Данвичский роман - Эдвард Ли

Внезапное осознание этого вызвало у Сэри такое сильное чувство восторга, что она чуть не хихикнула.

- Давай, пошли отсюда, пока кто-нибудь не вошёл, - предложил Уилбур. - Государственный патруль недавно проезжал через Данвич.

Этот последний компонент информации Уилбура был тем, что Сэри удручающе осознавала. Государственный патруль действительно приступил к нечастому патрулированию Данвича, так как сообщалось о серии исчезновений среди нескольких семей, проживающих в отдалении. Сэри сомневалась в эффективности таких патрулей, но рассматривала их больше как предлог для офицеров уйти от своих обычных обязанностей и, в ряде случаев, угрозе арестовать её за нарушение бродяжничества, если она не найдёт в себе готовности предложить им различные сексуальные вознаграждения...

- Да, - согласилась она. - Пошли.

Уилбур вывел её в сгущающиеся сумерки, но, прежде чем отправиться в обратный путь...

- Подожди секунду, - заметил он, как будто что-то забытое только что вспомнил. - Где твои леденцы?

Сэри ощетинилась.

- Эти тупицы даже не дали мне шанса купить их, а потом начали ко мне приставать.

Уилбур вошёл в магазин только для того, чтобы вернуться так же быстро, неся пятифунтовый мешок леденцов.

Глава восьмая

29 июля 1928 года, полночь

Было хорошо, что у меня возникла идея пойти к Осборну, потому что я думал, что бездельники, которые там были и сильно давили на Сэри, пытаясь трахнуть её против её воли, могли устроить что угодно, всё могло прийти в их грязные головы. Но прежде, чем они получили своё, я выполнил одно из Огненных заклинаний, которое выучил, произнося новейшие пнакотические строфы, которые соответствовали параграфу 1106 на Аль-Азифе, которые мой дед передал мне. Это сработало лучше, чем когда-либо, что говорит мне о том, что я использую правильные интонации. Мне было приятно видеть, что эти мужчины получают то, что с ними происходит. Но всё ушло на второй план, потому что после того, как она снова надела чёрное платье, Сэри взяла меня за руку. Было здорово, и это заставило меня почувствовать, чего у меня никогда не было, что моё сознание такое просветлённое, такое ясное. Как бы то ни было, она спросила меня, магия ли то, что я использовал на тех мужчинах, но я просто как бы не стал касаться этой темы. Не знаю, как она себя почувствовала бы, если бы я ей всё рассказал. Что касается этих бездельников, я смеюсь про себя. Они будут болеть несколько дней, но я не думаю, что они больше будут беспокоить Сэри.

Мы пошли домой, и Сэри спрашивала меня об исчезновениях людей, потому что она подслушала, что те мужчины подразумевали, что это был я. Я не солгал сейчас, я просто сказал ей, что не крал девочек Фарра, мальчика Лоуза или эту дерьмовую девочку Бишопа. «Никогда не трогал их», - сказал я Сэри, и это правда, потому что это сделало то, что было в воздухе, а не я. Думаю, это была маленькая ложь, но что я ещё мог сказать? В любом случае она согласна с тем, что никто из них не был хорошим. Сёстры Фарр были воришками чистой воды, как сказал дедушка, а мальчик Лоуза и Келли Бишоп клеветали на людей и обзывали их прямо в лицо, и меня в том числе. Я никогда не отдавал Древним порядочных людей, но хороших людей здесь и так немного. «Такие люди пойдут лучше всего в чрево Йог-Сотота, - так много раз повторял дедушка. - Они не годны даже для того, чтобы убирать моё дерьмо».

Стало уже темнеть, когда мы вернулись в сарай для инструментов, затем мы с Сэри съели кучу леденцов, и она сказала мне, что ей очень понравилось. Она ещё раз поблагодарила меня за платье моей матери и за помощь ей в магазине Обсорна, а также за мальчишку Хатчинса, за то, что накормил её и всё такое, но потом я почувствовал себя подавленным, когда она сказала мне: «Знаешь, Уилбур, я думаю, я лучше пойду. Я трачу достаточно твоего времени и щедрости». Поэтому я занервничал и сказал ей: «Не надо уходить, мне было приятно что-то сделать для тебя». Она сказала мне, что не хотела бы уходить, но боялась, что она будет доставлять мне неудобства, а я уверил её, что это не так. «Я очень хотел бы, чтобы ты осталась», - сказал я, но почувствовал себя глупо, сказав это, потому что почему такая красивая девушка, как Сэри, захочет остаться со мной? Но она подошла и снова взяла меня за руку, от чего я совсем потерял сознание, и она улыбнулась на секунду, но затем посмотрела вниз и сказала, как будто у неё на сердце было что-то не так: «Уилбур, я должна быть честной, и я смотрю, ты знаешь уже, но у меня нет ни образования, ни навыков работы, так что... ну, я должна продавать себя мужчинам за деньги. Поверь, я пыталась, но другого выхода не нашла. Мне как бы стыдно, но для меня больше ничего нет». Конечно, я уже знал это и хотел успокоить её, поэтому сказал ей в ответ: «Сэри, сейчас плохие времена, не только здесь, а везде. Едва ли можно заработать деньги. Неважно, что люди могут делать, чтобы у них была одежда и еда в желудке, пока это никому не причинит вреда, по крайней мере, не повредит порядочным людям. И сейчас, когда девушке нужно продавать себя за деньги, я не нахожу в этом ничего плохого. Мой дед всегда говорил мне, что судить о людях нехорошо, если мы сначала сами не примерим их обувь». Кажется, ей не терпелось услышать, что я об этом думаю, потому что по её лицу я видел, что от моих слов было снято большое бремя. Затем я сказал ещё: «Но тебе не нужно уходить отсюда сейчас, просто чтобы заработать деньги». Я не чувствовал себя вправе говорить, что мне не нравится, что она зарабатывает деньги таким образом. Это не моё дело. Но я сказал ей подождать здесь минутку, вышел из сарая и побежал прямо к маленькому семейному кладбищу, окружённому старым железным забором. Я шёл прямо к большому старому плоскому надгробию моего великого прапрадедушки Сайласа Уэйтли. К ясеню, который растёт совсем рядом, дедушка прибил деревянную планку, выпиленную из старого Висячего дуба, который раньше стоял на городской площади, и вырезал на ней слова Пнакотика, которые создают то, что он называл Заклинанием Невидимости.