Джузеппе Бальзамо (Записки врача) - Александр Дюма

Обменявшись продолжительными взглядами, в которых сквозило нескрываемое раздражение, Жан и маршал де Ришелье вспорхнули первыми.

За ними последовали рядовые фавориты, привлеченные немилостью, в которую едва не впали Шуазёли. Напуганные возвращенным министру королевским расположением и не видя Шуазёля рядом, чтобы искать его поддержки, они возвращались в Люсьенн — посмотреть, довольно ли еще крепко дерево и можно ли за него уцепиться, как раньше.

Утомленная своими дипломатическими ухищрениями и лаврами обманчивого триумфа, графиня Дюбарри отдыхала после обеда. Вдруг раздался страшный грохот и во двор, словно ураган, влетела карета Ришелье.

— Хозяйка Дюбарри спит, — невозмутимо доложил Замор.

Жан с такой силой отшвырнул его ногой, что комендант в расшитом костюме покатился по ковру.

Замор пронзительно закричал.

Прибежала Шон.

— Как вам не стыдно обижать мальчика, грубиян! — воскликнула она.

— Я и вас вышвырну вон, если вы немедленно не разбудите графиню! — пригрозил он.

Но графиню не нужно было будить: услышав крик Замора и громовые раскаты бушевавшего Жана, она почувствовала неладное и, накинув пеньюар, бросилась в приемную.

— Что случилось? — спросила она, с ужасом глядя на то, как Жан развалился на софе, чтобы прийти в себя от раздражения, а маршал даже не притронулся к ее руке.

— Дело в том… в том… черт подери! Дело в том, что Шуазёль остался на своем месте.

— Как?!

— Да, и сидит на нем тверже, чем когда бы то ни было, тысяча чертей!

— Что вы хотите этим сказать?

— Граф Дюбарри прав, — подтвердил Ришелье, — герцог де Шуазёль силен как никогда!

Графиня выхватила спрятанную на груди записку короля.

— А это что? — с улыбкой спросила она.

— Вы хорошо прочитали, графиня? — спросил маршал.

— Но… я умею читать, — отвечала графиня.

— В этом я не сомневаюсь, однако позвольте мне тоже взглянуть.

— Ну, разумеется! Читайте!

Герцог взял бумагу, развернул ее и медленно прочел:

«Завтра я поблагодарю господина де Шуазёля за его услуги. Можете в этом не сомневаться.

— Ведь все ясно, не правда ли? — улыбнулась графиня.

— Яснее быть не может, — поморщившись, отвечал маршал.

— Ну так что же? — спросил Жан.

— Да ничего особенного: победа ожидает нас завтра, ничто еще не потеряно.

— Как завтра? Но король написал это вчера. Значит «завтра» — это сегодня.

— Прошу прощения, сударыня, — заметил герцог, — так как письмо не датировано, «завтра» навсегда останется днем, следующим за тем, в который вы пожелаете увидеть свержение господина де Шуазёля. На улице Гранж-Бательер, в ста шагах от моего дома, есть кабачок, а на нем — вывеска, на которой красными буквами написано: «У нас будут отпускать в кредит завтра». «Завтра» — значит «никогда».

— Король над нами посмеялся! — воскликнул разгневанный Жан.

— Этого не может быть, — прошептала ошеломленная графиня, — не может быть: такое мошенничество недостойно…

— Ах, графиня, его величество — любитель пошутить! — сказал Ришелье.

— Герцог мне за это заплатит, — продолжала графиня в приступе ярости.

— Не стоит за это сердится на короля, графиня, не следует обвинять его величество в подлоге или в надувательстве, нет, король исполнил, что обещал.

— Что за чепуха! — обронил Жан, удивленно пожав плечами.

— Что обещал? — вскричала графиня. — Поблагодарить Шуазёля?

— Вот именно, графиня. Я сам слышал, как его величество благодарил герцога за услуги. Знаете, ведь это можно понять по-разному: в дипломатии каждый понимает так, как ему нравится. Вы поняли так, а король — иначе. Таким образом, даже «завтра» уже не вызывает споров; по-вашему, именно сегодня король должен был выполнить свое обещание: он его выполнил. Я сам слышал, как он благодарил господина де Шуазёля.

— Герцог! Мне кажется, сейчас не время шутить.

— Уж не думаете ли вы, графиня, что я шучу? Спросите виконта Жана.

— Нет, черт возьми, нам не до смеха! Сегодня утром король обнял Шуазёля, приласкал, угостил его, а сию минуту они вдвоем гуляют под ручку по Трианону.

— Под ручку! — повторила Шон, проскользнув в кабинет и воздев руки к небу, подобно новоявленной отчаявшейся Ниобее.

— Да, меня провели! — повторила графиня. — Однако мы еще посмотрим… Шон, прикажи расседлать лошадей: я не еду на охоту.

— Прекрасно! — воскликнул Жан.

— Одну минуту! — остановил его Ришелье. — Не надо поспешных решений, не надо капризов… Ах, простите, графиня: я, кажется позволил себе давать вам советы. Прошу прощения.

— Продолжайте, герцог, не стесняйтесь. Мне кажется, я потеряла голову. Вот что получается: я не хочу заниматься политикой, а когда наконец решаюсь вмешаться, получаю удар по самолюбию. Так что вы говорите?

— Я говорю, что сейчас не время капризничать. Послушайте, графиня: положение трудное. Если король дорожит Шуазёлями, если на него оказывает влияние дофина, если он так резко рвет отношения, значит…

— Что «значит»?

— Значит, надо стать еще любезнее, графиня. Я знаю, что это невозможно, однако невозможное становится в нашем положении необходимостью: так сделайте это!

Графиня задумалась.

— Потому что иначе, — продолжал герцог, — король может усвоить немецкие нравы!

— Как бы он не стал добродетельным! — в ужасе вскричал Жан.

— Кто знает, графиня? — в раздумье произнес Ришелье. — Новое всегда так притягательно!

— Ну, в это я не верю! — возразила графиня, отказываясь понимать герцога.

— Случались на свете вещи и более невероятные, графиня. Есть же пословица о черте, который стал отшельником. Одним словом, не надо капризничать.

— Не следовало бы, — подтвердил Жан.

— Но я задыхаюсь от гнева!

— Еще бы, черт побери! Задыхайтесь, графиня, но так, чтобы король, а вместе с ним и господин де Шуазёль ничего не заметили. Задыхайтесь, когда вы с нами, но дышите, когда вас видят они!

— И мне следует ехать на охоту?

— Это было бы весьма кстати!

— А вы, герцог?

— Если бы мне пришлось бежать за охотой на четвереньках, я бы и то за ней последовал.

— Тогда в моей карете! — вскричала графиня, чтобы посмотреть, какое выражение лица будет у ее союзника.

— Графиня, — отвечал герцог с жеманством, скрывавшим его досаду, — эта честь для меня столь велика, что…

— Что вы отказываетесь, не так ли?

— Боже сохрани!

— Будьте осторожны: вы бросаете на себя тень.