Гаран вечный - Андрэ Нортон

— Кто здесь был?

Мирддин очнулся от сумятицы мыслей при этом резком вопросе. Лугейд, высокий и хмурый, стоял у входа, откинув занавес.

— Как ты?.. — начал мальчик.

— Как я узнал? Благодаря Силе, которую изучил! Враждебные силы проснулись этой ночью. Но сейчас врагов нет. — Ноздри друида раздувались, он слегка повернул голову, оглядываясь через плечо. Одежда его была в земле, руки исцарапаны, под ногтями набилась грязь.

— Она была здесь — Нимье, — сказал Мирддин.

— Какое злое известие! Она видела меч?

— Да. Она… она хотела обольстить меня. — Мирддину было неловко, но, рассказав все друиду, он облегчит свою ношу.

Лугейд кивнул.

— Что ж, если бы ты был старше… Нет, не думаю, чтобы у нее вышло. Но будь осторожен. Она идет по твоему следу, и обмануть ее будет нелегко. У Темных своя Сила, и умение обманывать людей — ее составная часть. Но не думаю, чтобы ей легко удавались чары, пока у тебя в руках это. — Он указал на меч.

— Но время не ждет. Я не сознавал этого. Я сделаю то, о чем ты меня просил: поеду к Амброзиусу.

Мирддин испытал внезапное облегчение. Он чувствовал, что опасно оставаться здесь одному, где его выследила Нимье. Но отчасти это и его место. Он испытывал странную близость к этим камням, как будто они некогда жили собственной жизнью и оставили ему наследие.

Эту ночь мальчик спал, прижимая к себе меч. И если девушка, приходившая из тьмы, пыталась навеять ему колдовские сны, ей это не удалось: он спал без сновидений. Проснулся он не только отдохнувшим, но и уверенным, что нужное должно быть сделано.

Лугейд уехал на пони, которого привел с гор Мирддин. Проводив его, мальчик отправился проверять ловушки, установленные друидом. Ему повезло: в обеих была дичь. Он поджарил мясо на пруте и с жадностью съел его.

Позже он изготовил грубые ножны, связав куски коры полосками, оторванными от плаща, и теперь постоянно носил с собой меч. Ночью он клал рядом с собой чудесное лезвие. Часами бродил он меж камней, касаясь время от времени рукой и каждый раз ощущая подъем духа от таких прикосновений.

Впервые начал он объективно оценивать знания, полученные у зеркала. Многое из того, что сообщил ему бестелесный голос, он не мог использовать, потому что металлические чудеса Небесного Народа больше нельзя было изготовить в его мире. Для этого требовались слишком специальные знания. Он понял, что усвоил лишь очень небольшую часть сведений, некогда привычных для его предков.

Он мог вызывать иллюзии, как с Вортигеном, и удерживать их короткое время. Умел немного лечить, не только используя травы, но и мысленно видя источник болезни и возлагая соответствующим образом руки. Так он мог восстановить функции больных или поврежденных органов. Но это требовало, чтобы больной верил, что он может выздороветь. А Мирддин сомневался, чтобы многие могли ему поверить. Слишком напоминало его лечение то, что люди называют колдовством.

Он получил свойство, вслушиваясь в речь на чужом языке, улавливать мысли, рождающие слова, и понимать сказанное. Он знал, как уменьшить вес: один раз он уже применил эту способность к упавшему камню. Если понадобится, он использует это свое умение в полную силу.

Бродя меж камней, он критически оценивал свое обучение. Возможно, он знает больше Лугейда, но знания его могли быть гораздо значительнее, если бы их раса не впала так глубоко в варварство. Он знал это и чувствовал нарастающее раздражение.

Все равно что стоять у входа в сокровищницу, знать, что любой вошедший овладеет сокровищами, и быть не в состоянии преодолеть невидимый барьер.

Но камни и меч успокаивали его, внушали уверенность. Он часто думал, из какого металла выковано оружие Небесного Народа. Были ли небесные люди похожи на него, сына без отца? Зеркало показало ему много чудес, и он знал, что небесные люди не сражались так, как сражаются теперь: человек против человека, лицом к лицу. Они повелевали громами и молниями и били на расстоянии. Он дрожал и по-настоящему заболел, когда зеркало показало ему картину последних битв, когда весь мир пылал, пораженный до самого сердца. Вскипали моря, горы вздымались и опадали с легкостью, с какой Мирддин мог швырнуть кусок земли.

Мальчик хотел испытать силу меча и слов, поднять один из упавших камней. Но осторожность не позволила ему провести такое испытание. Он не знал, услышит ли его Нимье, и поэтому с терпением, которое выработал в себе, ждал возвращения Лугейда.

Была весна, хотя он утратил точный счет дней. Трава у камней позеленела, свежие листочки раздвигали пожелтевшие, убитые морозом. Мирддин видел, как распускаются цветы. Пели птицы, дважды видел он, как лис с лисицей играли меж камней. В нем самом нарастало какое-то беспокойство, которое он пытался подавить. Дважды он во сне видел Нимье и, проснувшись, испытывал стыд. И все время смотрел он на тропу, по которой уехал Лугейд.

Он начал считать дни, укладывая камешки в линию у двери. Друид вернулся, когда он положил пятнадцатый камень. Он вернулся не один, с ним было шесть копейщиков. Воины не подъехали ближе, они беспокойно поглядывали на камни.

Лугейд облегченно вздохнул, слезая со спины пони. Он поднял руку, приветствуя подбегающего Мирддина.

— Все хорошо? — спросил Мирддин. Но лицо друида было мрачно, и Мирддин остановился, неуверенно посмотрев на всадников, которые не шевелились. Было похоже, что они с радостью при первой же возможности ускачут отсюда.

— Только отчасти, — ответил Лугейд. — Амброзиус мертв.

Мирддин застыл.

— Как он погиб — в битве?

— Нет. Он умер из-за заморской волчицы, хотя она протянула к нему руку из могилы. Она и Высокий Король погибли в пламени лишь на день раньше. Но смерть, посланная ею, настигла Амброзиуса руками ее служанок. Правду узнали слишком поздно.

Лучше бы он погиб в битве, подумал Мирддин. Амброзиус не заслужил такого конца.

— Мир ему, — негромко сказал мальчик. — Такого мы больше не увидим. — Какое-то воспоминание шевельнулось в нем. Но еще не время было ему действовать, и воспоминание тут же ушло.

— Да, он был герой. И как герой он будет лежать здесь! — Лугейд указал на Место Солнца. — Тебе удастся осуществить свой поиск, Мирддин. Сводный брат Амброзиуса теперь возглавляет войско. Он следует старым обычаям. Я говорил с Утером, которого люди называют Пендрагоном. Он хочет, чтобы королевский камень был отобран у заморских варваров и привезен назад, в Британию. Он станет надгробным камнем героя.

Странны прихоти судьбы! Хоть велико было желание Мирддина выполнить приказ, он все же хотел, чтобы причина у приказа была другая и чтобы смерть не была с ним связана. Он пытался вспомнить Утера; вспомнил смутно высокого молодого человека, с рыже-золотыми волосами, достигавшими по старому обычаю плеч, с розовым лицом, с изогнутым в смехе ртом. Но в лице его не чувствовалась сила, жившая в смуглом, гладко выбритом римском лице Амброзиуса.