Один день в Древнем Риме. Повседневная жизнь, тайны и курьезы - Альберто Анджела

Слово ancillae, которое мы читаем в школе как «анциллэ», произносилось «анкилла-э». То есть вместо «ч» произносилось «к», а «ae» читалось раздельно, а не как «э». Возможно, так говорил сам Юлий Цезарь (Caesar), произнося свое имя как «Каэсар».

Так что подслушанная нами беседа, случись она полутора веками ранее, звучала бы совсем иначе.

В общем, тенденция заключалась в том, что латынь со сменой поколений все более смягчалась, пока не появилась манера произносить слова, общая для многих европейских языков: итальянского, испанского, португальского, французского, румынского, английского…

В том Риме, который мы рассматриваем, эти изменения уже выражены в значительной степени, что позволяет нам различать многие слова. Процесс будет идти в течение всей древнеримской истории и в Средние века (и окажет глубокое воздействие на зарождающиеся новые европейские языки). Что, напротив, усиливает различия между латынью римских улиц и школьной латынью, – это то, как на ней говорят. Фразы произносятся с интонацией и акцентами, часто искажающими слова до неузнаваемости.

То же самое происходит и в наше время: достаточно переехать в другой город или область, и услышишь, как на том же языке говорят чуть иначе. Представьте себе затруднения туриста, знакомого лишь с началами итальянского и слышащего венецианский, флорентийский или неаполитанский говор…

На улицах Рима происходит то же самое: более того, мы улавливаем в толпе значительные различия в произношении, говорящие о том, что многие люди прибыли сюда из самых дальних уголков империи.

Например, жесткий выговор двух высоких светловолосых солдат, проходящих мимо нас, выдает в них уроженцев Северной Европы. Точно так же, как и в наше время…

10:10. В школу… на улицу

Мы останавливаемся: до наших ушей доносится хор детских голосов где-то вдалеке, с трудом пробивающийся через выкрики торговцев и шум ремесленников за работой.

Попытаемся выяснить, откуда он идет. Свернем в переулок: голоса становятся все слышнее. Мы ускоряем шаг, нам навстречу попадается двое рабов с тяжелыми корзинами на головах.

Переулок выходит на второстепенную улицу, где не так людно, она окаймлена длинными портиками. Вот откуда слышались детские голоса. В месте, где портик образует угол, сидят на простых табуретах около тридцати ребятишек, читающих наизусть какой-то текст. Косые лучи солнца ласкают их головки, превращая волосы в светящиеся ореолы. В лучах летают мухи, становится заметной летающая в воздухе пыль. Солнце освещает и ритмично покачивающуюся в воздухе указку, задающую темп нашему «хору». Это указка учителя, пожилого, худого, лысого мужчины с бородой. Рядом с ним примитивная школьная доска. Люди проходят мимо, не обращая никакого внимания на урок, лишь некоторые останавливаются и, прислонившись к колонне, пытаются уловить суть, «подслушивая с галерки».

Дети перестали скандировать двадцать три буквы алфавита и теперь читают хором «Законы двенадцати таблиц», первые записанные законы Рима. Некоторые отвлекаются. Неожиданно указка резко ударяет одного из учеников по плечу, подобно молнии, со свистом рассекая воздух. Мухи разлетаются. Сдавленный вопль лишь на мгновение прерывает хор голосов. А затем все продолжается, как будто ничего не случилось…

Образование в Древнем Риме допускало телесные наказания. Об этом хорошо помнят Ювенал и Гораций: последний всегда носил с собой портрет старого учителя, которого называл plagosus (то есть «избивающий»)… Таковы начальные школы в Риме и на всей территории империи. Порой уроки проводятся в обветшалых заброшенных лавках, но чаще на открытом воздухе, под портиками.

Большая часть римлян ограничивается этим уровнем образования: они умеют только читать, писать и считать. Освоив эти нехитрые азы школьной премудрости, они отправляются работать: детский труд в римском обществе не преследуется по закону.

Отпрыски богатых семейств, которым не нужно работать, продолжают учиться дальше еще и потому, что их родители прекрасно знают, что хорошее школьное образование очень важно для их карьеры и социального статуса. Подростки от двенадцати лет и старше занимаются в «частных школах», где изучают грамматику, а также греческую и латинскую литературу. Ведь для аристократических семейств греческий – статус-символ, обозначающий их принадлежность к «благородному» сословию.

Что изучают на этих уроках? Грамматик (grammaticus), то есть преподаватель, начинает обучение с разбора поэтических текстов древних авторов: «классиков», как сказали бы мы. При объяснении этих текстов он должен искусно коснуться также тем из области астрономии, музыкальной метрики, математики, географии… Таким образом грамматику удается «припудрить» своих учеников знаниями из области общей культуры.

Интересно заметить все же, что в древнеримских «средних» школах дается преимущественно «классическое» образование, как мы бы сегодня сказали, при этом не преподаются ни технические, ни естественнонаучные предметы. Плюс ко всему есть предмет, которого не найти в современных школьных расписаниях: мифология.

Любопытно, что выбор учебных текстов напрямую влияет на издательский рынок: переписчики сосредоточены на «издании» некоторых из классиков (произведения Гомера или Энния, позднее – Вергилия, Цицерона, Горация и так далее), а труды многих других авторов быстро выпадают из оборота. Возможно, именно благодаря выбору этих безымянных школьных учителей сегодня до нас дошли те произведения, которые иначе бесследно канули бы в Лету. После получения «среднего» образования, в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет, юноши из зажиточных семейств сменяют грамматика на ритора (rhetor): он обучает их золотым правилам красноречия, чтобы подготовить к публичной карьере.

Студенты выполняют письменные и устные задания. В частности, они должны произносить речи, анализируя за и против в определенном вопросе, отстаивая точку зрения знаменитого персонажа прошлого. Это чрезвычайно полезное упражнение, потому что оно оттачивает ораторские навыки в ключевой области римской общественной жизни: политике. Второй тип упражнений заключается в «спарринге» двух учеников, которые должны защищать противоположные точки зрения. Эта практика закладывает основы для успешных выступлений в суде. Римляне называют эти упражнения соответственно suasoriae и controversiae.

Разумеется, «средняя» и «высшая» школы располагаются уже не в уличной пыли, а в домах учащихся или в специальных аудиториях, подобно той, которую Траян предоставил для занятий на своем большом форуме в самом центре Рима.

Ни грамматик, ни ритор, хотя и находятся в самом тесном контакте со сливками римского общества, не пользуются тем не менее особыми привилегиями; за редким исключением, они воспринимаются как что-то вроде книжной лавки или компьютера. Но тяжелей всего приходится учителю начальной школы. Человек, который вертел указкой над головами скандирующих ребятишек, стоит на одной из самых нижних ступенек римского общества. Римляне называют «уличных» учителей начальных классов ludi magistri или litteratores и не выказывают к ним особого уважения. Платят им родители учеников, но заработки столь скудны, что приходится подрабатывать, чтобы свести концы с концами. Многие предлагают свои услуги в качестве писцов. Как вон тот человек, что сидит на другой стороне улицы, спиной к колонне. Он пишет письмо под диктовку хорошо одетого пожилого мужчины, вероятно бывшего раба, сколотившего состояние торговлей, но так и не освоившего грамоту. Подобную картину можно увидеть и сегодня на индийских улицах или в Юго-Восточной Азии, где часто встречаются уличные писцы.

Сколько римлян умеет читать и писать?

Только сейчас мы замечаем, что хор детских голосов смолк. «Кафедра» опустела: учитель встал и прохаживается, прихрамывая, между учениками, склонившими головы над вощеными дощечками. Начался урок орфографии, если можно так выразиться. На доске и на первой линейке дощечек учитель написал первые десять букв алфавита, а ребятишки теперь старательно их повторяют.

Кто-то чересчур надавливает на стиль, проскребая воск до деревянного основания, а у кого-то не получается выводить буквы одинакового размера. Сидящие рядком дети сосредоточенно трудятся, кто-то высунул язык от усердия, лица низко склонились над досками (очки еще не изобрели!), но есть и такие, кто задрал нос кверху, витая мыслями где-то далеко. Звонкий удар указкой по спине возвращает замечтавшегося к суровой действительности.

Одному мальчику, похоже, труднее, чем остальным: буквы выходят корявыми и некрасивыми. Он левша. Но учителю нет до этого дела. У римлян все должны писать правой рукой… Проходя между «партами», учитель вглядывается в работу своих питомцев, часто останавливаясь и помогая выводить буквы, положив свою руку поверх руки ученика.