И.О. - Александр Хазин

Об одном из районов он на протяжении многих лет писал, что в этом году уборку хлеба там закончили на три недели раньше, чем в прошлом, таким образом, уже к 19.. году получилось, что уборочная в этом районе совпадает с посевной.

Однажды, когда Вайс сидел в редакции, раздался телефонный звонок, и Сергей Авансюк сообщил, что они должны немедленно встретиться по очень важному делу. Надо сказать, что в те годы сообщения о необходимости "встретиться по важному делу" или телефонные звонки с последующим вопросом: "Как, вы еще ничего не знаете?!" производили на человека неприятное впечатление. Дело в том, что в этих словах обычно заключался зашифрованный смысл так же, как и в письмах тех лет, где вам сообщали, что "тетя Катя заболела и отправлена в больницу" или "папа уехал, не пиши ему" и т. д. Поэтому Вайс немедленно сложил все бумаги и помчался на угол улицы Яблочкова (бывшая улица Эдисона) и Ползуновской (бывшая Уаттовская), где Сергей Авансюк назначил ему свидание.

Когда Григорий Львович приблизился к большим электрическим часам, висящим на углу, находящийся уже там Сергей повел себя самым странным образом. Увидев его, он резко повернулся и пошел вдоль улицы. Ничего не понимающий, напуганный Вайс пошел за ним. Сергей зашел в какой-то двор, нырнул за поленницу с дровами и знаками поманил его к себе. Когда они, наконец, очутились в маленьком пространстве, замкнутом с одной стороны дровами, а с другой — глухой кирпичной стеной, Сергей Авансюк произнес:

— Нас не должны видеть вдвоем.

— Это почему?

— Ты разве еще ничего не знаешь?

— Нет, — сказал Вайс и почувствовал, что у него в желудке образовался маленький шарик, который движется по направлению к горлу.

— У тебя деньги есть? — неожиданно спросил Серега.

— Да ну тебя! Сразу так бы и сказал!.. Сколько тебе?

— Я спрашиваю, есть ли у тебя деньги на жизнь?

— Немножко есть, а что?

— На сколько хватит?

— Недельки на две, я думаю.

— Мало, — сказал Авансюк, вздыхая — Это дело продлится не меньше трех месяцев.

— Какое дело? — спросил ничего не понимающий Вайс.

Но Серега ничего не ответил, вынул из бокового кармана довольно плотную пачку денег и протянул их Вайсу.

— Возьми, Гриша. Отдашь когда-нибудь. А я сегодня как раз получил, — и, стараясь не глядеть на него, добавил: — Завтра на собрании я буду тебя убивать.

Вайс понял. Он уже и сам в газете кое-кого помянул лихом, стараясь делать это по возможности осторожно, хотя редактор требовал более решительных формулировок.

— За что?

— За то, что ты поешь с чужого голоса, являешься носителем чуждой нам буржуазной идеологии и огульно охаиваешь.

— Роман вспоминать будешь?

— Буду.

— Что будешь предъявлять?

— Искажение образа советского друга детства.

— Оперетту помянешь?

— Помяну.

— Что там?

— Утробный смех. В сцене на качелях клевета на табельщиков.

— А моя работа в газете? — с надеждой спросил Григорий Львович и вопросительно посмотрел на друга.

— Я думаю, с газетной работы тебя снимут, Гриша, — тихо сказал Авансюк, и хотя они были одни, огляделся вокруг.

Вайс судорожно пытался вспомнить, не наломал ли он дров в какой-нибудь статье, не вяло ли аплодировал на собраниях в редакции и в писательском союзе, не сказал ли что-нибудь такое, что можно было бы понять и так и эдак?..

Он припомнил, что в недавней своей рецензии на спектакль "Отелло" он не упомянул ни разу Важное лицо. Собирался вставить, но никак не мог найти место. Затем он подумал, что, пожалуй, несколько грубовато разговаривал с исполняющим обязанности заведующего Коммунальным отделом товарищем Головой, который позвонил в редакцию и сказал, что в статье Вайса мало сказано о строительстве нового стадиона, "который лягет в основу перестройки всего города"…

Сергей Авансюк оказался прав. Через три месяца мы снова увидели Григория Вайса на посту заведующего отделом культуры "Вечернего Периферийска" — несколько похудевшим от постоянного самобичевания, но полным сил и творческих планов.

К тому времени завершилась и операция "Стадион".

Результаты превзошли все ожидания. Праздник на стадионе дал триста пятьдесят тысяч рублей чистого дохода и еще кое-что перепало государству. По плану операция "Стадион" была рассчитана на более далекие сроки и предполагала главным образом строительство нового стадиона; праздничное представление рассматривалось Переселенским лишь как один из эпизодов всего замысла. Но успех, высокая оценка, данная прессой, и требование со стороны периферийцев повторить это зрелище превратили небольшой эпизод в самостоятельную, вполне законченную операцию, поэтому Аркадий Матвеевич временно прекратил все строительные работы, отдав себя целиком подготовке к повторению праздника, который должен был быть еще более помпезным, чем предыдущий.

Пока же он самым тщательным образом занялся распределением и выдачей гонорара участникам праздника, в основу чего был положен принцип дифференцированной оплаты.

Первая сумма в двадцать пять тысяч рублей была вручена милейшей Марии Ивановне Голове лично самим Переселенским.

— Господи! — сказала Мария Ивановна, кладя деньги в тумбочку, но не так чтоб уж очень удивляясь. — За что же это?

— За характер, — сказал Переселенский, считая, что шутка в данном случае уместнее подробного объяснения.

— Спасибо, Аркадий Матвеевич!.. Леше не говорить?

Переселенский улыбнулся. Ему всегда нравились в этой простой женщине здравый смысл, интуиция и умение почти налету схватить мысль собеседника. Она очень облегчала его задачу.

— Пока не стоит. Алексей Федорович может это неправильно понять.

Для распределения остальных денег Аркадий Матвеевич составил ведомость с указанием имени, отчества и фамилии получателя, занимаемой им должности и с графой удержания налогов, который взимался по всем правилам соответственно получаемой сумме. В списке были директора мебельных фабрик в Литве и Карело-Финской ССР, начальники складов, заместитель директора автотранспортной конторы, начальник производственного отдела конторы "Пермонтаж", был здесь и фельетонист Вайс. Из низкооплачиваемых в список были включены: вахтер, два водителя, начальник пожарной охраны и сторож. Иногородним деньги высылались по почте, местным жителям доставлялись на дом в пакете. Сумма, оставшаяся главе предприятия, по совету Розалии Марковны была переведена в иностранную валюту.

Аркадий Матвеевич часто думал, что все в мире относительно, и даже такие блистательные операции, как "Матрешки" или "Ладан", были, в сущности, лишь ученическими опытами по сравнению с широкой, масштабной, многоступенчатой операцией "Стадион"…

Переселенского взяли ночью, когда город спал, обвеваемый свежим ветерком, пришедшим на смену душному дню.

Уже с началом рабочего дня в городе стало известно о том, что арестована большая группа людей. Как и всегда, в основе слухов лежало несколько вариантов, по одному из которых Аркадий Матвеевич Переселенский был японским шпионом, которого забросили на парашюте в Периферийск с целью взорвать театр Драмы, Комедии и Музкомедии; говорили, что у его жены при обыске нашли оружие и радиостанцию, а при аресте она раздавила находящуюся в зубе под пломбой ампулу с ядом.

В числе арестованных называли Сергея Авансюка и Юрия Ивановича Половинникова, которые якобы были связаны с Ватиканом и готовили правительственный переворот в Периферийске.

В столовой Научно-исследовательского института шли ожесточенные споры: одни утверждали, что праздник на стадионе был инспирирован Белым домом, другие считали, что тут виноваты французские экзистенциалисты и Жан Поль Сартр. Глубоко перепуганный избегал встреч с Циником и поэтому ограничил свой завтрак крутыми яйцами и бутербродом с ветчиной, которые поедал, не отходя от чертежной доски. В глубине души он знал, что посадят всех, и просто ждал своей очереди. По ночам он прислушивался к шорохам и скрипам, а когда однажды ночью раздался звонок, сказал жене, чтобы она не забыла положить теплое белье, и пошел открывать двери. Но на пороге стоял пожарник в каске. Он извинился и попросил ключ от чердака, из которого вот уже целый час валит дым. Глубоко перепуганный радостно крикнул жене: "Машенька, не волнуйся! Это пожар" и успокоился на несколько дней, а потом опять стал ждать.

Вскоре в газете появился фельетон Вайса, занимавший два подвала и называвшийся "Конец осиного гнезда". Фельетон этот был на ту же тему, что и его недавняя статья "Прекрасное начинание", но с обратным знаком. Здесь рассматривалась подноготная недавнего торжества, преступные махинации с материалами, огромные барыши, полученные бандой торгашей и авантюристов.

Гражданский темперамент Вайса проявился в этом фельетоне с необыкновенной силой, это было лучшее из того, что он когда-либо создавал. Все синонимы слова "вор" были пущены в ход, вплоть до слова "воропрят" (укрывающий воров, дающий им пристанище). В последующих информациях, шедших под заголовком "Из зала суда", хотя они и были подписаны псевдонимом Гр. В-с, читатели легко узнавали руку Григория Львовича, его пламенный пафос и сочный язык.