Новый мир - Олег Дивов

— Какие-нибудь поручения будут?

— Нет. Будь осторожна.

Мне очень хотелось сказать ему что-нибудь хорошее, ободряющее, какие-то простые и теплые слова. Но в голову ничего умного не пришло, и я просто улыбнулась. Август ответил кривоватой усмешкой и попрощался.

Я с грустью оглядела свой рабочий стол. Нет, пора ложиться спать. Я в таком состоянии потрачу три часа на то, что завтра сделаю за пятнадцать минут.

Проспать удалось ровно полтора часа. Включилась внешняя сигнализация, парк осветился аварийными прожекторами, прямо под окном детской раздались крики, яростный собачий лай. Проснулся Огги и немедленно внес свою лепту в этот ад.

Вскоре все стихло, но напрасно я расслабилась. Сигнализация срабатывала еще дважды, всякий раз словно угадывая момент, когда Огги засыпал.

Я проснулась от болезненно острого чувства — чувства опасности. Распахнула глаза и вскочила раньше, чем осознала, где я и что я. И что угрожает моему дому.

Буквально через полсекунды я поняла, что меня испугало: тишина. Невероятная, абсолютная тишина. Не слышалось ни шагов, ни вздохов, ни разговоров шепотом где-то за дверью в конце коридора.

В голову плеснула паника: я проспала! Я не уберегла, не спасла, я пропустила беду…

Как была в пижаме, я вымахнула в коридор… и столкнулась с Сантой.

От облегчения я даже присела на корточки, прислонившись спиной к стене. Дом снова стал родным и наполненным. Надежным убежищем в дни тревог.

— Что с тобой? — удивилась Санта.

— Показалось, что я в доме одна.

— А ты и есть одна. Со мной. Остальных я выгнала на улицу. Денек пригожий, пусть гуляют.

Вот почему так тихо. Санта ходит абсолютно бесшумно, как оркушка — впрочем, у нее есть четвертинка орочьей крови, — а кроме нее, ходить и топать некому.

— Гуляют? Сколько сейчас времени?

— Да уж полдень, — Санта запыхтела. — Я сказала, чтобы тебя не будили. Гостья твоя утром уехала, позавтракала и уехала. Нина ушла в гостевой дом, там рояль есть, она репетировать хочет.

Я встала. Почему-то запомнила момент, когда осознала, что сижу на корточках под стеной. Осознала и удивилась: зачем? Я ведь никогда не была такой нервной, чтоб прям ноги не держали. А стоило мне выпрямиться, как я снова чуть не упала от сильнейшего приступа головокружения. В глазах потемнело, потом замелькали вспышки, Санта подхватила меня под руку и заботливо повела в комнату. Но не довела, потому что меня замутило.

Тошнота для приличной женщины — лучший стимулятор. Я заметила это, еще когда ходила беременная и мучилась от токсикоза. Конечно, мой врач мигом решал проблему… но пару раз я оказывалась в весьма щекотливом положении. И вот что хочу сказать: женщина может находиться в без пяти секунд обмороке, но если ее в этот миг затошнит — она пулей долетит до ближайшей уборной или хотя бы укромного местечка. Откуда только силы берутся.

Так и я. Вырвалась у Санты, в три прыжка добралась до унитаза и склонилась над ним аккурат в тот момент, когда у моего желудка кончилось терпение.

Отдышавшись, я цинично заглянула в унитаз. Не могу назвать себя экспертом по рвотным массам, но кое-какие важные признаки мне известны. Означенные массы выглядели так, как они и должны выглядеть у человека, не имеющего проблем с пищеварением, который внезапно проглотил нечто несъедобное. Правда, я последний раз ела десять часов назад самое малое, а в унитазе плавали вполне себе узнаваемые кусочки. Надо же, и не думала, что так плохо жую… Стоп. Получается, что все эти десять часов мой желудок не работал. Повод для визита к врачу. Или?.. Впрочем, тогда без врача точно нельзя обойтись.

За моей спиной маячила Санта. Я оглянулась:

— Ты видела, что меня вырвало?

— Видела, — согласилась Санта.

— Отлично. У меня есть свидетель. Теперь вызови Кера, пусть принесет мой кейс из кабинета. Сама не уходи.

Санта не стала задавать лишние вопросы. Я провела несколько неприятных минут, не имея возможности прополоскать горло и почистить зубы, прежде чем Кер подал мой кейс.

Я не прикасалась к нему больше года. С того дня, как вернулась с Саттанга. Но портиться в нем было нечему.

Привычным жестом я взяла образец из того, что плавало в унитазе, затем сделала два мазка со своего горла. Все упаковала, поставила метки. Сделала дубль образцов — отправлю Вере Харрис.

У моего организма не было ни единой достойной причины для такого поведения. Я здорова, не беременна, не имею пищевых аллергий. Я не ела ничего непривычного, такого, что моя поджелудочная железа не сумела бы переварить. Значит, яд.

Запечатав один комплект образцов, я отправила Кера к Вере Харрис, велев объяснить ситуацию на словах, строго при личной встрече и наедине. Затем вызвала бригаду из эдинбургского госпиталя Святого Марка — самого пристойного в городе. Умылась, оделась и спустилась в столовую, где было удобнее дожидаться медиков.

— Ты бы хоть чаю выпила, зеленая ж от слабости, — сказала Санта.

— Нельзя, — возразила я. — До медицинского освидетельствания — ничего нельзя. Даже чистить зубы. Даже воды нельзя.

— Бедняжка, — посочувствовала Санта.

Она уже почти ушла, когда за моей спиной с сухим щелчком развернулся монитор и зазвучала какая-то музыка с претензией на «духовность». Я автоматически засекла время, переключила чип на запись и только потом обернулась.

Заставка — черный фон, подсвеченный северным сиянием, и Колесо Сансары, без него под такую музыку никак, я понимаю, чего ж тут не понять…

— Что за чертовщина? — спросила Санта.

— Понятия не имею. Кто-то запрограммировал канал, похоже, хотел что-то посмотреть.

— Да кто ж мог-то? — недоумевала Санта. — Это твоя столовая, здесь, кроме тебя да твоих гостей, рассиживаться некому. А прочим не до картинок в рабочее время.

Я сверилась с часами. В это время у меня по режиму дня — ланч. Но я не имею привычки смотреть за едой новости и тем более высокодуховные передачи с Колесами Сансары.

Нина? У Нины запросто могут случиться самые разные желания. Но зачем ей программировать канал именно в столовой? К тому же она ушла репетировать.

Наконец музычка заткнулась, заставка растаяла, и на мониторе возник мужчина, приятный во всех отношениях. Лично я, когда вижу человека с настолько располагающей к себе внешностью, сразу напрягаюсь. Подозреваю, что мошенник или шпион.

— Здравствуй, — заговорил он, глядя мне в глаза. — Какая радость, что мы встретились.

Оригинальный способ привлечь аудиторию, тоже мне. Такими вещами баловались чуть ли не в двадцатом веке. Хотя насчет двадцатого я загнула, не было у тогдашних медиа технической возможности обеспечить взгляд зрителю в глаза. Двадцать первый это. Аккурат на излете телевизионной эпохи додумались. Собственно, этот трюк и ускорил закат массового телевидения. Он обеспечивал повышенную интимность и доверительность, люди с неустойчивой психикой верили, что ведущий обращается именно к ним, что он знает это… а дальше писали ему письма, добивались встреч с «другом» и жестоко разочаровывались. Кто поумней и позлее — подавали в суд. А кто послабей, бывало, и в окно от огорчения выходил. Самоубийств было так много, что технологию приравняли к террористическому акту.