Жернова истории - часть 1 - Андрей Колганов

В конце месяца сокращенные идут на Биржу в секцию совработников на регистрацию. В это время у дверей секции очередь больше тех очередей, какие были в голодные годы у продовольственных лавок; вырастает она по Сытинскому переулку, заворачивается на Тверской бульвар и тянется вдоль его, насколько хватает глаз <…>

Глава 8. Лазарь… и снова Лев

Работа "моих" студентов практикантов в наркомате закончилась, и я сразу почувствовал, как мне не хватает их присутствия. Да, они отнимали немало времени, отвлекали от повседневной работы. Однако с ними приходил дух молодости, не угасший еще революционный энтузиазм, вера в способность перевернуть мир и изменить его к лучшему. А тут вдруг секретарь сообщает, что меня просит к телефону Лидия Михайловна Лагутина.

"Интересно, что там задумали мои студенты?" — мелькает мысль, пока рука тянется к телефонному аппарату. Иные причины для такого звонка трудно измыслить. Предположить, что Лида звонит, например, для того, чтобы пригласить меня на свидание, было бы глупо. Однако я оказался прав только наполовину.

— Здравствуйте, Виктор Валентинович! — прозвучало в трубке. — Не могли бы вы заглянуть к нам домой в ближайшее воскресенье, седьмого? Скажем, часиков в одиннадцать утра? С вами хотел бы переговорить Лазарь Шацкин, — в конце концов пояснила она причину своего приглашения.

— Хорошо, — отвечаю, — буду у вас в воскресенье, в одиннадцать.

Та-а-ак, видимо наш разговор все же зацепил Лазаря. И, разумеется, на эту встречу обязательно надо идти. Хотя Шацкин сейчас всего лишь слушатель Комакадемии, он остается членом ЦК РКСМ и членом Исполкома КИМа. Фактически же он является неформальным лидером обеих этих организаций, поэтому его политическую роль не стоит недооценивать. Несмотря на всю свою молодость, паренек он не простой. В возрасте семнадцати лет сколотить Коммунистический интернационал молодежи – это уметь надо. А на следующий год ведь именно он вытащил Ленина на III съезд РКСМ, где тот и произнес свою знаменитую речь "Задачи союзов молодежи" (ну, ту самую, из которой обычно запоминают только фразу про "учиться, учиться, и учиться", начисто забывая про то, что Ленин говорил дальше).

Поэтому седьмого октября к одиннадцати часам утра, взобравшись на четвертый этаж (я прошел мимо необычно большого лифта – не чета малюсеньким парижским, — ибо дал себе зарок поддерживать форму), уже кручу ручку механического звонка на входной двери в квартиру Лагутиных. В этот момент издалека доносится звук лифта, остановившегося на этом же этаже, а затем за моей спиной слышатся шаги. Обернувшись, вижу силуэт, энергичным шагом приближающийся по длинному полутемному коридору ко мне. Ба, так это же Шацкин собственной персоной! Так что в квартиру мы входим вместе.

После взаимных приветствий хозяин квартиры тактично оставляет нас наедине, уходя в другую комнату. Посидеть на кухне, по позднесоветскому обыкновению, здесь не удастся – дом гостиничного типа, и кухни как таковой здесь нет. Жильцы пользуются услугами домовой кухни, либо оборудуют какой-нибудь уголок с керосинкой или примусом в жилых комнатах, а то и в обширной ванной.

Практически сразу к нам с Лазарем присоединяется Лида. Он не обращает на девушку внимания – видимо, разговор не секретный.

— Виктор Валентинович, буду с вами откровенен, — начинает комсомольский вожак, — я своего мнения насчет вашего черного пессимизма не изменил. Но вот идея ваша насчет развития участия рабочих в управлении производством меня заинтересовала, потому что я и сам об этом задумывался. Не могли бы вы изъяснить свою позицию по этому поводу подробнее?

— Охотно! — киваю головой. — Сейчас у нас есть два основных канала влияния рабочих на производственные дела. Первый – через фабзавкомы, второй – через партячейки. Однако на практике и тот, и другой канал работают, честно сказать, паршиво. У нас имеется резолюция XI съезда "О роли и задачах профсоюзов в условиях новой экономической политики", написанная Лениным. Общие рамки там очерчены, но вот как подойти к вопросу участия рабочих в делах производства практически – никакая резолюция не научит.

— Однако, — продолжаю, — эта резолюция достаточно честно фиксирует противоречия, связанные с положением профсоюзов на государственных предприятиях в течение переходного к социализму периода. Первое противоречие касается стачечного движения. Ильич верно подметил возможность конфликта интересов между рабочей массой, с одной стороны, директорами и администрацией госпредприятий – с другой. В этих условиях профсоюзы должны защищать трудящихся от бюрократизма и преувеличенного ведомственного усердия.

— Должны-то они должны, — невесело произнес Шацкин, — да только больших успехов в этом деле не видно. Недаром то и дело слышно о стачках.

Верно, — говорю. — Но тут вот еще какое обстоятельство надо иметь в виду. Из случившихся в этом году… (тут я прикусил язык – чуть ведь не ляпнул точную цифру забастовок за год – 286, из них за сентябрь-октябрь – 217, а ведь сейчас только закончилась первая неделя октября!)…почти двухсот стачек (уф, выкрутился!), профсоюз имел хоть какое-то касательство только к одной из каждых двадцати пяти.

— Как же это так?! Что же, они там совсем мышей не ловят?! — возмутился Лазарь. — Это же их кровное дело – интересы рабочих защищать!

— Да, это их дело, — придать борьбе рабочих по защите своих классовых интересов организованный характер. Однако ведь партия признает стачки следствием не только бюрократических извращений, но и отсталости масс. А фабзавкомы не хотят, чтобы их обвинили в том, что они потакают несознательным, отсталым элементам в среде пролетариата, — бросаю пристальный взгляд на Лазаря Шацкина, и продолжаю. — Если партячейка возлагает на профсоюз ответственность за то, что не был предотвращен конфликт, то тут десять раз подумаешь, прежде чем решиться возглавить стачку! Фактически сейчас и партячейки, и фабзавкомы в любом конфликте предпочитают стоять на стороне администрации. Ведь, так или иначе, любой работник в большой мере зависит от администрации, особенно при нынешней безработице. Так еще и оправдание есть – мы болеем за интересы развития производства, а значит, за дело социалистического строительства!

Как же так, как же так, — повторяет Шацкин, смотря в какую-то точку на столе, затем вскидывает голову и выпаливает. — Надо эту беспринципную смычку партячеек и фабзавкомов с администрацией ломать на корню!

— Ломать? И как вы это себе представляете? — у меня-то уже есть кое-какие соображения, но посмотрим, что скажет мой собеседник.

— А мы на что? Комсомол, то есть. Союзная молодежь еще не успела обюрократиться, и мы это болото растормошим! — с уверенностью бросает пылкий комсомолец. — Надо, чтобы заводские ячейки союза молодежи брали этих чинуш за жабры и тыкали носом в их прямые обязанности. Молодых рабочих организуем, такую бузу поднимем – это сонное царство живо проснется!

— Ну, тут вам, как говорится, и флаг в руки, — соглашаюсь я с ним. Вот только как партийное начальство будет реагировать, если комсомольцы против заводских партячеек попрут? Ох, нелегко комсе придется, чует мое сердце. Однако это еще не все проблемы. Надо подойти к основному.

— Есть и еще одно противоречие, которое так прямо в резолюции XI съезда не обозначено, но все необходимое, чтобы его увидеть, там прописано, — начинаю свой подход к самой важной точке. — Резолюция называет недопустимым прямое вмешательство профсоюзов в управление производством. И это верно – при централизованном управлении руководитель должен нести всю полноту ответственности и иметь все соответствующие права. Поэтому все, что сейчас предлагается для того, чтобы сделать профсоюзы школой управления – это чисто совещательные формы. Но вот толку от совещательных форм нет никакого, потому что они почти нисколько не способствуют привлечению рабочих к участию в управлении.

— Почему? — возмущается Шацкин. — Разве же сознательные рабочие, члены партии, комсомольцы, не заинтересованы в том, чтобы вникать в производственные вопросы, ставить их перед администрацией, выносить их на обсуждение? Вы не верите в классовое самосознание пролетариата?

— Я верю в классовое самосознание пролетариата! — мой голос приобретает очень жесткие интонации. — Но я твердо знаю, что оно может покоиться только на реальной основе, которую не заменить призывами, лозунгами, пропагандой. Вспомните слова Маркса: "идея всего посрамляла себя, когда она отделялась от интереса". А скажите-ка мне – какой интерес рабочему после восьмичасового рабочего дня вникать в производственные вопросы, да еще наживать неприятности, споря по этим поводам с администрацией, если он твердо знает, что последнее слово останется не за ним? Даже если у этого рабочего классовое самосознание только что из ушей не лезет? Нечего сказать? Вот потому-то производственные совещания и оборачиваются в лучшем случае пустыми разговорами, или малополезными самоотчетами, с которыми выступают второстепенные лица из заводоуправлений.