Весь Карл Май в одном томе - Карл Фридрих Май

Тут конакджи перегородил мне дорогу и сказал:

— Останься здесь, эфенди! Ты ведь слышал, что ни один чужак…

Он осекся. Снова раздался крик, еще громче и страшнее, чем прежде.

— Ты слышишь? — возразил я ему. — Похоже, чья-то жизнь в опасности. Нам надо посмотреть.

— Но тебе же нельзя…

— Молчи! Никто не помешает мне сделать то, что я хочу.

Он сделал еще попытку удержать меня, женщина тоже, но я все же вырвался. Трое моих спутников последовали за мной. Позади шел конакджи с хозяйкой. Оба усиленно перешептывались. Насколько я мог заметить, конакджи был весьма смущен.

Я отпер сарай. В нем не было ничего, кроме разного хлама. Когда мы подошли к другому сараю, снова раздался крик — именно оттуда. Звук и впрямь был ужасный. Мы открыли сарай и вошли внутрь. Там было весьма темно.

— Есть тут кто-нибудь? — спросил я.

— О, Аллах, Аллах! — раздался голос, который я сразу узнал. — Шайтан, шайтан! Он идет! Он хватает меня! Он тащит меня в ад!

— Да это же старый Мубарек! — шепнул мне Халеф.

— Разумеется. Остальные либо устроили нам засаду поблизости, либо продолжили поездку к углежогу, а его были вынуждены оставить здесь. У него жар.

— Господин, не входи туда! — промолвила женщина. — Там больной.

— Почему ты о нем промолчала?

— Нельзя нарушать его покой.

— Чем же он болен?

— Холерой. Не заходи туда! Он тебя заразит, и ты умрешь.

— Холера? Сейчас? В этом глухом лесу? Гм! Не верю я в это.

— Это правда, господин!

— Кто же он?

— Мой брат.

— Так! Он старик?

— Нет, он еще совсем молодой человек.

— Женщина, ты лжешь! Я знаю человека, лежащего здесь. Он может быть твоим братом, ведь оба вы — дьявольские отродья, но он совсем не молод. Это — старый Мубарек, и я хочу его тщательно осмотреть. Лампа у тебя есть?

— Нет.

— А лучина?

— Тоже нет.

— Послушай, принеси-ка лучины, чтобы посветить здесь, а если через минуту ты не вернешься, я так отхлещу тебя, что твоя грязная шкура лопнет.

Я взял в руки плетку. Это подействовало.

— Эфенди, — сказал конакджи, — ты не вправе вести себя так, словно ты здесь — хозяин и повелитель. Мы здесь гости и…

— И должны платить той монетой, которую здесь заслуживают: либо пиастрами, либо плетьми, — прервал я его слова. — Там, внутри, лежит Мубарек. Всюду, где бы он ни был, мы попадаем в беду, поэтому я буду поступать так, как того требует наша безопасность. Если ты будешь сбивать меня с толка, то я предположу, что ты тайно связан с нашими врагами. Причин так думать имеется уже предостаточно, и ты знаешь это. Поэтому смотри в оба!

Он умолк и больше не отваживался говорить. Женщина принесла несколько сосновых лучин, одну из которых уже зажгла. Мы зажгли остальные, взяли их в левую руку, а заряженные револьверы или пистолеты в правую руку и принялись обследовать сарай.

Интересовали нас прежде всего Мубарек, лежавший без сознания в углу, и труп лошади в другом углу. Когда мы приблизились к последнему, с него вспорхнул целый рой противных мух.

— Ты спятила? — спросил я женщину. — Там находится человек, у которого началась раневая лихорадка[1200], и рядом лежит конская туша, которую облепили тысячи насекомых. И этим мясом ты собиралась нас угощать? Ты разве не знаешь, как это опасно?

— А чем это вредно?

— Это может стоить жизни. Ты нам солгала. Тот человек — наш смертельный враг, пытавшийся нас убить. Ты хотела его утаить от нас и тем доказала, что ты с ним заодно. Это тебе дорого может стоить!

— Господин, — ответила она, — я не понимаю ни слова из того, что ты говоришь.

— Не верю этому.

— Могу поклясться.

— Твоим клятвам я тоже нисколько не верю. Как попал к тебе старик?

Она бросила вопрошающий взгляд на конакджи. Тот кивнул ей. Я понял, что он сказал ей этим, но сделал вид, что ничего не заметил.

— Мимо проезжали всадники, — поведала она мне. — Один из них был болен; он не мог ехать дальше, и тогда они попросили меня оставить его здесь, пока он не окрепнет или пока они не заберут его. Они уверяли, что очень хорошо заплатят мне.

— Ты их знаешь?

— Нет.

— Почему ты сказала, что этот старый грешник твой брат?

— Я не знала, грешник он или нет. Они попросили меня так его называть и велели не подпускать к нему никого, так как его преследуют враги.

— Они описали тебе этих врагов?

— Да.

— Мы подходим под это описание?

— Совершенно точно. Поэтому я не хотела пускать тебя к нему.

В дверях раздался чей-то разгневанный голос:

— Что тут творится? Кто посмел зайти сюда без моего позволения?

Держа в руках сосновую лучину, я подошел поближе к говорившему. Женщина подбежала к нему и начала что-то нашептывать. Я не видел никакой причины мешать им. Когда они все обговорили, он обратился ко мне:

— Господин, моя жена рассказала мне, что вы угрожали ей. Я такого не потерплю. Мы приняли у себя этого больного, потому что так велит долг милосердия, и нет у вас никакого права нас упрекать.

— Кто вас упрекал?

— Ты!

— Неправда. Она укрывала его от нас.

— А это вас касается? Разве мы не можем поступать так, как нам угодно?

— Можете, наверное, но я услышал крик какого-то человека, и поскольку в ответ на мой вопрос она сказала, что там никого нет, я заподозрил что-то неладное. Я полагал, что человек очутился в беде; чтобы его спасти, я пришел сюда, хотя твоя жена не позволяла мне этого.

— Ты же его смертельный враг!

— Это ложь. Мы пощадили его, хотя он покушался на нашу жизнь. Я вовсе не намерен причинять ему зло. Наоборот, я готов ему даже помочь, если это возможно. Отнесите его в комнату. Там легче ухаживать за ним. Я осмотрю рану. Если ему еще можно помочь, я буду лишь рад. Я никогда не отниму у человека жизнь, если только мне не приходится бороться за свою собственную жизнь.

— Ты его честно обследуешь и не дашь никаких снадобий, которые сведут его на тот свет?

— Он вообще не получит снадобий. Я только перевяжу его по всем правилам медицины. Так что, немедленно вносите его в дом. Я подожду тебя здесь, потому что хотел поговорить с тобой о лошади.

Только сейчас, осветив его лучиной, я заметил сверток в его руке. Я тотчас узнал этот сверток и обратил внимание Халефа, подав ему украдкой знак.

Конакджи, торговец углем и его