Последний демиург (СИ) - Хабарова Леока

– Всё в порядке, – прошептала Вереск, погружая пальцы в волнистые русые волосы. – Я здорова.

– Безусловно! – сердито фыркнул князь, без особых усилий поднял её на руки и отнес в кровать. – Вот так.

Он укутал её меховым одеялом, и сам вытянулся рядом.

– Ты напугала меня.

– Простите, милорд...

– Не думал, что наш с Аваном поединок заставит тебя лишиться чувств.

Поединок? Да меня хотела убить безликая женщина!

Вереск чуть не застонала. Ей так хотелось рассказать Ладимиру о своих страхах и видениях, но вдруг князь сочтёт её безумной? Она закусила губу, отгоняя подобные мысли.

– Как ты? – Ладимир провёл тыльной стороной пальцев по её щеке.

– В порядке, – она слабо улыбнулась. – А вы, милорд?

– А что – я?

– Вы были ранены. – Рука князя опустилась ниже, и ладонь мягко сжала грудь. Вереск не стала препятствовать ласке.

– Пустяки, – хрипло усмехнулся он, целуя её ключицу. – Царапина.

– А лантийский граф?

– Там всё сложнее. – Ладимир задрал ночную рубашку. Дыхание опалило низ живота, а затем нежную кожу на внутренней стороне бедёр.

– Но он жив?

– Жив, – отозвался князь, а ласки его стали настойчивей. – Но поговорим о нём позже. Сейчас меня заботит только одно. И это не Аван.

– А-ах! – застонала Вереск, когда губы Ладимира оказались в самом сокровенном месте.

– Я знаю, ты только очнулась, – прошептал он, отрываясь от своего занятия. – Поэтому если не хочешь... Если не в силах, то...

– Продолжай.

И он продолжил.

И было так сладко, что не хватит ни мёда, ни патоки, чтобы сравнить. А когда Вереск уже с трудом соображала, князь вошёл в неё, горячую и мокрую, и через минуту стало ещё горячее...

– Я должен уехать.

Как подло. Как подло говорить такое, когда он ещё в ней! Когда руки прижимают крепко, губы касаются затылка, а сердца бьются в унисон. Разве можно в такие моменты думать о расставании?

– Куда?

– В Лантию, – князь глубоко вздохнул. – С Арабеллой творится что-то... Что-то совсем уж странное. Она уже на "Легенде", под присмотром лекаря. Я доставлю её отцу и самолично объясню, что произошло.

– Графиня созналась в убийстве Дары?

– Да. – Ладимир чуть отстранился и развернул Вереск к себе лицом. – Но как... Откуда ты знаешь?

– Наверное, слышала что-то в полусне, – соврала она и поспешила сменить тему. – А как же Аван?

– Парень совсем плох, – скорбно изрёк князь. – Ему придётся остаться. Присмотришь за ним?

– Присмотрю, но...

– Опять "но"? – Ладимир улыбнулся. – Что опять не так?

Всё не так! – сердито подумала Вереск, а вслух сказала:

– Долго вас не будет?

– Около месяца. – Он схватил с прикроватной тумбы кувшин и сделал пару жадных глотков. Вода потекла по подбородку. – Может, чуть больше.

– И ровно половину срока вы проведёте в компании леди Арабеллы?

Князь поперхнулся и уставился так, словно на Вереск появились узоры.

– Ты что... опять ревнуешь?

– А что, если так? – сердито выпалила она. – Разве не могу я иметь чувств, вполне естественных для живого человека? Или я, по-вашему, наполовину деревянная?

– Ну, это уж точно нет, – усмехнулся князь, и Вереск кинула в него подушкой. – Не кипятись, Вереск. Даю слово, что останусь равнодушен к чарам Арабеллы, а слово моё крепче...

– Нет! – перебила она. – Даже самое крепкое слово – всего лишь слово!

– Так чего же ты хочешь?

– Не знаю! – всхлипнула Вереск и закрыла лицо руками. – Не знаю...

Первые лучи солнца целовали щеки теплом. Ночь прошла, а вместе с ней ушли страсти и волнения. Ушёл и Ладимир, но простыни ещё хранили его запах.

Вереск сладко потянулась, вспоминая крепкие объятия и смелые ласки. Было хорошо. Очень. Очень хорошо.

А сейчас... Сейчас надо бы помыться. Привести себя в порядок. И поесть не помешает: от голода и слабости к горлу то и дело подкатывает тошнота.

Да, пора. Пора вставать.

Когда босая ступня коснулась пола, в дверь постучали.

– Да-да, входите! – крикнула Вереск и снова спряталась под одеяло.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

На пороге вырос Ладимир. Помятый, небритый, взъерошенный, он сверкал мальчишеской улыбкой.

– Доброе утро, милая сирена! – приветствовал он и посторонился. Следом в комнату вошёл невысокий старикан важного вида. Его длиннополая тёмно-бордовая роба волочилась по полу, а лысина поблёскивала, как паркет в большом чертоге. В руках старикан нёс толстенный фолиант.

– Это Светлый Фома – служитель богов, – представил князь нежданного гостя. – И он нас сейчас поженит. Ты готова?

Глава двадцать четвёртая

Четверть часа и несколько коротких фраз – всё, что понадобилось. Светлый Фома хорошо знал своё дело: видать, не впервой венчал молодых негласно и впопыхах. Вереск, словно околдованная, дала согласие и подставила губы для первого супружеского поцелуя. Она не сомневалась, что всё это лишь глупый фарс, не более: если Ладимиру приспичит изменить, его не остановят ни клятвы, ни брачные узы.

И, тем не менее, опочивальню Вереск покинула княгиней Мейды. Владычицей плодородных земель, густых лесов, быстрых рек и кристальных озёр, полных рыбы. Хозяйкой огромного древнего замка и... супругой богатейшего лорда Континента. Законной супругой: держать женитьбу в тайне Ладимир не планировал, о чём сразу и заявил.

– Устроим торжество, когда вернусь, – сказал он, целуя Вереск в кончик носа. – Что предпочтёт моя сирена? Устроить пышный приём всем на зависть, или провести вечер в близком кругу? А может – пригласим твоих соплеменников?

– Но у меня нет соплеменников, милорд. – Вереск обвила его шею руками. – По-крайней мере, я о них не помню.

– А как же мерфолки с морского дна? – князь зарылся лицом в её волосы. Вздохнул. – Ты счастлива?

– Как никогда в жизни, – ответила Вереск, надеясь, что новоиспечённый супруг не заметит фальши в улыбке.

Счастлива ли она? О, да. Безусловно. Вот только... у счастья привкус пепла. Предчувствие, назойливое, словно крошки на постели и мерзкое, как жирная личинка рисового клопа, сводило на нет возможность насладиться моментом в полной мере.

Я не должна отпускать его. Не должна отпускать.

– Не уезжай, – шепнула она, заранее зная ответ. – Или... возьми меня с собой.

– Не могу. – Ладимир сжал её ладони. Поднёс к губам. Коснулся нежно. – И тебе прекрасно известно, почему.

Известно. Конечно, известно.

Арабелла...

По словам князя, лантийка погрузилась в непонятное и пугающее мрачное безумие. Никого не узнавала. Кидалась на людей. Но и это не всё. Лантийский граф не должен был видеть ту, из-за которой с его любимой дочерью случилась страшная беда.

Вереск всё понимала, но...

Опять это проклятущее "но"!

Увы, от сомнений никуда не деться: они множились, точно головы гидры, и раздирали душу острыми когтями.

Я не должна отпускать его. Не должна...

Море блестело аквамарином, а солнце купалось в прозрачных волнах, щедро рассыпая блики. Да-а... Худшего момента для расставания не придумаешь.

– Всего лишь месяц. – Князь вновь поцеловал её. – Один месяц и пара недель.

– Обещай, что вернёшься. – Вереск закрыла глаза и прижалась к широкой груди.

– Обещаю.

– Даёшь слово?

– Да, – прошептал Ладимир. – Даю слово. А слово моё крепче стали калёной. Ты веришь мне, Вереск?

– Верю. – Она подняла голову, всматриваясь в его черты. Когда успел он стать таким родным? Таким близким, что сердце щемит от одной мысли о разлуке? – Только... как же тайна?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Тайна?

– Да, – кивнула она. – Та самая страшная тайна, о которой ты хотел поведать, но так и не успел.

Ладимир помрачнел.

– Тайна, – повторил он, хмурясь. – Тайна… Я... я принял меры, Вереск. Они должны помочь. – Он с хрустом сжал кулак и ощутимо вздрогнул. – Должны... Дождись меня, и я всё объясню. Хорошо? А пока позаботься об Аване. Не дай парню умереть, ладно?