Данвичский роман - Эдвард Ли

Итак, старый камень Сайласа Уэйтли был почти таким же большим, как крышка гроба, и тяжелее, чем могло поднять большинство людей поблизости, и даже если бы они могли это сделать, дедушка знал, что они никогда не попробовали бы из-за того, насколько суеверны данвичцы, и не осмелились бы вторгнуться на неосвящённое кладбище - это было бы к худшей неудаче - и особенно с тех пор, как прапрадедушка Сайлас был осуждён тем, что можно назвать судебным приказом и повешен за колдовство в 1749 году, и люди в округе до глубины души верили, что если вы придёте на могилу осуждённого чернокнижника, будете прокляты вы и вся ваша семья тоже. Вот почему дедушка положил всё золото Уэйтли под этот большой плоский камень; но он всё равно знал, что не может рисковать. Вот почему он применил Заклинание Невидимости, потому что оно делает так, что любой, кто сможет поднять камень, не сможет увидеть там золото. Сначала я поднял камень без проблем, так как я сильнее всех, и, конечно, не увидел ничего, кроме скелета великого прапрадеда Сайласа, но затем я обратил свой взор на слова на деревянной планке, чтобы разблокировать Заклинание Невидимости, и вот - этот гроб был набит монетами и золотыми самородками. Скелет прапрадеда был почти весь покрыт ими. Также там, в металлической коробке, находилась моя собственная папка, которая лежала там годами, в которой хранятся все самые важные страницы «Некрономикона», Ремингиуса и Акло-н-Элтдауна, которые я перевожу на английский, поэтому тот, кто придёт после меня, выиграет в борьбе со временем. Кроме того, по той же причине я записываю в свой дневник страницы и в незашифрованном виде. Но в любом случае я взял несколько золотых монет, затем вернул камень в исходное положение и наложил обратно заклинание. Я уже собирался пойти к сараю с инструментами, но в раздумье остановился возле кривого куста. Забавно, как навязчивая фантазия может захватить человека, но, видите ли, я был настолько полон хороших чувств к Сэри, что пошёл в кусты, чтобы снова сделать это, мой разум был полон мыслей о том, каково это - заниматься с ней любовью. Я закончил, и, чёрт возьми, я потерял СЧЁТ тому, сколько раз я делал это только сегодня, и эта чёртова куча моего семени была больше, чем коровья лепёшка. Но вот я вернулся в сарай и поспешно отдал Сэри одну из старых золотых монет и сказал: «Вот, возьми немного денег, чтобы тебе не приходилось делать эти дела с мужчинами, которые тебе обычно не нравятся. Мне будет приятно, если ты останешься здесь столько, сколько захочешь. Я не буду никак тебя беспокоить, и ты можешь пойти и делать то, что хочешь - просто будь собой - а я буду здесь в основном писать и готовиться к моей следующей поездке в Мискатоник, о чём, как мне кажется, я уже говорил тебе». Она стояла там, что-то странно думала и смотрела немного глупо на эту монету, которая, я думаю, стоила больше, чем она зарабатывает за месяц продажи себя. Похоже, она ХОТЕЛА взять её, но начала волноваться, потом её плечи опустились, и она сказала мне: «Уилбур, я не могу взять эти деньги, это было бы неправильно. Ты уже и так проявил немало своей доброй воли, и мне не нравится идея брать деньги, которых у меня не было». «Нет, просто возьми это, потому что мне это не нужно, а тебе это нужно, и, честно говоря, я не заработал их, это моего деда.» А потом я сказал, что она может отработать их, выполняя работу по дому и тому подобное, хотя я бы никогда не заставил её делать работу по дому, а потом я сказал: «Сейчас уже темно, и у тебя будут проблемы, если ты пойдёшь домой в темноте из-за всех этих негодяев». И мне пришла в голову идея, может быть, сменить тему разговора и отвлечься от мыслей, и я продолжил: «Кстати, а где ты живешь?» Она снова села на койку, теребя золотую монету, и, к моему удивлению, сказала мне: «Мне действительно негде жить сейчас, последние пару лет. В основном я спала под крытыми мостами или в старых подвалах в хорошую погоду, а зимой были мужчины, которые...» Она перестала говорить, но я знаю, что она собиралась сказать, что некоторые мужчины, которые платили, чтобы трахнуть её, позволяли ей спать с ними или в их сараях или домах и тому подобное. Затем я просто продолжил говорить, чтобы отвлечь её разум, и сказал: «Так я понимаю, что твои родственники больше не живут здесь или, может быть, умерли, как моя мама и дедушка?» Я закусил свою губу, говоря это, опасаясь, что, может быть, её родители ужасно погибли или что-то в этом роде, но она просто сказала, как будто это была обычная тема для разговора, что её мать, которую она очень любила, умерла пару лет назад. Доктор Хоутон сказал, что её сердце просто остановилось. Но её отец всё ещё живёт на старой тропе Лавмана за Динз-Корнерс, в бревёнчатой ​​хижине. Я помню, что видел бревёнчатую хижину там, где она сказала, и, поскольку на тропе не было других подобных, я догадываюсь, что это должно быть правдой, но потом я спрашиваю: «Так что же ты не осталась там, а спишь под мостами и в сараях? Это ведь не может быть удобно?» Она не выглядела совершенно обеспокоенной, отвечая: «Нет, я больше не остаюсь с папой из-за того, что он делал со мной в детстве». Я глубоко рассердился, услышав это, потому что я постоянно слышу о таких вещах в этих местах, но она просто продолжала говорить об этом: «Да, он вообще нехороший человек. Он трахнул меня, когда я была совсем маленькой, вроде, мне было четыре, я думаю, и он делал это много раз, но потом он перестал делать это, сказал, что дождётся, когда у меня появится кровь и волосы между ног, поэтому он заставил меня делать это своим ртом, потому что он не хотел, чтобы я забеременела. Сказал, что если я забеременею, ребёнок, скорее всего, будет уродливым, как я, и всё, что уродливое, не должно жить. Ага, так что с тех пор он заставлял моим ртом делать... ну, ну, знаешь, с его членом вещи, которые ему больше всего нравятся. Говорил, что я делала это так хорошо, что он заставлял меня делать это с ним четыре или пять раз в