Государь всея Руси - Юрий Алексеев

Посольский наказ Беклемишеву, первый из сохранившихся русских посольских наказов, отличается ясностью, предусмотрительностью, подробной разработкой основных положений.[91] Посол должен был добиться заключения союза с Крымом: «другу другом быти, а недругу недругом быти». Великий князь предложил крымскому хану три варианта союзного договора. Первые два «списка» носили общий характер, третий называет конкретных врагов — Ахмата и литовского короля. Союз против короля должен был носить наступательный и оборонительный характер и предусматривал одностороннюю помощь Русскому государству со стороны Крыма. Союз против Ахмата предлагался чисто оборонительный, зато двусторонний: в случае нападения Ахмата Русь и Крым обязывались прийти на помощь друг другу. В случае, если Менглж предложит прекратить обмен послами между Русским государством и Ордой, посол должен был заявить: «Осподаря моего отчина с ним на одном поле, а кочюет подле отчину осподаря моего еже лет; ино тому не мощно быть, чтобы межи их послом не ходити». Стало быть, великий князь считал опасность ордынского нашествия вполне реальной, но не хотел по своей инициативе окончательно порывать отношения с Ахматом. Не хотел он и подыгрывать Менгли, заинтересованному в русско-ордынском конфликте. Обращает на себя внимание и еще одна важная деталь — великий князь ни словом не упоминает о зависимости Руси от Орды. Они соседи — и только. Официальные переговоры с Крымом начались.

Но и с Ордой сохранялись дипломатические отношения. 7 июля 1474 г. в Москву возвратился русский посол Никифор Басенков, сын знаменитого воеводы времен Василия Темного, С ним, по обычаям того времени, приехал и посол Ахмата Кара-Кучюк в сопровождении огромной свиты и с богатыми товарами — одних лошадей на продажу было более 40 тысяч, да еще 3200 с товарами. Ахмат не был заинтересован в развитии конфронтации с Русью. Очевидно, что он, как и великий князь, хотел выиграть время. В обратный путь Кара-Кучюк отправился 19 ноября вместе с русским послом Дмитрием Лазаревым Станищевым.

13 ноября в Москву вернулся Никита Беклемишев и с ним крымский посол Довлетек-Мурза. 16 ноября Довлетек, принятый великим князем, обратился к нему от имени хана с предложением о союзе. Но переговоры затянулись. Хан исключил из проекта договора статью о союзе против Казимира. Менгли был связан дружескими отношениями с королем и не хотел их терять. А великого князя мирный договор без статьи о совместном выступлении против Казимира не устраивал... Новый русский посол Алексей Иванович Старков, отправленный в Крым в марте 1475 г., должен был прямо заявить хану: «Лзя ли моему государю так делати? С сторону недруг его король, и с другую сторону учинится ему недруг царь Ахмат, и осподарю моему к которому недругу лицом стати?»[92] Риторический вопрос, поставленный в характерном для Ивана Васильевича стиле, свидетельствовал, что великий князь ясно понимал реальную опасность войны на два фронта. Борьба с Ахматом невозможна без соответствующего обеспечения против Казимира — в этом суть позиции русской стороны на переговорах с Крымом.

Но эти переговоры были внезапно прерваны. В Крыму произошел переворот. Менгли был свергнут и заточен в Манкупскую крепость, русский посол и его свита ограблены и «сами только своими головами» добрались до Москвы (да и то не все — «иных продали»). В июне в Крым вторглись войска османского султана Мохаммеда II. Выпущенный на волю Менгли вынужден был признать себя вассалом Турции.

Неудача переговоров с Крымом сразу отразилась на русско-ордынских отношениях. 21 октября в Москву «прибежал из Орды посол князя великого Дмитрий Лазарев».[93] В Орде, очевидно, резко ухудшилось отношение к Руси и посла пытались задержать в качестве заложника. Обстановка складывалась тревожная. Угроза войны с Ордой становилась реальной.

Тем не менее 22 октября, на следующий день после прибытия Дмитрия Лазарева и через несколько дней после очередного московского пожара (в борьбе с которым великий князь «на всех нужных местах пристоял с многими людьми»), Иван Васильевич отправился «к Новугороду миром, и с людьми многими». По-видимому, он считал, что нападение Ахмата осенью и зимой едва ли вероятно. Это был не военный поход. Государь всея Руси впервые «миром» ехал в Новгородскую землю, свою «отчину», творить суд и управу над подданными. Псковский летописец отметил: «новгородцы, люди житии и моложьшии, сами его призвали на тые управы, на них насилье... посадники творили».[94]

Медленно двигался по новгородским дорогам великокняжеский поезд. На каждом стане к нему приходили «жалобники» — челобитчик». Подносили дары — «поминки»: бочки и мехи вина. Жаловались бояре, житьи люди, рядовые горожане, сельчане-смерды. Жаловались друг на друга, на жителей соседних улиц. Но больше всего жаловались на насилье и грабеж «сильных людей» — бояр и посадников. Во время длительного путешествия Иван Васильевич имел возможность войти в курс новгородских дел, воочию увидеть противоречия между своими новыми подданными.

А противоречия эти нарастали. Боярская олигархия, правившая Новгородом, не намерена была сдавать свои позиции. Перед самым «походом миром», в сентябре, «скопившася новгородские боярьские ключники, да вдарились в нощь разбоем со всею ратною приправою» на псковскую волость Гостятино. Псковичам удалось отбиться — «иных побили, иных, руки поймав, повесили... а инии разбегли». Всего было повешено 65 чел.[95] Этот «наезд», обычный для боярского Новгорода,— характерная черта феодальной анархии. «Боярские ключники» нападали не только на соседей-псковичей. Новгородским горожанам и смердам было на что жаловаться.

Спустя месяц после выезда из Москвы, 21 ноября, великий князь прибыл на Городище — резиденцию великих князей на правом берегу Волхова, в трех километрах выше Новгорода. Началось «Городищенское стояние».

25 ноября Иван Васильевич принял депутацию двух новгородских улиц, Славковой и Микитиной, с жалобой на самого степенного посадника Василия Онаньина и на два десятка других посадников и бояр: они, «наехав... со многими людьми, на тысячу рублев взяли, а людей многих до смерти перебили». Впервые за всю историю вечевого города уличане жаловались великому князю на своих посадников, в том числе и степенных — формальных руководителей феодальной республики. Авторитет вечевых властей в глазах горожан уступил место авторитету государя всея Руси.

На следующий день, в воскресенье, состоялся первый в истории Новгорода великокняжеский суд над посадниками. Суд проходил по обычному ритуалу состязательного процесса. «Василий Онаньин посадник и с прочими написанными на них жалобы отвечать стали...» И великий князь «нача судити их, и суди их, и обыска проверил доказательства, да жалобников оправил. А тех всех, как находили, и били, и грабили — обвинил». Степенный посадник Василий Онаньин и еще три посадника и боярина были взяты под стражу. Прочие обвиняемые и обвиненные были отданы на поруки за полторы тысячи рублей.

Иван Васильевич убедительно продемонстрировал свое желание «обиденым управа дати». Феодальный порядок восторжествовал над феодальной анархией. А старая боярская республика получила в этот день, 26 ноября 1475 г., сокрушительный удар — может быть, более сильный, чем поражение на Шелони и унижение в Коростыни.

Напрасно господа во главе с архиепископом Феофилом «била челом» об освобождении четверых главных обвиняемых. «Ведомо тебе, богомольцу нашему, и всему Новугороду, отчине нашей, колико от тех бояр и наперед сего лиха чинилось, а ньнеча, что ни есть лиха в нашей отчине, то все от них чинится»,— ответил архиепископу великий князь. И поставил риторический вопрос: «Ино како ми за то их лихо жаловати?» Нетрудно понять, что на этот вопрос «богомолец» не смог найти ответа. Бояре в оковах были отправлены в Москву.

Два месяца стоял Иван Васильевич на Городище, «управливая» свою «отчину», решая новгородские дела. Господа соревновалась в гостеприимстве. Почти каждый день был отмечен пирами у посадников и тысяцких, бояр, владыки, ответными пирами у великого князя. Но ни праздничная череда пиров, ни золотой дождь подарков ничего не меняли по существу. Боярская республика доживала последние месяцы.

23 января 1476 г. великий князь выехал с Городища и 8 февраля вернулся в свою столицу.[96] А 30 мая «приехоша к великому князю Ивану Васильевичу с Твери служити бояре и дети боярские». Летописец называет восьмерых из них, но прибавляет: «и иные мнози».[97]

Это было весьма важное и знаменательное событие. В Шелонской битве пали не только знамена Великого Новгорода. Поражение потерпела вся старая, удельная Русь. Рушились старые, традиционные феодальные связи, менялись привычные социальные перспективы и ориентиры. Наиболее дальновидные вассалы и слуги Михаила Борисовича Тверского стали переходить на службу к государю всея Руси. Тверское великое княжение начало разваливаться изнутри.