Две башни - Джон Толкиен

Древобрад некоторое время бормотал, как бы про себя произнося глубокие подземные энтийские проклятия.

— Недавно я начал размышлять, почему орки осмеливаются проходить через мои леса так свободно, — продолжал он. — Только позже я догадался, что виноват в этом Саруман, что он уже давно разведал все пути и раскрыл мои тайны. Теперь он и его подлые слуги чинят опустошение. Вниз по границам они срубили деревья — хорошие деревья! Некоторые они просто подрубили и оставили гнить, но большинство сплавлено по воде в Ортханк. В Изенгарде все время поднимается дым.

Будь он проклят, корень и ветви! Многие из этих деревьев были моими друзьями, я знал их от ореха и желудя: многие умели говорить, и голоса их утрачены теперь. И сейчас только пни и заросли ежевики там где когда-то был поющий лес. Я был слишком бездеятелен. Я упустил время. Это нужно прекратить.

Древобрад рывком приподнялся на кровати, встал и затопал к столу. Светящиеся сосуды испускали два потока пламени. Глаза Древобрада засверкали зеленым огнем, борода поднялась и стала похожа на большой веник.

— Я прекращу это! — взревел он. — И вы пойдете со мной. Вы можете помочь мне. И таким образом вы поможете и своим друзьям — если не остановить Сарумана, у Рохана и Гондора будет враг не только впереди, но и сзади. Наши дороги лежат вместе — на Изенгард!

— Мы пойдем с вами, — сказал Мерри. — И сделаем все, что сможем.

— Да! — сказал Пиппин. — Я хочу увидеть свержение белой руки. Я хочу быть там, даже если от меня будет мало пользы: я никогда не забуду Углука и переход через Рохан.

— Хорошо! Хорошо! — сказал Древобрад. — Но я говорю торопливо. Не следует торопиться. Мне стало жарко. Я должен охладиться и подумать: легче кричать «остановлю!» Труднее сделать это.

Он прошел к арке и некоторое время стоял под дождем капель. Потом засмеялся и отряхнулся, и там, где с него падали на землю капли, они вспыхивали красными и зелеными искрами. Вернувшись, он снова лег на кровать и замолчал.

Через некоторое время хоббиты снова услышали его бормотание. Казалось, он что-то считал по пальцам.

— Фэнгорн, Финглас, Фландриф, да, да, — вздохнул он. — беда в том, что нас осталось слишком мало, — сказал он, поворачиваясь к хоббитам. — Только трое осталось из первых энтов, что ходили по лесам до наступления Тьмы: только я, Фэнгорн, и Финглас, и Фландриф — если использовать эльфийские имена, можете называть их Лиственный Локон и С-Кожей-Из-Коры, если вам так больше нравится. И из нас троих Финглас и Фландриф не очень полезны для нашего дела. Лиственный Локон стал очень сонлив, почти как дерево, он все лето стоит неподвижно и в полусне, и луговая трава вырастает ему по колено. Он весь покрыт лиственным волосами. Зимой он просыпается, но в последнее время он слишком малоподвижен и не может далеко ходить. С-кожей-из-коры живет на горных склонах к западу от Изенгарда. Именно там и произошли самые большие неприятности. Он был ранен орками, и большинство его Древесного стада убито и уничтожено. Он ушел высоко в горы и живет там среди любимых берез и не спускается вниз. Конечно, есть немалое число более молодых энтов, если я только сумею поговорить с ними, если я смогу разбудить их. Мы неторопливый народ. Как жаль, что нас так мало!

— Почему же вас мало, если вы так давно живете в этой стране? — спросил Пиппин. — А может, многие умерли?

— О нет! — сказал Древобрад. — Никто не умер сам по себе. Некоторые за долгие годы, конечно, погибли от несчастных случаев, еще больше уподобились деревьям. Но здесь никогда нас не было много, и число наше не увеличивалось. Уже очень давно, ужасное количество лет у нас нет детей. Понимаете, мы потеряли своих жен.

— Как печально! — сказал Пиппин. — Как могло случиться, что они все умерли?

— Они не умерли, — ответил Древобрад. — Я не говорил, что они умерли. Мы потеряли их, я сказал. Мы потеряли их и не можем найти. — Он вздохнул. — Я думал, все знают об этом. Среди людей и эльфов от Чернолесья до Гондора известны песни о том, как энты искали своих жен. Их не могли совсем забыть.

— Боюсь, что эти песни не преодолели горы и не известны в Уделе, — сказал Мерри. — Не расскажите ли вы нам больше или не споете ли одну из песен?

— Да, расскажу, — сказал Древобрад, по-видимому довольный их просьбой. — Но я не могу рассказывать подробно, только весьма коротко. Мы должны вскоре закончить наш разговор: завтра мы созовем совет, предстоит много работы, возможно, начнется путешествие.

— Это необыкновенный и печальный рассказ, — начал Древобрад после паузы. — Когда мир был молод, а леса обширны и дики, энты и их женщины — были и энтийские девушки, ах! Красота Фимбретиль, легконогой гибкой ветви, во дни моей нежной юности! — Они ходили вместе и селились вместе. Но наши сердца росли по-разному: энты отдавали свою любовь тому, что встречали в мире, а их жены другим вещам, энты любили большие деревья, дикие леса и склоны высоких холмов, они пили воду из горных рек и ели только те плоды, что падали с деревьев. И эльфы научили их разговаривать, и они разговаривали с деревьями. А энтийские девушки и женщины занялись меньшими деревьями и лугами, что лежат в солнечном сиянии у подножия лесов, они видели терн в чаще, и дикое яблоко, и ягоду цветущую весной, и зеленые водяные растения летом, и зрелые травы в осенних полях. Они не хотели разговаривать со всеми этими растениями, они хотели, чтобы растения слушали их и повиновались им. Женщины энтов приказывали им расти в соответствии со своими желаниями, выращивать листья и приносить плоды, которые им бы понравились, женщины энтов хотели порядка, и совершенства, и мира (под которым они понимали вот что: растения должны оставаться там, где они их посадили). Поэтому они стали устраивать сады и жить в них. А энты продолжали бродить и приходили в сады лишь изредка. Затем, когда тьма пришла на север, энтийские женщины пересекли великую реку и устроили новые сады, и ухаживали за полями, и мы видели их еще реже. После того, как Тьма была отогнана, земля энтийских жен богато расцвела, а их поля были полны зерна. Многие люди учились искусству обращения с растениями у энтийских жен и высоко чтили их; но мы для них стали только легендой, тайной в сердце леса. Но мы все еще здесь, а все сады энтийских жен исчезли, теперь люди называют их коричневыми землями.

Я вспоминаю, что когда-то очень давно — во времена войны между Сауроном и людьми моря — ко мне пришло желание снова увидеть Фимбретиль. Она по-прежнему была прекрасна в моих глазах, когда я в последний раз видел ее, хотя и не очень похоже на энтийскую женщину в старину. Потому что энтийские жены согнулись и потемнели от своей работы; волосы их выгорели на солнце до цвета спелого зерна, а щеки их стали похожи на красные яблоки. Но их глаза оставались глазами нашего племени. Мы пересекли Андуин и пришли в их холодную землю, но обнаружили ее пустынной: она была сожжена и разграблена всюду, куда бы мы ни шли. Энтийских женщин нигде не было. Долго мы звали и долго искали; мы спрашивали у всех, кого встречали, куда ушли энтийские женщины. Некоторые говорили, что никогда не видели их; другие говорили, что видели, как наши женщины шли на запад, третьи — на восток, четвертые — на юг. Но нигде, куда бы мы ни пошли, мы их не находили. Горе наше было велико. Но дикий лес звал, и мы вернулись к нему. Много лет возвращались мы туда и искали своих женщин, идя далеко по всем сторонам и окликая их по их прекрасным именам. А теперь энтийские женщины — лишь воспоминание для нас, и бороды наши длинны и седы. Эльфы сочинили много песен о поиске энтов, и некоторые из этих песен перешли в языки людей. Но мы не сочиняем песен об этом, мы удовлетворялись пением прекрасных имен, когда мы думали о наших женщинах. Мы верим, что снова встретимся с ними, когда придет время, и, может, мы найдем землю, где сможем быть вместе и быть счастливыми. Но предсказано, что это произойдет лишь тогда, когда мы утратим все, что имеем. Возможно, что наконец это время приблизилось. Ибо если Саурон в древности уничтожил сады, то теперь враг стремиться уничтожить и все леса.