Неуютная ферма - Стелла Гиббонс

Флора уже научилась переводить с языка Скоткраддеров на обычный. Она догадалась, что Рувим спрашивает о ее поездке с Амосом в церковь «Дрожащих братьев», поэтому ответила почти без удивления:

– Не совсем понимаю, о чем ты, но если ты спрашиваешь, ездила ли я с кузеном Амосом в Пивтаун, то да, ездила.

– Да, ездила, – эхом повторил Рувим. – И как старый черт: говорил что-нибудь обо мне?

Флора смутно помнила слова о том, что Рувим будто бы ждет отцовской смерти, но сочла за лучшее их не повторять и сказала лишь, что разговор вылетел у нее из головы после впечатляющей проповеди.

– Я посоветовала кузену Амосу обратиться к более широкой аудитории. Я считаю, ему надо ездить по стране в автофургоне, проповедовать…

– Уж скорее – ворон пугать, – угрюмо вставил Рувим.

– …на ярмарках в базарные дни. Понимаешь, если кузен Амос подолгу будет в отъезде, кому-то придется вместо него управлять фермой.

– Кому-то так и так придется ею управлять, когда старый черт откинет копыта, – заметил Рувим. Жгучая страсть вскипела в белках его глаз, дыхание вырывалось всхлипами.

– Да, конечно, – ответила Флора. – Он говорит, что оставит ее Адаму. На мой взгляд, это неразумно, а на твой? Начнем с того, что Адаму девяносто. Детей у него нет (по крайней мере насколько мне известно, а болтовню миссис Муривей я не слушаю). И я не думаю, что он женится, ведь ты же со мной согласишься? К тому же я не наблюдаю в нем юридической жилки. Например, вряд ли он составит завещание. А если и составит, бог весть кому он откажет ферму? С него станется отписать ее Нескладехе или даже Неумехе, а это повлечет за собой бесчисленные юридические затруднения, поскольку я не уверена, что коровы могут наследовать недвижимость. Опять-таки Невезуха и Неряха смогут заявить иск, и тогда начнется бесконечная тяжба, которая поглотит все доходы от земли. Нет, я уверена, идея составить завещание в пользу Адама глубоко неправильная. Куда лучше будет, если мы уговорим Амоса отправиться в долгую поездку по Англии или даже поселиться где-нибудь в деревне и составить книгу проповедей. Тогда тот, кто будет в это время управлять фермой, сможет основательно взять дело в свои руки, а когда кузен Амос наконец вернется, то решит, что проще всего ничего не менять и оставить ферму тому, кто ею управляет. А значит, Рувим, кузен Амос завещает ферму не Адаму, а тому, кто так успешно ею руководит.

Под конец последней фразы она немного споткнулась, вспомнив, что Скоткраддеры редко поступают согласно логике. Однако Рувим воспринял услышанное совсем не так, как хотела Флора.

– То есть тебе? – проговорил он хриплым от гнева голосом.

– Нет, конечно. Я уже говорила тебе, Рувим, что не сумею управиться с фермой. Мне кажется, тут ты можешь мне поверить.

– А если ты говорила не о себе, то о ком же?

Флора отбросила дипломатию и сказала прямо:

– О тебе.

– Обо мне?

– Да, о тебе. – Флора уже усвоила манеру Скоткраддеров повторять все по многу раз.

Рувим вытаращил на нее глаза. Флора с некоторой брезгливостью заметила, что грудь у него очень волосатая.

– Не будет этого, – сказал он наконец. – Старуха его не отпустит.

– Почему? – удивилась Флора. – Зачем тете Аде Мрак держать вас здесь, будто вы маленькие дети?

– Она… она… она больна, – запинаясь, выговорил Рувим и украдкой глянул на закрытые пыльные окна второго этажа, над которыми уже вили свои гнезда ласточки-пестробрюшки. – Если кто-нибудь из нас говорит, что уйдет с фермы, у нее случается приступ. Скоткраддеры живут в «Кручине», сколько она стоит. Никому из нас нельзя уходить, кроме Кипрея – он по субботам возит деньги в Пивтаунский банк.

– Но вы все иногда бываете в Пивтауне.

– Да, но это большой риск. Если она узнает, у нее будет приступ.

– Приступ чего? – Флора постепенно теряла терпение. В отличие от Чарлза она не выносила мрачных загадок.

– Ее… ее недуга. Она не такая, как бабушки в других семьях. Когда она была не больше крулечки, она увидела…

– Ой, Рувим, будь другом, рассказывай быстрее, а то пока я дойду до холмов, солнце опять спрячется.

– Она… она безумна.

Грузное слово лежало между ними в равнодушном воздухе. Время, которое в последние дни вело себя вполне пристойно, внезапно завертелось вокруг яркой далекой точки в безграничном пространстве.

– Ох, – выдохнула Флора.

Вот, значит, в чем дело. Тетя Ада безумна. По всем законам вероятности, на ферме «Кручина» должна была обнаружиться сумасшедшая бабка, и в кои-то веки законы вероятности не подвели.

Флора, постукивая прогулочной тростью по туфельке, заметила, что это крайне неприятно.

– Да, – ответил Рувим, – это просто жуть. И ее сумасшествие проявляется в том, что она должна точно знать, что происходит. Два раза в неделю она проверяет все амбарные книги: молочную, куриную, свиную и зерновую. Если не дать их ей, у нее случается приступ. Это кошмар. Понимаешь, она глава семьи. Мы должны всячески ее беречь. Она спускается на кухню только два раза в году: первого мая и в последний день праздника урожая. Если кто-нибудь слишком много ест, с ней случается приступ. Жуть.

– Да, – согласилась Флора, а про себя подумала, что у тети Ады очень удобная форма сумасшествия. Позволь каждому, кто сходит с ума, самому выбирать себе разновидность безумия, все были бы, как тетя Ада. – Поэтому она и не хочет меня видеть? Я здесь уже почти месяц, а она так меня к себе и не пригласила.

– Да, может быть, – равнодушно ответил Рувим. Долгая речь его утомила. Лицо заострилось, собралось колючими складками.

– И все равно, – бодро сказала Флора, – безумие тети Ады не помешает тебе убедить кузена Амоса, что ему нужно отправиться с проповедью по стране, а когда он уедет, взять ферму в свои руки.

– Ты думаешь, – медленно проговорил Рувим, – если я буду следить за фермой, пока старый черт колесит по стране и пугает ворон, и он, увидев, что я хорошо справляюсь, завещает ее мне?

– Да, именно так я и думаю, – твердо ответила Флора.

Череда выражений пробежала по лицу Рувима, и внезапно, прямо на глазах у Флоры он просиял. Она поняла, что одержала победу.

– Да, – хрипло проговорил Рувим. – Чтоб мне сдохнуть, если я не уговорю старого черта отвалить прямо на этой неделе!

И к изумлению Флоры, он протянул ей руку, которую она тут же пожала – тепло и даже растроганно. То был первый знак чего-то человеческого со стороны представителя Скоткраддеров. Флора чувствовала себя Кортесом на Дарьенском склоне или сэром Джеймсом Джинсом, разглядевшим в телескоп еще один белый карлик.

С веселым сердцем она зашагала по дороге к холмам. Если Рувим не переусердствует, убеждая отца, и Амос не догадается, что его хотят спровадить, то план сработает.

Утро выдалось погожее, и прогулка тем больше радовала Флору, что сегодня ее не сопровождал мистер Клоп (у нее никак не получилось думать о нем как о Мейстерклопфе). Предыдущие три дня они гуляли вместе, но вчера Флора твердо сказала, что ему нужно поработать. Она не видела большого смысла в работе мистера Клопа, однако предлог был вполне благовидный.

Нельзя сказать, что прогулки с мистером Клопом доставляли Флоре удовольствие. Начать с того, что его занимала исключительно проблема противоположных полов. Это было печально, но хотя бы понятно: в конце концов, многие наши лучшие умы подвержены такой слабости. Беда в том, что самые обычные предметы, не вызывающие фривольных ассоциаций даже у наших лучших умов, наводили мистера Клопа на неожиданные мысли, которыми он делился с Флорой и спрашивал, как ей такое сравнение. Флоре трудно было отвечать, поскольку тема нисколько ее не занимала, а мистер Клоп относил молчание спутницы на счет ее неразвитости. Он говорил, как удивительно, что почти все англичанки (точнее, почти все молодые англичанки, то есть англичанки в возрасте от девятнадцати до двадцати четырех лет) чрезвычайно неразвиты.

Иногда они гуляли в рощице очаровательных молодых берез. Их стволы казались мистеру Клопу фаллическими символами, а почки наводили на мысль о соска2х и девственницах. Он напоминал Флоре, что они идут по семенам, зреющим во чреве матери-земли, и говорил, что чувствует, будто ступает по телу исполинской бурой женщины. От этого (утверждал мистер Клоп) ощущаешь себя соучастником в неком величественном ритуале вынашивания.

Иногда Флора любопытствовала, как называется то или иное дерево, но мистер Клоп ни одного из них не знал.

Впрочем, изредка далекие холмы не казались ему исполинскими женскими грудями. Тогда он глядел на горизонт, щурился, глубоко вдыхал через ноздри и говорил, что пейзаж напоминает ему очаровательную картину Пуссена, или замирал над лужей и сообщал, что она похожа на полотно Мане.

Впрочем, справедливости ради надо отметить, что мистера Клопа занимали и общественные проблемы современности. Вчера, когда они с Флорой гуляли по рододендроновой аллее в поместье, открытом для публики, он заговорил о недавнем аресте в Гайд-парке. Рододендроны напомнили ему про Гайд-парк. Мистер Клоп сказал, что невозможно после семи вечера просидеть в Гайд-парке пять минут: или к тебе пристанут, или тебя заберут в полицию.