Дайте место гневу Божию (Грань) - Далия Трускиновская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да ладно тебе, иди.
Наталья Борисовна была пожилая медсестра, которую Галина взяла в уборщицы и заодно в сиделки. Семья как-то безмолвно постановила, что нехорошо дочери, зятю и внучкам выносить горшки из-под отца, тестя и деда. Если бы Галину спросили – она бы ответила, что главное в семье, где есть инвалид, сохранять нормальные отношения. Лучше заплатить постороннему человеку – и видеть своего больного ухоженным, чистым, в комнате, благоухающей жасмином, а не чем-то другим. И все равно ведь приходила к ним раньше дважды в неделю помощница. Ну так семье по карману приглашать помощницу ежедневно.
Медсестра заодно присматривала, чтобы Вадим Игнатьевич выполнял все предписания врача, вовремя давала лекарства, и не просто так, а сообразуясь с его самочувствием. Она даже исхитрилась приучить Кузьмина, как малое дитя, опорожняться в определенное время. Это было особо оценено Галиной.
Парализованный Кузьмин, владеющий только левой рукой, был, конечно, для семьи определенной обузой, но к этой обузе приспособились. И в немалой мере – благодаря внучкам. Когда деда перевезли из больницы и стали налаживать его быт, когда он всерьез затосковал и стал облаивать семью ни за что ни про что, именно внучки предложили поставить в дедовой комнате компьютер.
– На кой ему? – проворчал зять. – Пусть телевизор смотрит.
– Ну, па-ап! Ты что, не въезжаешь?
Внучки (одной – четырнадцать, другой – шестнадцать) растолковали: это только кажется, что шестидесятилетний дед никогда не освоит машину. Зато он научится слоняться по Сетям, будет переписываться с бабульками из Америки, и время потечет для него незаметно.
– Хорошо, – сказал зять. – Вот ваш ему на пробу и поставим.
Девчонки отважно пошли на жертву. Кузьмин несколько раз повторил, что он не мальчишка, что ни хрена в этих надписях, картинках и табличках не смыслит. Но у внучек хватило терпения научить его пользоваться почтой. Потом ему показали, как вылезать на сайты с объявлениями, и, наконец, решающее слово сказал зять.
– Вы, папа, анекдот знаете? Приходит к сексопатологу старикашка, жалуется – с женой стало хуже получаться. Врач спрашивает – в чем это выражается? Да вот, отвечает старикашка, всего два раза в неделю. Так это же великолепно – радуется за него врач. Да, великолепно, – скулит старикашка, – а вот соседу девяносто семь, он на двенадцать лет старше меня, и у него получается четыре раза в неделю! Врач: а вы откуда знаете? Старикашка: да сам же рассказывает! Врач, с облегчением: ну так и вы рассказывайте!
Впервые за два месяца Кузьмин рассмеялся. И действительно завел обширную переписку с женщинами. В письмах он был высоким блондином со стальными глазами – это выяснили шкодливые внучки, обнаружив на одном сайте дедово объявление и, естественно, отозвавшись.
Галина вздохнула с облегчением – отец был занят делом. Порядка ради она его поругивала за бессонные ночи перед монитором, но в целом была довольна. Кузьмину привезли хороший компьютер, старый вернули девчонкам, и жизнь потекла более или менее мирно.
Инвалид в доме – еще не самое страшное, так говорила Галина подругам и коллегам, а также врачам, которые по старой памяти позванивали иногда бывшему начальству (Леночка исчезла как сон, как утренний туман, и Кузьмин был ей за это благодарен). Самое страшное – это инвалид-бездельник, требующий круглосуточного внимания. А когда он делом занят – это еще ничего…
Но внешнее благолепие было, естественно, обманчивым. Кузьмин ни на минуту не забывал, по чьей милости оказался в кресле.
Он видел перед глазами ее красивое лицо, лицо профессиональной красавицы, оно приближалось, оно падало сверху, когда он, устав от монитора, запрокидывал голову.
Из-за лица Ольги Черноруцкой он отказался от телевизора – не желал даже случайно видеть ее на экране. Черноруцкая же, с ее непомерной активностью, ввязывалась во всякие неожиданные проекты и появлялась там, где ее не ждали. Конечно, семья оплачивала многоканальное телевидение, но при переключении проклятое лицо возникало на долю секунды – и этого для Кузьмина было более чем достаточно!
На Интернет эта ведьма еще не покушалась – и Кузьмин чувствовал себя во всемирной Паутине вполне комфортно. Он нашел сайты, где были статьи про гипноз, и очень внимательно их освоил.
Он старался подойти к проблеме честно. Десятилетия врачебного стажа за спиной не позволяли верить во всю ту ахинею, которая предназначалась для малограмотной публики. Кузьмин вылавливал в Сетях то, что не противоречило медицинско-материалистической точке зрения. Сеансы гипноза он видел своими глазами и знал, что это – возможно. Поэтому за ориентир он брал свои собственные ощущения и воспоминания.
И все же, все же…
Он действительно не помнил, как оказался в том заброшенном дворе. Не раз и не два он восстанавливал события, начиная чуть ли не с того дня, когда сорвалась поездка в Москву и он решил провести конец недели в пансионате с Леночкой Давыденко.
Эта Леночка была очередной избранницей – после развода с женой Кузьмин ни дня не страдал от одиночества, впрочем, и до развода всякое случалось. А стать его избранницей хотя бы на неделю хотели многие. Кузьмин был галантен, иначе, как «моя красавица», никого из женского персонала больницы не называл, и еще ему органически претила скупость. Для того он и зарабатывал деньги, чтобы чувствовать себя аристократом. Так что Леночке мало было нужды до его почтенного возраста – она радостно приняла ухаживания общего любимца и, надо ей отдать должное, сумела его удержать надолго, на целых полтора года. Кузьмин приодел девушку, свозил ее за границу, и оба считали, что у них идеальный союз – наилучший из всех недолгосрочных, обреченных на безболезненный разрыв и обоюдно приятных, не более, союзов.
В пансионате «Бурцево» все было замечательно – оба проявили себя наилучшим образом. Перед тем, как уезжать, они еще раз уединились в номере и для пущего блаженства выпили: она – шампанского, он – дорогого бренди. Потом, пока добирались до города, хмель еще владел ими, они беззаботно болтали и безобидно задирали шофера. Шофер был знакомый, муж пансионатской поварихи, всегда неплохо получал на чай и был готов к услугам в любое время суток.
Но вот ощущался ли в машине тот запах бензина, который в конце концов настолько допек Кузьмина, что проще оказалось выйти на перекрестке Московского проспекта и улицы Грушко? Или воняло как обычно, воняло вполне терпимо, но какое-то беспокойство стало овладевать Кузьминым?
Его начал раздражать милый смех Леночки, а бензинная вонь делалась все круче, от нее уже с души воротило. На самом деле? Или было что-то третье, подлинная причина тревоги? Он вышел, зная, что до дома – четыре квартала, уверенный – на дорогу уйдет минут десять, и он успеет продышаться. Как вышло, что он пересек проспект? Как, черт возьми, вышло, что он пересек проспект?!!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});