Дамы из Грейс-Адье и другие истории - Сюзанна Кларк

В разговор впервые вступила другая дама, миссис Эдмонд:

— Меня гораздо больше беспокоит, что доктор Протеро прислал нам ученого джентльмена. Апперстон-хаус — единственный господский дом в приходе. За исключением нашей семьи все ваши прихожане — фермеры, пастухи и ремесленники самого низкого сословия. Здесь ваша ученость пропадет втуне, мистер Симонелли.

На это мне было нечего возразить, и, вероятно, на лице моем отразилось такое отчаяние, что дамы несколько смягчились. Они сообщили, что для меня в доме священника уже приготовлена комната, а миссис Эдмонд поинтересовалась, когда я последний раз ел. Я признался, что со вчерашнего вечера во рту у меня не было маковой росинки. Дамы тут же пригласили меня разделить с ними трапезу, и вынуждены были наблюдать, как на всем, к чему я прикасался — изящном фарфоре, белоснежной скатерти, — остаются жирные черные отметины.

Когда за мной закрылась дверь, я услыхал, как миссис Эдмонд заметила:

— Ну и ну, вот что значит итальянская красота! Поразительно! Никогда не видела ничего подобного!

10 утра, сентября 17, 1811 года

Вчерашний вечер вверг меня в бездну отчаяния, зато утро подарило надежду и радость! В голове теснятся новые планы, ибо ничто так не поднимает дух, как ясное осеннее утро! Яркие краски и пьянящая свежесть, на траве искрятся тяжелые капли росы.

Я совершенно очарован домом священника и надеюсь, что останусь в нем жить. Старинное каменное строение. Низкие потолки, поры во всех комнатах разной высоты, а фронтонов больше, чем дымовых труб! И целых четырнадцать комнат! Спрашивается, что я буду делать с таким количеством помещений?

В шкафу обнаружил одежду мистера Уитмора. Признаюсь, до сих пор я не слишком задумывался о своем предшественнике, но вещи старого священника живо воскресили передо мной его облик.

Каждая выпуклость и вмятина его стоптанных туфель еще помнила хозяина. Потрепанный парик едва ли заметил, что старый джентльмен покинул сей мир. Потускневшая ткань длинного сюртука в некоторых местах обвисла, в некоторых натянулась — здесь, чтобы обхватить острый локоть, там, чтобы обнять сутулые плечи. Открыв платяной шкаф мистера Уитмора, я словно обнаружил там самого мистера Уитмора.

Слышу, кто-то зовет меня из сада…

4 часа того же дня

Джемми — старый фермер, с которым я разговаривал не далее как вчера, — убит. Сегодня утром его нашли рядом с коттеджем. Несчастный разрублен пополам от макушки до паха. Можно ли вообразить большую жестокость? Как ни странно, несмотря на дождь, никто из соседей не заметил света.

Похороны состоятся завтра. Джемми был первым человеком, которого я встретил в приходе Всех Надежд, и моей первой службой будут его похороны.

Вторая, и, на мой взгляд, куда меньшая беда, свалившаяся на приход, — исчезновение некой молодой женщины. Дидону Паддифер не видели с раннего утра, когда ее мать миссис Глоссоп отправилась к соседям, чтобы занять терку для мускатного ореха. Миссис Глоссоп оставила Дидону в саду, где та прогуливалась и кормила грудью своего первенца, Однако когда старушка воротилась домой, ребенок лежал на мокрой траве, а Дидоны и след простыл.

Мы с миссис Эдмонд посетили коттедж, где жила Дидона, чтобы выразить сочувствие семье. На обратном пути миссис Эдмонд поведала мне свои тревоги:

— Больше всего меня пугает, что она была очень хорошенькой. Золотые волосы, кроткие голубые глаза. Боюсь, какой-нибудь приблудный негодяй решил с ней позабавиться и силой увел Дидону с собой.

— А не проще ли предположить, — возразил я, — что она отправилась с ним по доброй воле? Необразованная и невежественная, наверняка эта женщина ни разу в жизни не задумывалась над вопросами морали.

— Вы не понимаете, — отвечала миссис Эдмонд. — Ни одна женщина на свете не была так привязана к дому и мужу. Ни одна так не любила своего малыша. И пусть Дидона Паддифер не слишком умна и вечно витает в облаках, у нее золотое сердце.

— Возможно, — промолвил я с улыбкой — до сих пор она просто не ведала искушение.

Однако миссис Эдмонд продолжала с упорством отстаивать свое весьма предвзятое мнение о невиновности Дидоны. Я не стал с ней спорить. К тому же вскоре миссис Эдмонд заговорила о предмете, который волновал меня куда больше, — моем собственном будущем.

— Моя невестка богата, мистер Симонелли, поэтому склонна переоценивать потребности других людей. Она воображает, будто никто не сможет прожить меньше, чем на семьдесят фунтов в год, но я уверена, что к вам это не относится. Ферма поможет удвоить, а то и утроить начальный доход в пятьдесят фунтов, хотя первые четыре-пять лет вам придется туго. Пока вы будете получать масло и молоко с нашей фермы, но к середине лета вам стоит задуматься о покупке собственной молочной коровы. — Мгновение она размышляла. — Надо будет попросить для вас у Марджори Холлинсклот пару несушек.

Сентября 20, 1811 года

К утру дорожку к дому священника по колено засыпало желтыми и бурыми листьями. Серебристая дождевая пелена, словно дымка, протянулась через церковный двор. Между могилами праздно расхаживали вороны в скромных черных сутанах. При моем появлении птицы всполошились, словно услужливая стайка младших священников.

Тут за моей спиной раздался шепот, сдавленный смех и смущенное покашливание.

— Мистер Симонелли! — произнес нежный и слабый голосок.

Я обернулся.

Пять юных барышень. Пять пар смеющихся глаз, пять лукавых улыбок. Пять очаровательных головок с блестящими от дождевых капель каштановыми локонами. Локоны струились, словно бесконечно повторяющиеся музыкальные пассажи. Даже для моих одурманенных чувств пять одинаковых шляпок, зонтиков, муслиновых платьев и лент, повторенных в ошеломляющем, но восхитительно согласном разнообразии цветов, являли полную гармонию. В тот миг я был уверен, что все пятеро прекраснее ангелов. Барышни жеманно прижимались друг к дружке, прикрываясь от дождя зонтиками. Достоинство и светскость, с которыми держались старшие, ничуть не умалялись легкомысленным хихиканьем младших.

Самая высокая из барышень — та, что позвала меня, — извинилась. Окликать незнакомца — верх неприличия, но она надеется, что я прощу ее, ибо … матушка, похоже, совершенно не намерена нас представлять, а тетушка Эдмонд вся извелась из-за бедной Дидоны… ну, в общем, мистер Симонелли, мы решили отбросить церемонии и представиться сами. Если бы мы не знали, что вы будете нашим священником, мы бы никогда не решились. Овечки не должны бояться своего пастыря, не так ли, мистер Симонелли? Этот доктор Протеро такой несносный! Почему он не прислал вас раньше? Надеюсь, мистер Симонелли, вы не станете судить поспешно о красотах прихода Всех Надежд в столь безрадостное время года? — И одним легким взмахом руки она отвергла нежнейший, самый безмятежный на свете пейзаж, признавая окрестные леса, холмы, торфяные болота и горные потоки не стоящими моего внимания. — Если бы вы приехали в июле или августе, мы познакомили бы вас со всеми красотами Дербишира, а сейчас, боюсь, окрестности покажутся вам блеклыми и скучными.

— (Вовсе нет, одной лишь ее улыбки хватило бы, чтобы сделать любой пейзаж приятным для моих глаз!)

— Нужно будет уговорить маму устроить бал! — внезапно оживилась мисс Газеркоул. — Вы любите танцевать, мистер Симонелли?

— Тетя Эдмонд говорила, что мистер Симонелли — большой ученый, — заявила одна из ее сестер с той же лукавой усмешкой. — Наверное, он не интересуется ничем, кроме книг. — Какие книги вы любите, мистер Симонелли? — потребовала ответа средняя мисс Газеркоул.

— Вы поете, мистер Симонелли? — поинтересовалась самая высокая.

— Вы охотитесь? — спросила самая маленькая.

Старшие сестры тут же зашикали на нее: «Молчи, Китти, а то он тебя пристрелит».

Затем две старшие барышни взяли меня под руки, и мы отправились осматривать мой новый приход. И каждое замечание барышень Газеркоул о деревне или ее обитателях выдавало их наивное убеждение, что в целом свете нет ничего занимательнее и достойнее внимания, чем они сами.

Сентября 27, 1811 года

Сегодня обедал в Апперстон-хаусе. Две перемены по восемнадцать блюд. Виндзорский суп. Макрель. Рагу барашка. Отварная курица весьма недурна. Превосходные пирожки с яблоками. За столом я был единственным джентльменом.

Миссис Эдмонд засыпала меня советами относительно моего будущего хозяйства: «… а когда отправитесь покупать овец, я пойду с вами. Во всей округе никто лучше меня не разбирается в домашней живности.

— Непременно, мадам, — отвечал я, — вы очень добры. Однако сейчас я подумываю о том, чтобы заняться врачебной практикой, ибо ближайший доктор живет в Бакстоне. Осмелюсь предположить, вы уже слышали, что я принял роды у миссис Каблук.