Город священного огня (др. перевод) (ЛП) - Кассандра Клэр

— Конечно, — сказала она. — Конечно, я пойду.

Первое, что увидел Саймон, были обои. Что не так уж плохо. Слегка устаревшие. Определенно, отклеивающиеся. Серьезная проблема с плесенью. Но в целом, не самая худшая вещь, которую он видел, когда открывал глаза. Он моргнул раз или два, рассматривая крупные полосы, прорезающие цветочный узор. Ему потребовалась секунда, чтобы осознать, что этими полосами оказались прутья. Он находился в клетке.

Он быстро перекатился на спину и встал, даже не потрудившись проверить, насколько высока клетка. Череп ударился сверху о прутья, заставив его взгляд опуститься, а самого Саймона выругаться вслух.

А потом он увидел себя.

На нем была свободная раздувающаяся белая рубашка. Но больше всего его беспокоило то, что он оказался в очень узких кожаных брюках.

Очень узких.

Очень кожаных.

Саймон осмотрел себя и принял все, как есть. Распахнутая рубашка. Глубокий, открывающий грудь V-образный вырез. Тугая кожа.

— И почему, — спустя мгновение проговорил он, — как только я думаю, что самое ужасное со мной уже произошло, я все время ошибаюсь.

И как по команде отворилась дверь, и в комнату ворвалась крошечная фигурка. Тут же, со скоростью секретных служб, дверь за ней закрыл темный силуэт.

Она на цыпочках подкралась к клетке и между двумя прутьями втиснула лицо.

— Са-а-аймон, — выдохнула она.

Морин.

При других обстоятельствах Саймон, по крайней мере, попросил бы ее выпустить его, найти ключ, помочь ему. Но что-то во внешности Морин говорило ему, что это не будет полезным. А именно, корона из костей, которую она носила. Костей пальцев. Может, ног. И эта корона не была украшена драгоценными камнями и даже не ослепляла. И тут он заметил на ней розово-серое бальное платье, расширяющееся на бедрах в духе нарядов со спектаклей восемнадцатого века. Такой вид одежды не вызывал доверие.

— Привет, Морин, — осторожно произнес он.

Морин улыбнулась и сильнее прижалась лицом к прутьям.

— Тебе нравится твой наряд? — спросила она. — У меня есть несколько для тебя. У меня есть фрак и килт и все в таком духе, но мне захотелось, чтобы ты сначала надел вот это. Еще я сделала тебе макияж. Это была я.

Саймону не нужно было зеркало, чтобы понять, что у него подведены глаза. Это осознание было мгновенным и детальным.

— Морин…

— Я делаю тебе ожерелье, — перебивая его, сказала она. — Я хочу, чтобы ты носил больше украшений. Носил больше браслетов. Я хочу, чтобы у тебя на запястьях были разные штуки.

— Морин, где я?

— Ты со мной.

— Ладно. И где мы?

— В отеле, отеле, отеле…

Отель «Дюмор». По крайней мере, теперь стало яснее.

— Хорошо, — сказал он. — А почему я… в клетке?

Морин начала себе под нос напевать песенку и, потерявшись в своих мыслях, водить руками по прутьям клетки.

— Вместе, вместе, вместе… теперь мы вместе. Ты и я. Саймон и Морин. Наконец-то.

— Морин…

— Это будет твоя комната, — сказала она. — И как только будешь готов, ты сможешь выйти. У меня кое-что есть для тебя. У меня есть постель. И все остальное. Несколько стульев. Вещи, которые тебе нравятся. А еще может играть группа!

Она закружилась, чуть не потеряв равновесие под странной тяжестью платья.

Саймон почувствовал, что в следующий раз слова будет подбирать осторожнее. Он знал, что у него успокаивающий голос. Он мог быть чувственным. Обнадеживающим.

— Морин… знаешь… ты мне нравишься…

В этот момент Морин перестала кружиться и снова схватилась за прутья.

— Тебе просто нужно время, — с ужасающей добротой в голосе проговорила она. — Всего лишь время. Ты научишься. Ты влюбишься. Теперь мы вместе. Мы будем править. Ты и я. Мы будем править моим королевством. Теперь, когда я королева.

— Королева?

— Королева. Королева Морин. Морин, королева ночи. Морин, королева тьмы. Королева Морин. Королева Морин. Морин, королева мертвых.

С канделябра на стене она сняла свечу и внезапно просунула ее между прутьями в сторону Саймона. Она слегка ее наклонила и улыбнулась, когда белый воск, подобно слезам, стал капать на сгнившие остатки алого ковра на полу. Она сосредоточенно закусила нижнюю губу, аккуратно вращая запястье, чтобы капли объединялись в одну.

— Ты… королева? — слабо произнес Саймон. Он знал, что Морин возглавляла вампирский клан Нью-Йорка. В конце концов, она убила Камиллу и заняла ее место. Но лидеры клана не звались королями и королевами. Они нормально одевались, как Рафаэль, а не в костюмированные наряды. В сообществе Детей Ночи они были важными фигурами.

Но, конечно же, Морин была другой. Она была ребенком, неживым ребенком. Саймон вспомнил ее радужные митенки на руках, тихий хриплый голосок, большие глаза. Она была маленькой девочкой со всей невинностью маленькой девочки, когда Саймон укусил ее, когда Камилла и Лилит забрали ее и изменили, впрыснув в вены зло, забравшее всю невинность и исковеркавшее в безумие.

Это его ошибка. Саймон понимал. Если бы Морин не знала его, не последовала за ним, ничего этого с ней не произошло бы.

Морин кивнула и улыбнулась, сосредоточившись на своей кучке воска, которая сейчас была похожа на крошечный вулкан.

— Мне нужно… сделать кое-что, — вдруг произнесла она и выронила горящую свечу. Ударившись о землю, та погасла сама, а девочка торопливо зашагала к двери. Та же темная фигура как только она подошла, открыла ее. И Саймон снова остался один, с дымящимися остатками свечи, новыми кожаными штанами и ужасной тяжестью вины.

Майя молчала всю дорогу до Претора, а солнце в небе поднималось все выше, окружающие их виды сменялись с переполненных людьми высоток Манхэттена на длинные пробки Лонг-айлендской магистрали, а дальше на небольшие города сельской местности и фермы Норс-Форка. До их цели оставалось недолго, слева уже виднелись голубые воды Саунда, по которым шла рябь от ветра. Девушка представила, как ныряет в них, и вздрогнула при мысли о холоде.

— Ты в порядке? — Джордан тоже хранил молчание во время дороги. Воздух в его машине был прохладным, потому он надел кожаные водительские перчатки, но они не скрывали его побелевшие костяшки от крепкой хватки на руле.

Майя чувствовала исходящие от него волны беспокойства.

—Да. — Это была ложь. Она волновалась за Саймона и все еще боролась со словами, которые сдавливали горло — она не могла их произнести. Сейчас было не время для подобного разговора, не когда Саймон пропал, но, тем не менее, каждая минута молчания отдавала привкусом лжи.

Они свернули на длинную белую дорогу, уходящую вдаль к Саунду. Парень прочистил горло.

— Ты же знаешь, что я люблю тебя, верно?

— Знаю, — тихо ответила она, и подавила желание ответить «спасибо». Не нужно благодарить, когда кто-то признается тебе в любви. Предполагалось, что она ответит именно то, чего ждал Джордан…

Майя выглянула в окно и вздрогнула, выходя из состояния задумчивости.

— Это что, снег идет?

— Не думаю. — Но мимо окон их грузовика проносились белые снежинки, собираясь на лобовом стекле. Джордан остановил машину и опустил окно, раскрывая ладонь, чтобы поймать одну. Он притянул ее к себе и помрачнел. — Это не снег… а пепел.

Сердце Майи чуть не выскочило из груди, когда он вновь завел машину и рванул вперед, заворачивая на повороте. Впереди, на месте, где должен был быть штаб «Претор Люпус», золотой на фоне серого полуденного неба, поднимался сгусток черного дыма. Джордан выругался и повернул руль влево; грузовик попал в яму и заглох. Парень распахнул дверь и выпрыгнул наружу; через секунду за ним последовала Майя.

Штаб «Претор Люпуса» был построен на огромном зеленом участке, спускающемся к Саунду. Центральное здание было сделано из золотого камня — романский особняк, окруженный арочными портиками. Ключевое слово: был. Теперь на его месте возвышалась масса горящего дерева и камня, напоминающая обугленные кости в крематории. Белая пыль и пепел густым слоем укрывали сад, девушка подавилась от жгучего воздуха, поднимая руку, чтобы прикрыть лицо.

Коричневые волосы Джордана покрылись пеплом. Он оглянулся с выражением шока и непонимания.

— Я не…

Что-то поймало взгляд Майи, какое-то движение за пеленой дыма. Она схватила парня за рукав.

— Смотри… там кто-то есть…

Он побежал, огибая дымящиеся развалины штаба Претора. Майя последовала за ним, хоть не могла не замереть в ужасе, разглядывая обугленные остатки здания, выступающие из земли — стены, держащие уже несуществующую крышу, окна, которые либо выбило, либо расплавило, то тут, то там мелькали белые пятна, которые могли оказаться кирпичами или костями…