Голос из хора - Абрам Терц

Попробуйте усомниться в штампе - обида: так на самом деле было (и ведь, действительно, все так и было). Человек с биографией счастлив: все-таки пожил. "Пожил" - как приобрел, накопил. Ему кажется, стоит все это богатство описать своими словами - и получится "великий роман" (не получится).

Штампы - знаки искусства. Верстовые столбы. Следуя ими, жизнь, сама не замечая того, превращается в легенду и сказку.

...Пела скрипка приволжский любимый напев,

Да баян с переливами лился,

И не помню тогда, как в угаре хмельном

В молодую девчонку влюбился.

Чтоб красивых любить, надо деньги иметь,

Я над этим задумался крепко,

И решил я тогда день и ночь воровать,

Чтоб немного прилично одеться.

Воровал день и ночь, как артистку одел,

Бросал деньги налево-направо,

Но в одну из ночей крепко я подгорел,

И с тех пор началась моя драма.

Коль настала беда - открывай ворота.

- До свидания, - крикнул, - красотка!

Здравствуй, каменный дом, мать-старушка тюрьма,

Здравствуй, цементный пол и решетка!

- Простой такой, нескандальный. Смеяться любил, шутить. Померли все.

Кашу опять получаю и заметно поправился, смешно, когда зависишь от мизеров, но это и правильно - понимать легчайшую свою уязвимость, ткни пальцем и нет тебя, все держится на соплях, а как живуч, поди ж ты...

29 ноября 1968.

...Когда стало совсем плохо, я лег на койку и в подкрепление взял у соседа новеллы Эдгара По, случившиеся вдруг под рукой. В рассказе "Низвержение в Мальстрем" мне между прочим встретилось то, что я желал бы услышать, - настолько точно оно поворачивало мысли попавшего в водоворот человека в искомую сторону. Осмелюсь процитировать:

"Можно подумать, что я хвастаюсь, но я вам говорю правду: мне представлялось, как это должно быть величественно - погибнуть такой смертью и как безрассудно перед столь чудесным проявлением всемогущества Божьего думать о таком пустяке, как моя собственная жизнь. Мне кажется, я даже вспыхнул от стыда, когда эта мысль мелькнула у меня в голове. Спустя некоторое время мысли мои обратились к водовороту, и мной овладело чувство жгучего любопытства. Меня положительно тянуло проникнуть в его глубину, и мне казалось, что для этого стоит пожертвовать жизнью. Я только очень сожалел о том, что никогда уже не смогу рассказать старым товарищам, оставшимся на суше, о тех чудесах, которые увижу".

Когда суки положили Пушкина на железный лист и начали подпекать на костре, он прокричал стоявшим поодаль зрителям - фразу, лучше которой я не смог бы выбрать в эпиграф, если бы только счел себя достойным ее повторить:

- Эй, фраера! Передайте людям, что я умираю вором!..

IV

В черном небе - перенесенные с турецкой мечети - четко выбиты серебряный полумесяц и серебряная - рядом - звезда.

Как я встречал Новый год? - листал картинки, вырезанные из старых журналов, подряд, случайные, незабвенные... Спящая Венера Джорджоне, елочная стекляшка, пустышка. Живопись, по всей вероятности, изначально и состояла в окрашивании-очерчивании притягательного предмета, который потому и цветной - совсем не по аналогии с жизнью, наоборот, по контрасту, на ее бескрасочном фоне - приковывающее пятно. Однако эти картинки возвращают мне чувство реального; на них опираешься сознанием и как бы встряхиваешься, пробуждаешься, ясно припоминая, что это и есть действительность, и, значит, ты вроде живешь, а не только снишься себе. В этом смысле цветовое пятно, привлекая наше внимание, радуя глаз, преодолевает безумие бесформенности, небытия и возвещает истинность мира, в котором красота и реальность где-то на высшем уровне сходятся в одной точке. Элементарная красочность, вкрапленная в природу, явленная в искусстве, уже своими простейшими свойствами - задерживать, притягивать к себе, активизировать чувство и ум свидетельствует о том, что процент достоверности в ней выше, чем в серой бесцветности, не оставляющей воспоминаний и готовой рассыпаться, стоит лишь проснуться, подуть...

Пока Одиссей плавает, Пенелопа прядет. Пряжа - волосы - волны суженая - супруга - судьба, и все кончается свадьбой, потому что сказка прядет о том, как исполнить судьбу. Прялка - весло, и ладья, и парус судьбы в доме.

Говорят, Солнце в сто шесть раз больше нашего радиуса. Это хорошо. Но лучше, когда на небольшом - ну, как печка - Солнце держится такая большая и беспомощная Земля. На днях мой напарник по вывозу опилок спросил:

- А правда, что Земля - это шар?

Я затруднился ответить и сказал:

- Я точно не знаю.

Если вдумаешься в свою жизнь и встречи, ее составляющие, то как бы сквозь сон приходит сознание, что она замешана не на стечении обстоятельств, которых, может быть, могло и не быть, но заложена с детства и существовала заранее в каком-то предварительном очерке и теперь лишь проявилась на свет и достигла силы судьбы, при всей ее странности не кажущейся случайной, но только так и в таком виде способной к осуществлению. Приглядываясь дальше, заметишь, что не всё, однако, подряд проявлено этой печатью исполненного предвестия, и многое наносно, случайно и вроде бы не имеет к тебе прямого касательства, тогда как другие, ясные вехи-события обязательны, неизбежны и, встретившись, обновляют память, что о них ты давно догадывался или где-то их видел. Живя, мы в значительной части сталкиваемся в итоге со знакомым материалом: мы не знали, что с нами будет, но бывшее в главном и важном открывает нам с полуслова узнава-емое лицо. Живя, мы узнаем, как нам предписано жить, и хотя по второстепенной, по собственной воле кое-где замутили нашу судьбу отсебятиной, самое реальное в ней вспомнилось и исполнилось в точности.

30 января 1969.

Спрашиваю себя: - Возя опилки, думать о птице-Сирин, - разве так это должно быть?

И отвечаю: - Да - так.

...Играй, гитара, играй!

А песня - заблудшая птица

Искала потерянный рай.

Формула искусства. Самая общая и широкая его формула.

Мне раньше казалось (проверял на других - и они так же думали), что сирены, с которыми встретился Одиссей, своим обликом напоминают русалок. Вдруг смотрю: совсем наши Сирины - в сцене с Одиссеем на аттической вазе V века до н.э. Вот как давно - в виде птиц. В их пении, кстати, не возвещается ли предсмертное отождествление с небом, в итоге которого "я" растворяет-ся в прекрасном звучании и душа, все позабыв, покидает тело? На русских сундучках о Сирине и Алконосте сказано (близко к теории музыки в Древней Индии): "Егда же в пение глас испущает тогда сама себе не щущает ". То же с человеком: "И тако ум его веема пленится еже и лика своего изменится". Самосознание кончилось - начинаются райские сласти.

- Оттуда вылазишь такой, все равно что новорожденный...

(О деревенской бане, где парятся в рукавицах и шапке, чтобы не обжечь руки и уши, а тело привыкает.)

...Мне всегда хотелось спросить у Егора: "Откуда ты?" Но он тогда еще не умел говорить. И если бы мы сейчас жили вместе, это не он меня, а я бы его донимал на тему "зачем", "почему" - чтобы с его помощью дознаться до правды, которую мы, взрослые, уже забыли. Кажется, я у него научился бы большему, чем он у меня. Мы слишком привыкли понимать чистоту детства как отсутствие, как tabula rasa. А если наоборот: нечистота - отсутствие?..

Примета. В камере смертников. Трое. Ночью с потолка паучок опускается по нитке одному на грудь и не улезает обратно. Значит - к утру расстреляют. На вторую ночь - второму опускается на грудь. И этого увели. И когда третий приговоренный остался один, паучок опустился к нему днем и, повисев над койкой, у самого носа, поднялся к потолку, и так до трех раз. Помиловали.

...Идет снег хлопьями, и дуют сонливые весенние ветры. Почему ветер навевает сон? Потому что это - дыхание.

В литовском языке слова "жизнь" и "змея" одного корня: gyvate (змей) gyvybe (жизнь). Русская "жизнь" и пошла, по-видимому, от этого "gyv", а свою "змею" подсоединила к "земле". Удивительный получился венок.

Еще в Литве, говорят, столбы на дорогах, увенчанные позднее крестами, изображали первоначально древо жизни.

А у латышей существовало до недавнего времени узелковое письмо. И песни, и сказки, и важнейшие домашние даты-события наносились на нитку и сматывались постепенно в клубок. Так создавалась книга.

Вот она - паутинка прялки, прядущей нить судьбы и одновременно, попутно - канву литературы.

Борода, доброта. Все звуки совпадают. Поэтому можно сказать: "добрая и бородатая морда". Напротив : "бритый, злой старик". Добрый и бритый, бородатый и злой - не соединяются, разваливаются. Какой же злой, когда по всему лицу - доброта?

Надзиратель - русскому парню: - Ты - жид, что ли, что бороду отпустил? Я изумился: всё навыворот: исконно русские бороды стали признаком отщепенства. Но потом - как глубоко! к какой старине восходит! Посреди гололицего, однообразно бритого люда борода - знак чужерод-ности, почти противоестественности. Когда-то бритье почиталось едва ли не жидовством, нынче - борода. Но принцип - древний: "свои!" Жид - звучит неприлично, гадливо: жид - чужак - вражина - не наш - жидяра! "Не наши " - в русских сказках иногда называют чертей. Собственное имя некоторых народов означало буквально "наши люди". И вот снова: "- Вы - не наш человек". А почему я должен быть "вашим"?! Да только потому, что здесь все - "свои", среди которых любое "не то " звучит отчуждением: жид!