С. Х. В. А. Т. К. А. - Андрей Левицкий

Получалось, что от болота они шли немного западнее, чем надо. Но даже если свернуть и двигаться точно в ту сторону, где посреди Свалки находится Логово… До утра не дойти, прикинул Тимур. Да и вообще, о чем он думает — нельзя по Зоне ночью без стволов и детекторов аномалий шастать, натуральное ведь самоубийство. Выходит, надо здесь утра дожидаться. Хотя и это опасно — на поляну из ночного леса одна Зона знает кто может выйти. Но другого пути нет, придется сесть в круг, спина к спине, и тихо переговариваться, чтобы не дать друг другу заснуть, но чтобы и не привлечь своими голосами каких-нибудь тварей. Хотя с этим одна Вояка справится — будет болтать до утра без умолку, главное, чтоб голос не повышала.

Он широко зевнул. Спать хотелось сильно, хотя Тимур вырубился в жестяном ящике, но тогда сон быстро перешел в странное видение, а оно приносило не отдых, но скорее еще большую усталость. Ну а после событий было столько, что на неделю хватит.

— Шульга, ну чё там? — донеслось снизу. — Командуй, куда дальше?

— Помолчи ты ради Маврикия! — громко зашептал Растафарыч. — Не хипишуй, дай школьнику обозреть ландшафт.

— Да сколько можно обозревать…

— Тихо! — громко шикнул Тимур, и они заткнулись. Со стороны Свалки донесся хоровой вой — поначалу едва слышный, он быстро приближался.

— Шульга, там… Слышь, оттуда…

— На месте стойте! — Он быстро полез вниз. Когда повис на нижнем суку и носки ботинок коснулись земли, спутники повернулись к нему.

— Кто это там… — начала Вояка, но Тимур, держась одной рукой, второй зажал ей рот.

Звуки стали громче: лай, скулеж, подвывание, хруст веток и стук…

— Гон. — Он отпустил Вояку. — Малый гон, наверх лезьте!

Тимур стал взбираться обратно, спутники последовали за ним. Шум нарастал — живая лавина катилась к ним через лес.

— Гон вообще-то обычно перед выбросом начинается, — болтала Вояка по пути. — Но небо обычное, какой выброс? Или все же выброс? Шульга, ты чего молчишь-то? Выброс или не выброс? Если выброс, так нам не наверх надо лезть, а вниз, под землю то бишь прятаться, хотя где… — Тут она сорвалась, едва сумела зацепиться за сук и после этого поползла молча, сосредоточившись на том, чтобы не ухнуть вниз.

Они поднялись примерно до середины дерева, когда гон накрыл поляну. Внизу затрещало, зашумело, захрюкало и завыло. Быстрые тени вылетали из темноты, проносились через свободную от деревьев область и пропадали в ночи. Некоторые сталкивались, наскакивали друг на друга, тогда шум усиливался, слышалось рычание или хрюканье. Здоровенный псевдопес с посеребренной лунным светом полосатой спиной учуял людей: резко остановившись под вязом, задрал большую морду и взвыл. К нему присоединились еще несколько мутантов, они забегали вокруг дерева, выбившись из общего потока, который стал обтекать их, словно темная клокочущая вода.

Тимур поудобнее устроился в развилке ветвей, Вояка улеглась на толстом суку, обняв его и свесив голову; рядом, как нахохленный голенастый петух на заборе, поджав ноги, восседал Растафарыч.

Упреждая его вопросы, Тимур сказал:

— Кроме большого гона, который происходит перед выбросом, случаются и так называемые малые гоны.

— А из-за чего они случаются? — завороженно спросил водитель, весь захваченный буйством мутантской природы внизу.

— Никто толком не знает. Одни говорят, электромагнитное поле в Зоне локально меняется и зверье на это реагирует. Другие — что какие-то фронты аномальной энергии мигрируют. Третьи еще что-то плетут.

— А-а, — протянул Растафарыч.

Гон длился не очень долго, но даже когда основная масса мутантов убежала в сторону канала, из леса на поляну то и дело выскакивали отстающие — то пробегала беременная псевдособака, тряся раздутым пузом, то, всполошенно хрюкая, проносился выводок потерявших матку юных кабанят, то щелкала клешнями косолапая псевдоплоть. Одна попыталась залезть на дерево и долго сопела, неразборчиво бормотала на человеческом языке, тяжело взбираясь наверх, а сидящие там люди отламывали и отпиливали от вяза части веток и швыряли в нее. Потом Растафарычу как-то удалось откромсать длинный прямой сук, он метнул его будто копье и героически зазвездил псевдоплоти промеж больших, темных, унылых глаз. Псевдоплоть с протяжным уханьем сверзилась на землю, принялась хрипло ругаться и в конце концов, обиженно щелкая клешнями, убралась в кусты.

— Спускаться не будем, — заключил Тимур, и оба спутника закивали в ответ. — Лучше тут пересидеть. В развилке этой и поспать можно, если привязаться.

— Я тоже так полагаю, — согласилась Вояка, садясь на своем суку. — Только мне спать совсем не хочется.

— И мне, — подтвердил Растафарыч.

— Столько событий, столько всего! Канал, вертушка, болото, лес, гон — ух! Пакость эта с клешнями… Голова аж пухнет. Растафарик, круто ты в нее суком засанда-лил, как копьем — прям в лобешник ее, Чингачгук!

Растафарыч ответствовал что-то в том роде, что он не против насилия над псевдоплотью, но Тимур не слушал, его окончательно сморило. До Логова только к полудню доберусь, решил он. Стащив влажную куртку, уселся поудобнее в развилке, привязал себя к стволу и закрыл глаза. Спутники еще болтали приглушенными голосами, Вояка повествовала про нравы Зоны, Растафарыч — о том, как учился в Сызранском высшем военном авиационном училище, а после сбежал из армии, жил на гражданке полуподпольно, по поддельным документам, попал в общину хиппи, разочаровался в их философии и в конце концов устроился на работу в НИИЧАЗ, — а Тимур уже спал.

Ночная Зона — опасное место. Филин знал это лучше многих других. Но Шульгу надо было догонять, потому и пришлось идти через темный лес. Хорошо хоть они находились между Свалкой и Периметром, то есть далеко не в самой смертельной части Зоны.

Лысый со Шрамом всю дорогу молчали. Они слушались, когда им говорили, что делать дальше, не спорили и не высовывались, но постоянно крутили головами и, казалось, впитывали все происходящее.

Рюкзак Шрама был небольшой, а вот у Лысого — приличных размеров, и Филин решил, что там находится легкая радиостанция для докладов Седому. А еще решил, что разберется с этими двумя позже. Сейчас не было времени подстраивать им какую-то пакость, а просто втихаря скомандовать своим, чтобы пристрелили сладкую парочку, Филин не хотел. Бог знает, может эти двое, хотя в Зоне и не шарят, но бойцы ничего себе. Вдруг начнется серьезная пальба и охранники кого-то из его людей положат? Нет, лучше подождать.

В конце концов, может, вообще не избавляться от них? Филин все никак не мог решить, что делать, когда к нему попадет «слизень». То ему казалось, что нужно вернуть артефакт Седому, то — что оставить себе, а потом Седому либо кому другому продать. Если сейчас, заполучив «слизень», Филин переправит его в институт, Седой, конечно, заплатит, но не очень много — да и с чего ему много платить? Филин вроде так и так на него работает, постоянно всякие задания выполняет. Ну, получит тыщ десять, так и что? Но, с другой стороны, это укрепит его деловую дружбу с Седым. А с третьей… В общем, много было всяких нюансов, и поэтому он пока ничего не решил.

Гадюка двигался впереди всех бесшумно и быстро. Казалось, он не шагает по земле, а летит над нею, как какая-нибудь ночная бабочка, или скорее уж опасный нетопырь. Фонарики были в руках Боцмана, Шрама и Жердя. Они шли по краям, а Огонек и Филин в середине. Красавчик, на которого навьючили большую часть поклажи, обиженно плелся позади всех. Гадюка фонариком не светил, но, каким-то образом ориентируясь в темноте, то удалялся далеко вперед, исчезая из виду, то возвращался и тихим шепотом, а чаще жестами указывал, куда идти дальше, как поворачивать, чтоб не наткнуться на аномалию.

Жердь после уколов и прочих процедур Скальпеля ок-лемался. Самого отрядного доктора Филин оставил в схроне, приказав вырыть могилу за просекой и прикодать Одноногого. Хотя подозревал, что Скальпель этого делать не станет, а просто выбросит тело в лес, чтобы ночью сожрали мутанты. Скальпель вообще редко ходил на дела — сидел в схроне, охранял его и хозяйством занимался.

Гадюка снова вынырнул из темноты. Встав перед отрядом, скрестил руки, показывая, что дальше идти не надо.

Все остановились.

— Ну, чего ты? — спросил Жердь.

Гадюка повернулся к отряду боком, одной рукой показал вперед, а другую, свернув пальцы трубочкой, поднес к уху.

— И чё это значит?

Боцман, который больше других общался с разведчиком, перевел:

— Впереди шум какой-то.

— Чё-то я ничего не слышу, — возразил Жердь.

— А ты заткнись и послушай. Молчите все.

Они прислушались. Ночная Зона будто дышала. Мертвенное, едва слышное дыхание ее состояло из скрипа стволов, шелеста, уханья, бульканья и стрекотания, из писка, стонов… И сквозь все это донесся вой.