Гарри Поттер и Орден Феникса - Джоан Роулинг

– Что-что? – переспросил Джордж. – Прости, я последнее, что ты сказал, не расслышал.

– Кикимер ничего не сказал, – отозвался эльф и опять поклонился, на этот раз Джорджу, после чего вполголоса, но очень разборчиво проговорил: – А вот и братец, тоже урод мерзопакостный.

Гарри не знал, смеяться ему или лучше не стоит. Эльф выпрямился, оглядел всех зловредным взглядом и, словно бы думая, что его никто не слышит, снова забормотал:

– И грязнокровка туточки, стоит наглая такая, ох, если бы моя госпожа видела, как бы она плакала, а вот новенький, Кикимер не знает, как его зовут. Что он здесь делает? Кикимер не знает…

– Это Гарри, Кикимер, – обратилась к нему Гермиона. – Гарри Поттер.

Бледные глаза Кикимера расширились, и он забормотал быстрей и яростней прежнего.

– Грязнокровка говорит с Кикимером, как будто она его подруга, ох, если бы только госпожа видела, с кем Кикимеру приходится иметь дело, ох, что бы она сказала…

– Не смей называть её грязнокровкой! – одновременно и очень сердито сказали Рон и Джинни.

– Ничего страшного, – прошептала Гермиона, – он немного не в себе, он сам не понимает, что…

– Да брось ты, Гермиона, он прекрасно понимает, что говорит, – сказал Фред, глядя на Кикимера с великой неприязнью.

Бормоча по-прежнему, Кикимер не спускал глаз с Гарри.

– Неужто правда? Неужто это Гарри Поттер? Кикимер видит шрам, значит, это правда, это мальчик, который остановил Тёмного Лорда, Кикимер удивляется, как он это сделал…

– Мы все удивляемся, Кикимер, – сказал Фред.

– А что тебе тут надо? – спросил Джордж. Огромные глаза Кикимера метнулись в его сторону.

– Кикимер чистит, – сказал он уклончиво.

– Очень правдоподобно, – произнёс голос у Гарри за спиной.

Это вернулся Сириус. Стоя в дверях, он недружелюбно смотрел на эльфа. Шум в коридоре прекратился – возможно, миссис Уизли и Наземникус перенесли скандал на кухню. При виде Сириуса Кикимер отвесил ему до нелепости низкий поклон, распластав нос-рыльце по полу.

– Да встань же ты прямо, – раздражённо сказал Сириус. – А теперь отвечай: что ты задумал?

– Кикимер чистит, – повторил эльф. – Кикимер верой и правдой служит благороднейшему и древнейшему дому Блэков…

– Благороднейшему и грязнейшему, – сказал Сириус. – Чистит он…

– Господин горазд пошутить, – проговорил Кикимер с новым поклоном. Потом опять принялся бубнить: – Господин – мерзкая неблагодарная свинья, он разбил материнское сердце…

– Да не было у моей матери никакого сердца! – вскинулся Сириус. – Старуха только злобой и была жива.

Кикимер ещё раз поклонился.

– Как будет угодно господину, – пробормотал он яростно. – Господин недостоин стереть грязь с обуви своей матери, ох, бедная моя госпожа, как бы она плакала, если бы увидела, что Кикимер ему служит, ох как она его ненавидела, как он её разочаровал…

– Я спросил тебя, что ты задумал, – холодным тоном напомнил ему Сириус. – Всякий раз, как ты приходишь и прикидываешься, будто чистишь, ты утаскиваешь что-то к себе в комнату, чтобы мы не могли это выкинуть.

– Кикимер никогда ничего не уносит с надлежащего места в доме господина, – возразил эльф, а потом забормотал скороговоркой: – Госпожа не простила бы Кикимеру, если бы выкинули гобелен, семь веков он был в семье, Кикимер должен его спасти, Кикимер не позволит господину, осквернителям рода и их пащенкам уничтожить семейное достояние…

– Так я и думал, – сказал Сириус, бросая презрительный взгляд на стену. – Не сомневаюсь, что она обработала гобелен с изнанки Заклятием вечного приклеивания, но, если смогу, я непременно от него избавлюсь. А теперь, Кикимер, вали отсюда.

Ослушаться прямого приказа Кикимер не посмел, но, шаркая мимо Сириуса к выходу, он взглянул на него с глубочайшим отвращением и ни на миг не переставал бубнить:

– Как из Азкабана вернулся, так стал гонять Кикимера туда-сюда, ох, бедная моя госпожа, что бы она сказала, если бы увидела, во что превратился дом, всякое отребье живёт, сокровища выбрасывают, она объявила, что он ей больше не сын, а он здесь, и говорят, ко всему ещё и убийца…

– Побормочи у меня ещё – и стану убийцей! – желчно сказал Сириус и захлопнул за эльфом дверь.

– Сириус, у него с головой не в порядке, – вступилась за Кикимера Гермиона. – Я думаю, он не понимает, что мы его слышим.

– Слишком долго был один, – объяснил Сириус, – исполнял безумные приказы, которые отдавал ему мамашин портрет, и разговаривал сам с собой. Но, кроме того, он всегда был зловредным маленьким…

– Если бы можно было дать ему свободу, – мечтательно сказала Гермиона, – тогда, кто знает…

– Ему нельзя дать свободу, ему слишком многое известно об Ордене, – сухо возразил ей Сириус. – К тому же потрясение его убьёт. Попробуй предложить ему покинуть дом – посмотришь, как он это воспримет.

Сириус пересёк комнату и подошёл к гобелену во всю ширину стены, который Кикимер пытался уберечь. Гарри и другие последовали за ним.

Гобелен выглядел немыслимо старым. Он сильно выцвел, и местами его проели докси. Но золотая нить, которой он был вышит, блестела достаточно ярко, чтобы видно было ветвистое родословное дерево, берущее начало, насколько Гарри мог понять, в глубоком Средневековье. На самом верху гобелена крупными буквами значилось:

«БЛАГОРОДНЕЙШЕЕ И ДРЕВНЕЙШЕЕ СЕМЕЙСТВО БЛЭКОВ»

Чуть пониже девиз:

«Чистота крови навек»

– А тебя здесь нет! – воскликнул Гарри, внимательно изучив нижнюю часть дерева, относящуюся к нашему времени.

– Я вот где был. – Сириус показал на маленькое круглое обугленное отверстие в ткани, точно прожжённое сигаретой. – Моя дорогая мамаша меня отсюда выжгла, когда я сбежал из дому. Кикимер очень любит про это тихонечко бормотать.

– Ты сбежал из дому?

– Да, в шестнадцать лет, – ответил Сириус. – Решил, что с меня хватит.

– И куда ты отправился? – спросил Гарри, глядя на него во все глаза.

– К твоему отцу, – сказал Сириус. – Твои дед и бабка проявили себя с самой лучшей стороны. Приняли меня как родного сына. Школьные каникулы я провёл у них, а когда мне стукнуло семнадцать, заимел собственное жильё. Мой дядя Альфард оставил мне приличное завещание – потому-то, наверно, его тоже убрали с этого гобелена. Так или иначе, с тех пор я сам о себе заботился. Но на воскресном обеде у мистера и миссис Поттер я всегда был желанным гостем.

– Но… почему ты…

– Сбежал отсюда? – Сириус горько усмехнулся и провёл рукой по своим длинным спутанным волосам. – Потому что я их всех люто ненавидел – родителей с их манией чистокровности, убеждённых, что быть Блэком – чуть ли не то же самое, что быть королевской крови… идиота братца, который по слабости характера им верил… Вот он.

Сириус ткнул пальцем в самый низ дерева – туда, где значилось: «Регулус Блэк». Рядом – дата рождения и дата смерти (после которой минуло уже лет пятнадцать).

– Регулус был моложе меня, – сказал Сириус, – и он был гораздо лучшим сыном, о чём мне постоянно напоминали.

– Но он умер.

– Да, – сказал Сириус. – Безмозглый идиот… Он стал Пожирателем смерти.

– Ты шутишь!

– Да брось, Гарри, ты ведь уже достаточно знаком с этим домом, чтобы понять, какими волшебниками были мои родственнички, – брюзгливо проговорил Сириус.

– Твои… твои родители что, тоже были Пожирателями смерти?

– Нет, нет, но поверь мне, они считали, что Волан-де-Морт прав в идейном отношении. Они всей душой были за очищение расы волшебников, за избавление от магловской примеси, за то, чтобы у руля стояли чистокровные. И они не были в этом одиноки. Очень многие до того, как Волан-де-Морт показал себя во всей красе, полагали, что у него очень даже здравые идеи… Но когда родители увидели, на что он готов пойти ради власти, они струсили. Впрочем, я уверен, что они считали Регулуса, который сразу встал под его знамёна, настоящим героем.

– Его что, убил мракоборец? – спросил Гарри.

– Нет, – сказал Сириус. – Нет, его уничтожил Волан-де-Морт. Или, скорее, его уничтожили по приказу Волан-де-Морта. Вряд ли Регулус был такой важной персоной, чтобы Волан-де-Морт стал лично им заниматься. Насколько мне удалось выяснить после его гибели, Регулус ввязался было в игру, а потом запаниковал из-за того, на какие дела его хотели послать, и попытался пойти на попятный. Но Волан-де-Морту ведь не подашь прошение об отставке. Либо пожизненная служба, либо смерть.

– Обед, – раздался голос миссис Уизли.

Она вошла, высоко держа перед собой волшебную палочку, на кончике которой балансировал громадный поднос с сандвичами и сладкими пирожками. Лицо у неё было красное, вид всё ещё очень сердитый. Все двинулись к ней, торопясь утолить голод, но Гарри остался с Сириусом, который наклонился к гобелену.