Южане и северяне - Хочхоль Ли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тогда зачем открывать дверь? Впрочем, если откроем, возможно, увидим северную оконечность горы Кымгансан.
— Значит, там должна быть река Вегымган?
Затем снова стали говорить о самолете. Из правого угла раздался молодой голос:
— Так-то так. Но как этот «стервятник» обнаружил нас?
— Он сначала незаметно кружил над нами в поисках какой-нибудь добычи и увидел на побережье большую ползущую «личинку цикады». Тут же и полетел вниз за ней.
Выслушав эти слова, Товарищ из Ёнбена сказал с недовольством:
— Эй, мне не нравится этот разговор! По-вашему, выходит, будто наш поезд всего лишь «большая личинка цикады».
— Если говорить по правде, то с неба он именно так и выглядит.
Впервые в разговор вмешался старший по возрасту товарищ. Он примирительным тоном сказал:
— Действительно, очень трудно разобраться. Во всем виновата светомаскировка. Сегодня по лунному календарю 3-е число месяца. Значит, луны не было. Вообще, самолету на большой высоте открывается широкий простор внизу. Поэтому непонятно, как он смог заметить наш поезд.
Кто-то отвечал:
— Из паровозной трубы выходит одновременно не только дым, но и мелкие огоньки от горящего угля. Это хорошо заметно ночью.
Снова раздался чей-то любопытный голос:
— Лучше скажите, кто-нибудь заглядывал в офицерский вагон, который освещается карманными фонарями? Для каждого из других вагонов хватило бы и одного такого фонаря.
— Возможно, офицеры не были уверены в том, что мы сможем использовать эти фонари умело в плане обеспечения безопасности.
— Вот как! Если они так пекутся о светомаскировке, то почему сами одновременно зажигают по пять-шесть фонарей? Скажите, пожалуйста, когда светомаскировка более эффективна: когда горит по одному фонарю в каждом вагоне или же когда в одном вагоне сразу зажечь по пять-шесть фонарей?
— Если уж говорить о разумном подходе к делу, то с самого начала офицеры должны были находиться в одном вагоне со своими подчиненными. Но они высокомерно отделились от нас.
— Вопрос не только о фонарях. Вдобавок ко всему они еще и вовсю пьянствовали, сидя на соломенных мешках.
— Ой, что вы говорите? Это правда?
— Ну, что они сидят на соломенных мешках, кое-как понять можно…
— Более того, во время пьянства они освещали вагон.
Так говорили люди старшего возраста. Они уже в Тансалли нашли между собой общий язык. Возможно, потому, что все находились примерно в одинаковом положении. С тех пор как мы сели на поезд в Анбёне, они постоянно находились вместе. Самыми активными среди них были пять-шесть человек. Глядя на них, сразу приумолкли товарищи из Ёнбёна и Мунчхона, стоявшие у окна. Лишь некоторые еще продолжали болтать.
Один из них говорил:
— Как вы так быстро успели все разузнать?
— Все очень просто. Как только поезд остановился, я тут же выскочил на платформу. Быстро побежал к её краю и полностью освободился в свое удовольствие. На обратном пути случайно заглянул в офицерский вагон и увидел в свете нескольких фонарей рядом с офицерами, сидящими на соломенных мешках, большой чайник. Я сразу не понял, для чего он предназначен. Так вот, рядом с чайником для водки стояло также большое ведро для мочи. Выходит, в одном месте они одновременно пили и мочились. Какое безобразие!
— Прекратите судачить! Лучше предлагайте что-нибудь дельное, — прозвучал в этот момент решительный голос Но Чжасуна, стоявшего вместе с компанией около дверей вагона. Эти слова возымели действие — разговор тут же прекратился. В вагоне стало тихо, было даже слышно, как стучат колеса поезда.
И тут я вспомнил слова одного из этой компании. Он сказал, что опасается, не увидел ли кто-нибудь из посторонних эту безобразную офицерскую пьянку. Может быть, сказавший эти слова под словом «посторонние» имел в виду Чан Сеуна и Чан Согёна, прибывших с Юга. В данном случае слово «посторонний» означало «чужой человек». Вообще, на Севере некоренных северян всегда считали чужими, не своими.
Я был немного не в духе. Отметив это, я подумал, что зря обращаю внимание на это, в общем-то, незначительное событие, и покачал головой. И тут же почувствовал, как будто на меня дует свежий ветерок. Это ощущение напомнило мне нашу вечеринку четыре дня назад. Значит, это происходило в Тансалли, ночью того дня, когда был спешно сформирован наш отряд. С вечера шел проливной дождь, но к утру погода прояснилась, и мы уже сидели у дамбы, переполненной водой.
Во время вечеров отдыха проявляются индивидуальные качества человека, его непосредственность. Каждый стремится показать свои способности и талант. Вечер отдыха в Тансалли не был исключением: люди веселились от души, как говорится, до упаду. К тому же у этого вечера были свои особенности. На нем собралось больше людей, чем обычно. Да и содержание было интереснее, чем раньше. Конечно, до этого мы также устраивали разные увеселительные мероприятия, но они проходили как-то скучновато. Отчасти потому, что их организаторами были не совсем подготовленные для такой работы люди.
К тому времени я был произведен в офицеры и по рекомендации начальства начал заниматься с южными добровольцами. Поначалу я исполнял советские военные песни. Вот одна из них:
Бьют кремлевские куранты,Занимается московская заря,Начинается утро трудового дняВ городе, в лесу и в садах.Проснитесь и вы, полноводные реки,Высокие горы и север холодный.
Когда восходит солнцеИ просыпается огромная страна,Утро трудовое начинается повсюду —В садах Украины, на одиноких полустанкахИ в отдаленных степях.
В суровые годы испытанийПеред трудностями не дрогнули мы,Под руководством Сталина страну защищалиВ снежную морозную зиму,Пургу и метель преодолевая.
Надо сказать, что южнокорейские добровольцы слушали эти песни без особого интереса. Эти песни были для них чужие и непривычные. Они не понимали заложенный в них смысл. По выражению их лиц можно было догадаться, что им хочется услышать что-то родное, затрагивающее душу, или лучше послушать какую-нибудь интересную речь. Вообще, они были собраны из разных мест, поэтому, естественно, интересы не всегда совпадали. Однако национальные песни, безусловно, любили все. Запевалами народных песен были выходцы из Ёнбена и Мунчхона. В их арсенале было много популярных народных песен. Например, среди них были: веселые частушки «Юкчапэги», «Хынтхарён», народные песни «Монгымпхотхарён», «Мангокансане апсан тхарён» («Песня о древней земле»), «Кисэнтхарён» («Песня о кисэн»){16}, «Янсандо пхуннёнга» («Песня об урожайном годе в Янсане»), «Кёнбоккунтхарён» («Песня о дворце Кёнбоккуне»), «Мэхватхарён» («Песня о цветах сливы»), «Ыйбённорэ» («Песня о добровольцах»), «Ансарам ыйбённорэ» («Песня о жене солдата»), «Сонбондэга» («Песня об авангарде»), «Ыйбёнчханига» («Песня о мобилизации ополченцев»), «Амноккан хэнчжингок» («Марш Амноккана»), «Поксуга» («Песня мести»), «Ыйбёнкунга» («Военная песня добровольцев»), «Ханильчонсонга» («Антияпонская фронтовая песня») и многие другие. Независимо от возраста, все пели дружно и поддерживали певца, который начинал петь. Так, когда совсем еще молодой боец начал петь народную песню о горах Сингосан, все дружно повторяли припев: «Ораноран охоя оядия нэ сарана».
Пели преимущественно военно-патриотические песни. Вот краткое содержание некоторых из них. В песне «Слава Отчизне» говорится:
Растянулась с севера на юг гора Пэктусан,Полноводные реки текут в море с востока на запад,Вместе со Вселенной родилась и наша страна.Могучее дерево с глубокими корнямиРастет и цветет пять тысяч лет.Каждая его ветка миру известна.Цвети же еще больше, родная страна!От трех тысяч ли до тридцати тысяч ли,Пока тридцать миллионов не превратятся в триста миллионов.
«Песня о добровольцах»: