили кошек. Они оба терпеть не могли устриц и наслаждались копченой лососиной. Им обоим нравилась Грета Гарбо и не нравилась Кэтрин Хэпберн. Они оба не любили полных женщин и слишком яркий красный лак для ногтей. Им обоим не нравились шумные рестораны и негры. Они оба отдавали предпочтение автобусу по сравнению с метро.

Казалось поразительным, что два человека имеют столько общего.

Однажды в салоне у Антуана, открывая сумочку, Джейн выронила письмо Нормана. Когда она подняла его, слегка зардевшись, к ней приблизилась Глэдис.

– От кого письмо, от друга? Кто он?

– Не понимаю, о чем ты, – ответила Джейн, еще больше заливаясь краской.

– Прекрати! Я знаю, что это письмо не от двоюродного дедушки твоей матери. Я не вчера родилась. Кто он, Джейн?

– Ну… один человек… Мы с ним познакомились в Ле-Пине. Он стоматолог.

– Стоматолог, – презрительно процедила Глэдис. – Наверное, у него очень белые зубы и ослепительная улыбка.

Джейн была вынуждена признаться, что это действительно так.

– У него загорелое лицо и голубые глаза.

– Загорелое лицо может быть у кого угодно – достаточно позагорать на пляже или намазаться специальным кремом. Симпатичные мужчины всегда немного загорелы. Голубые глаза – это хорошо. Но стоматолог!.. Если он решит тебя поцеловать, ты сразу подумаешь: «А вот сейчас он скажет: «Пожалуйста, откройте шире рот»…

– Не говори глупости, Глэдис.

– Не нужно быть такой раздражительной. Я вижу, ты принимаешь это близко к сердцу. Да, мистер Генри, я иду… Проклятый Генри! Думает, будто он Господь Всемогущий и может помыкать нами, как ему заблагорассудится!

Письмо содержало приглашение поужинать в субботу вечером. Когда в субботу днем Джейн получила свою повышенную зарплату, ее душа ликовала.

Подумать только, говорила она себе, как я переживала тогда, в самолете. Все вышло как нельзя лучше… Воистину, жизнь прекрасна и удивительна.

Чувства переполняли ее, и она решила позволить себе небольшое расточительство: съесть ланч в «Корнер-хаус» под аккомпанемент музыки.

Она расположилась за столиком на четверых, за которым уже сидели женщина средних лет и молодой человек. Женщина заканчивала свой ланч. В скором времени она попросила счет, собрала множество пакетов и свертков и удалилась.

Джейн, по своему обыкновению, за едой читала книгу. Переворачивая страницу, она подняла голову и увидела, что сидевший напротив молодой человек пристально смотрит на нее. Его лицо показалось ей знакомым.

Встретившись с ней взглядом, молодой человек поклонился.

– Прошу прощения, мадемуазель. Вы меня не узнаете?

Джейн пригляделась к нему внимательнее: светлые волосы, мальчишеское лицо, обязанное своей привлекательностью в большей степени живости выражения, нежели какой-либо реальной претензии на красоту.

– Да, мы не были представлены друг другу, – продолжал молодой человек, – но вместе давали показания в коронерском суде.

– Да-да, конечно, – сказала Джейн. – Я смотрю, ваше лицо мне как будто знакомо. Вас зовут…

– Жан Дюпон, – подсказал молодой человек, снова церемонно поклонившись.

Ей вдруг вспомнилось одно из изречений Глэдис, не отличавшейся излишней деликатностью: «Если за тобой ухаживает один парень, то наверняка будет и другой. Закон природы. Иногда их бывает трое или четверо».

Джейн вела простую, скромную жизнь, отдавая много сил работе (как в описании пропавшей девушки, объявленной в розыск: «Веселая, жизнерадостная девушка, не имеющая друзей-мужчин… и т. д.). Она была именно такой «веселой, жизнерадостной девушкой, не имеющей друзей-мужчин». Теперь, похоже, в друзьях-мужчинах недостатка у нее не было. Лицо Жана Дюпона выражало нечто большее, чем просто вежливый интерес. Он не просто испытывал удовольствие от общения с ней, а наслаждался им.

Француз, подумала Джейн, а с ними, говорят, нужно держать ухо востро.

– Значит, вы все еще в Англии, – сказала Джейн и тут же мысленно обругала себя за это откровенно глупое замечание.

– Да. Отец ездил в Эдинбург читать лекции, а теперь мы гостим здесь у друзей. Однако завтра возвращаемся во Францию.

– Понятно.

– Полиция еще никого не арестовала? – спросил Жан Дюпон.

– Нет, в газетах ничего об этом не пишут. Вероятно, они оставили это дело.

Француз покачал головой:

– Нет, они это дело не оставят. Просто работают тихо. – Он сделал выразительный жест. – В потемках.

– У меня от ваших слов мурашки бегут по телу, – сказала Джейн.

– Да, не очень приятно сознавать, что рядом с тобой было совершено убийство…

Немного помолчав, он добавил:

– А я находился ближе к этому месту, чем вы. Совсем близко. Порой мне неприятно думать об этом…

– Кто, по-вашему, сделал это? – спросила Джейн. – Я все ломаю голову.

Жан Дюпон пожал плечами:

– Во всяком случае, не я. Она была слишком уродлива!

– Я полагаю, вы скорее убили бы уродливую женщину, чем симпатичную, не правда ли?

– Вовсе нет. Если женщина симпатична, вы влюбляетесь в нее… она играет вами, вызывает у вас ревность. «Хорошо, – говорите вы, – я убью ее, и это принесет мне удовлетворение».

– И это может принести удовлетворение?

– Не знаю, мадемуазель. Я пока еще не пробовал. – Он рассмеялся и покачал головой. – Но старая, уродливая женщина, вроде этой мадам Жизель, кому захотелось бы убивать ее?

– Все зависит от того, с какой точки зрения на это смотреть, – сказала Джейн, нахмурившись. – А если представить, что когда-то она была молода и красива?

– Я понимаю… – Он неожиданно посерьезнел. – Старение женщины – подлинная трагедия ее жизни.

– Похоже, вы много думаете о женщинах и их внешности, – заметила Джейн.

– Разумеется. Это самая интересная тема для размышлений. Вам это кажется странным, поскольку вы англичанка. Англичанин думает в первую очередь о своей работе, затем о спорте и только потом о своей жене. Да-да, это действительно так. Представьте, в одном маленьком отеле в Сирии останавливается англичанин с женой. Жена неожиданно заболевает, а ему нужно быть в определенный день в определенном месте в Ираке. Eh bien, что же он делает? Оставляет жену в отеле и едет к месту назначения, чтобы «выполнить работу в срок». И они оба считают это вполне естественным. Они оба считают, что он поступил благородно и самоотверженно. Но доктор, который не является англичанином, считает его варваром. Жена – человеческое существо и имеет гораздо большее значение, чем работа.