Рассказы - Тим Скоренко

Проспект постепенно превращается в шоссе. Домов становится всё меньше. Разметка изменяется. Четыре полосы превращаются в три, но более широкие. Справа — военная часть, самая блатная в городе. Служащие там ходят спать домой.

До цехов ещё километров пять-шесть по прямой, но нужно ехать катетами, с шоссе съезжать на боковую дорогу, потом ещё раз, миновать деревню. Остальные, вероятно, поедут на поезде, если не появится спасительный Гаврик со своей «Тойотой».

Деревня называется Насыцк. Смешное название, пошловатое какое-то. Странно, наверное, жить и говорить что-то вроде «я — насытчанин». Или как их там.

Цех — огромный. Это не цех даже. Это руины какого-то завода, несколько спаренных цехов, гигантские помещения, точно саркофаг на Чернобыльской зоне. Собственно, мы потому его и выбрали, что он похож на кадры из компьютерной игрушки.

В заборе — прорехи и дыры, такие, что велосипед легко проходит. Аккуратно проезжаю через одну из прорех. Я на территории.

Мы встречаемся у главного входа. Это железные ворота, которые когда-то съезжали в сторону. Теперь они навсегда остановились примерно на середине. Краска облупилась, но можно ещё прочитать загадочную аббревиатуру ЦКД-1. Прямо перед воротами, метрах в двадцати — огромный танк для жидкости, такая гипертрофированная бочка, ржавый и дырявый. Если посветить в дыру, можно увидеть, что на дне ещё есть остатки жидкости. От неё пахнет керосином.

Звонок. Это Бочонок.

— Ты уже там?

— Да.

— Ты на велике?

— Да.

— Слушай, подъезжай к станции. У меня камера, у Кири до фига барахла. Возьмёшь что-нибудь на багажник.

Очень хочется послать его подальше.

— Еду.

— Давай.

Они ещё в поезде, судя по стуку колёс.

Выезжаю с территории. До станции — пять минут езды. Идти, естественно, дольше. Дорога кривая, ухабистая. Когда-то тут был асфальт, теперь — колдобины и ямы.

Вот и станция. На пригорке около навеса стоит Киря. Остальных не видно. Он машет мне рукой, исчезает за серой стенкой. Объезжаю навес, останавливаюсь перед скамейкой. Киря, Бочонок, Алёна, Милка.

— Гаврика уже, похоже, совсем не будет, — говорю я.

— Я буду толпу создавать, — улыбается Киря.

Алёна смотрит на меня, прищурившись.

— Чего грузить? — спрашиваю.

Киря наваливает мне на багажник рюкзак, набитый амуницией. Что-то громко звякает.

— Карабины, — поясняет Киря.

Я привязываю рюкзак держателями-зацепами. Бочонок подаётся вперёд:

— А камера?

— Сам понесёшь или Кире отдашь. Не надорвёшься.

— Давай, — говорит Киря.

Бочонок прижимает камеру к себе.

— Тогда уж сам понесу.

Милка говорит:

— А на раму меня не возьмёшь?

Она всегда готова сморозить глупость.

— Нет, — говорю я и стартую.

Через минуту все четверо уже далеко позади. Я еду осторожно, чтобы не вытрясти ничего из рюкзака. Чёрт его знает, как Киря его закрыл.

Заезжаю на территорию через ту же дыру в заборе, снова еду к воротам, но теперь сразу въезжаю в ворота цеха. Тут довольно светло, стёкол нет, свет льётся сверху, через окна в потолке.

В дальнем углу помещения лежит шар. Он очень большой, ржавый, правильной формы. Наверное, это какая-то барокамера или что-то подобное. Но мы назначили его Исполнителем Желаний. Лучшего нельзя было и желать. Я проезжаю на велосипеде через весь цех, огибая остовы станков, битое стекло и кирпич, груды мусора. Оказываюсь у самого шара. Прислоняю велосипед к какому-то ограждению, подхожу к шару.

— Счастья для всех, — шепчу и прикладываю ладонь к его холодной ржавой поверхности. — А мне — Алёну.

Говорят, если веришь — то всё исполнится. Чёрт его знает. Может, этот шар здесь не просто так. Может, он здесь специально для нас.

Велосипед я прячу под железным листом, чтобы случайно в кадр не попал. Листовое железо тут повсюду: похоже, завод занимался в том числе и прокатными работами.

С рюкзаком Кири ползу вверх по лестницам. По высоте цех — с восьмиэтажку, не меньше. По периметру идут металлические леса и мостики, лестницы. По крышей — огромные стационарные краны, шесть штук, четыре — с оборванными крюками, два — целые.

Площадка находится под самой крышей, чтобы дотянуться до потолка, нужно просто поднять руку. Тут очень светло, потому что окна близко. Площадка сетчатая, ограждение с двух сторон обломано, а в крыше прямо над площадкой — прямоугольный люк. Поднимаю ржавую приставную лестницу: специально принесли, чтобы забираться наверх. Медленно ползу по ней: рюкзак тяжёлый.

В крыши — потрясающий вид. Ходить здесь опасно, перекрытия во многих местах прогнили, проржавели. Провалиться — как тьфу.

Видна станция, если подойти к самому краю. Видны окрестные деревни.

Пока пасмурно, но солнце уже проглядывает через дыры в облаках. Нужно быстрее снимать наружные сцены, пока не стало совсем солнечно.

— Ну что?

Кирина голова появляется из люка.

— Ничего. Готов.

Киря помогает подняться Бочонку. Тот пыхтит, краснеет, но забирается. Камеру Кире не отдаёт, прижимает к себе.

— Ты бы видел, что мы вчера намонтировали! — радостно кричит мне.

— Ну и?

Киря помогает подняться Милке.

— Такой эффект с туманом получился, супер! Я на компьютере наложил дымовуху, так за тобой там настоящий студень гонится!

Я ему верю. Бочонок и в самом деле умеет делать хорошо.

На крыше появляется Алёна. Бочонок копается в камере, готовит её к съёмке.

— Наружные сцены не понадобятся, — говорит Киря. — Всё, что вчера сняли, идёт в фильм. Поэтому снимать будем снизу. Первый дубль — ты прыгаешь вниз, в люк. Главное — ногу не сломай.

Киря горазд накаркать.

— Тьфу на тебя, — говорит Милка, — что ты такое городишь?

Киря пожимает плечами.

Подхожу к люку, смотрю вниз. Снаружи кажется, что в цеху темно. Ничего почти не видно. Вытягиваю лестницу наверх.

— Ты что делаешь? Мы как спускаться будем? — спрашивает Алёна.

Опускаю лестницу обратно: не подумал.

Бочонок справился с камерой.

— Ну, пошли.

Они последовательно спускаются вниз. Непонятно, зачем поднимались.

Раздаются голоса. Затем лязг убираемой лестницы. Свешиваюсь вниз.

— Место хоть расчистили?

— А то ж! — это Киря.

Этот прыжок я репетировал. Ребята об этом не знают: Киря жутко боится, что я сломаю ногу и не смогу доиграть.

— Жду команды, — кричу я.

Отхожу, готовлюсь. Нужно подбежать, присесть, упереться рукой, спрыгнуть вниз, чётко приземлиться, можно с кувырком.

— Пошёл! — крик.

Подбегаю к яме, упираюсь, прыгаю. Чёрт, лететь далеко: кажется, пола вообще не будет. По ноге больно бьёт, приседаю, подпрыгиваю на здоровой ноге, бегу от площадки по переходу к боковой стене цеха. Морщусь от боли, но терплю: лица в этом кадре всё равно не видно.

— Снято! — кричит Бочонок.

Разворачиваюсь, хромаю обратно.

— Что с ногой? — в голосе Кири тревога.

— Ничего, ударил немного. Пять минут, и пройдёт.

— Давай массаж… — начинает Милка.

— Не надо, — отрезаю. — Снимаем дальше.

Теперь нужно снять, как я бегу по парапетам и подвесным переходам к крану. На кране держится Алёна, буквально на одной руке (на самом деле она подстрахована, на ней альпинистское снаряжение, она надёжно пристёгнута к крану). Я помогаю ей выбраться. Она говорит, что ждала меня. Я показываю ей шар. Мы спускаемся вниз, дотрагивается до шара, фильм заканчивается.

— Бегать сможешь? — спрашивает Киря.

Пытаюсь пробежаться по переходу. Нога болит.

— Нужно ещё отдохнуть. Можно пока снять диалоги и сцену с шаром.

— Идея, — говорит Киря.

Я иду первым. За мной гуськом все остальные. Киря — последним.

— Стой! — командует Бочонок. — Здесь взялись за руки, идём по этому мосту, потом — по лестнице. Не торопясь.

Он целится камерой.

Подходит Алёна. Я беру её за руку. Рука у неё тёплая и мягкая.

— Куда смотреть? — спрашивает она.

— Ну, по ходу движения, как всегда ходите.

Ещё несколько секунд.

— Пошли!

Идём. Это странно — гулять вот так с ней за руку. Непривычно. Приятно. Доходим до лестницы. Спускаемся. Крик:

— Снято!

Алёна тут же высвобождает руку, точно дотронулась до слизняка. Бочонок спешит к нам, меняет дислокацию.

— Теперь по этому мосту — дальше, до поворота.

Снова повторяется то же самое: крик «Пошли!» Киря и Милка где-то за спиной оператора, мы с Алёной за руки.

— Стоп!

Она убирает руку.

— Пропустите! — Бочонок проталкивается мимо нас. Доволен как слон. Дубли явно удачные. Спускается на два пролёта ниже.

— Спускайтесь сюда, ещё одна проходка пониже!

Спускаемся: сначала Алёна, потом я.