Зеркальные очки - Брюс Стерлинг

Из своего достаточно странного прочтения Библии, Плиния и Тацита Стьюкли сделал вывод, что друиды — это прямые потомки библейского Авраама, которого подкинули до Англии финикийские купцы. Хотя в его книге и содержался прекрасный отчет о полевой работе, проведенной вокруг Стоунхенджа, полемический задор автора вылился на обложку труда, где исследователь был представлен в образе Чиндонакса, принца друидов, а сама работа носила подзаголовок «Хронологическая история происхождения и развития истинной религии и идолопоклонства». Стьюкли в красках изобразил древних мудрецов, практикующих полностью естественную религию, современным эквивалентом которой (к доказательству чего автор приложил немало усилий) являлась его собственная возлюбленная англиканская церковь! Друиды построили Стоунхендж как храм своему богу-змею. Хотя Стьюкли верил, что часть ритуалов, проводимых здесь, включала человеческие жертвоприношения, он с легкостью прощал духовным предкам их излишества. Возможно, они просто неправильно последовали примеру Авраама.

Спустя сто лет друидическая фантазия Стьюкли просочилась не только в «Британскую энциклопедию», но и в народное воображение. В 1857 году между Лондоном и Солсбери провели железнодорожную ветку, и викторианцы повалили сюда толпами. Для кого-то Стоунхендж являлся прекрасным доказательством прошлого и настоящего величия Британии; для других он стал мрачным символом языческих вольностей со вспоротыми девственницами. Примерно в это же время день летнего солнцестояния превратился в праздник. Пабы в располагавшемся поблизости городке Эймсбери оставались открытыми ночь напролет. Если погода выдавалась хорошей, то к Стоунхенджу собирались, нетвердо стоя на ногах, тысячи людей. Толпа эта была не слишком почтительной. Они били бутылки о голубоватый песчаник, забирались на эоловые столбы и танцевали в лучах заката солнцестояния. Сонный покой уилтширской равнины нарушался грубым смехом и треском двигателей.

Кейджу Тод Шлерманн никогда не нравился. Пока Тони спал в капсуле, тот стал любовником Уинн, но художник убеждал себя, что сей факт не имеет никакого отношения к его антипатии. Еще парень убедил Уинн уехать с ним в Англию, и это тоже не имело значения. Его отец служил врачом в ВВС, и Тод изрядно поездил по миру за двадцать четыре года своей жизни: родился на Филиппинах, детство и юность провел на базах в Германии, Флориде и Колорадо. Его исключили за неуспеваемость из Военно-воздушной академии, и за прошедшее время он посещал лекции еще в нескольких колледжах, но нигде не достиг ровным счетом ничего значительного, приобретя только стойкое отвращение к ранним подъемам.

Тод был тощим, но красивым парнем в самом прямом смысле этого слова, который неплохо смотрелся в облегающих, ярких шмотках, вошедших в моду. Кожа его лица скрывала изящную костную структуру Мадонны эпохи Возрождения. Чтобы поступить в Академию, ему надо было исправить небольшие проблемы со слухом и поставить кохлеарные имплантаты. Он же сказал хирургам отрезать себе уши. Тод тщательно брил все тело, оставляя только щетку черных волос на голове, и, как Уинн, сделал себе светло-голубоватый оттенок кожи, отчего при определенном освещении напоминал труп.

Они встретились в наркоклубе. Она принимала «полет» у светового стола, когда он подсел к ней. Кейдж так и не понял, что же Шлерманн там делал. Он редко употреблял психотропные вещества и, похоже, с неодобрением относился к тем, кто «торчал» регулярно, хотя и старался этого не показывать. Прекрасный кандидат для Лиги воздержания от наркотиков. Было в нем что-то пуританское, отдалявшее Тода от своего невоздержанного поколения. За годы скитаний по колледжам он много читал на самые разные темы, но знания его были бессистемными и неглубокими. Как и многие самоучки, Шлерманн с подозрением относился к специалистам и, обладая врожденным умом, из-за высокомерия нередко выставлял себя полным идиотом.

— И как вы собираетесь зарабатывать на жизнь? — спросил его Кейдж за ужином. До их отлета из Ирландии оставалась всего ночь.

Тод поболтал «Премьер-крю-шабли» в уотерфордовском хрустальном бокале и улыбнулся:

— Деньги становятся проблемой только тогда, когда много о них думаешь, чувак.

— Тони, может, хватит беспокоиться о нас? Пожалуйста, передай телятину, — сказала Уинн. — Все будет в порядке. — Последовала пауза, пока Тод накладывал еду и отдавал блюдо девушке. — В конце концов, у нас есть мои деньги.

Парень измазал подбородок в соусе.

— Мне не нужны твои деньги, Уинн.

Кейдж знал, что это в его интересах. На пособия Уинн легко мог прожить лондонский адвокат с офисом в Мейфэйре, и Тони очень не хотел, чтобы она тратила эти средства на Шлерманна.

— Почему ты думаешь, что сможешь научиться программировать на видеосинтезаторе? Люди для этого в школу ходят, знаешь ли.

— В школу, да. — Тод и Уинн обменялись взглядами. — Понимаешь, проблема в том, что когда учителя покончат с тобой, то начисто размажут всю твою креативность. Поговори с милыми хорошенькими отличниками, которые сейчас вкалывают в крупных компаниях, и увидишь, что они позабыли, зачем вообще стали художниками. Они знают только, как перерабатывать из раза в раз тухлое устаревшее дерьмо, которое выучили в школе. Да любой видит! Стоит посмотреть пару роликов по телесети. Это всё новости вчерашнего дня, друг.

— Тод много времени тратит на учебу. И у него уже есть опыт, — сказала Уинн. — К тому же научиться программировать сейчас не так сложно, как раньше. Они делают все, чтобы интерфейс стал более доступным.

— Они? Ты имеешь в виду протухших от старости корпоративных зубрил?

— Тони. — Уинн встала из-за стола.

— Нет, — встрял Шлерманн, — он прав. — Она тут же села. Кейджа страшно раздражало, насколько легко Уинн подчиняется Тоду. — Послушай, друг. Я не говорю, что все, чему учат в школе, плохо. Достаточно взглянуть на тебя. В смысле — ты бы никогда не изобрел «полет» или что-нибудь еще, если бы не отзубрил свое. Я отдаю тебе должное, что ты вышел из всего этого цельным. Твоя работа — просто блеск. Я знаю художников, которые даже подумать не могут о проекте, не заправившись парой миллилитров «фокуса». Но в этом весь прикол, друг. Важно искусство, а не технология.

— Мы сейчас говорим о компьютерных видеосинтезаторах, Тод. — Кейдж положил вилку на тарелку. От разговора у него исчез аппетит. — А так сложилось, что мне кое-что известно о них. На меня программисты работают, помнишь? И это сложные машины. И дорогие в использовании. Как ты планируешь купить себе необходимое время доступа?

Теперь за столом ел только Тод.

— Есть способы, — ответил он, не прекращая жевать. — Маленькие магазины открыты для хакеров ночью. Можно прийти в три часа и работать до пяти. Дешево.

— Даже если у тебя получится сделать что-нибудь достойное, нужно еще это распространить. Мультинациональные корпорации вроде «Вестерн Эмьюзмента» даже не притронутся к работе фрилансера.

Тод пожал плечами.

— Что с того? Начну с самого дна. Потому мы и едем в Англию. В британской телесети осталась куча свободных слотов. А как только люди увидят мой материал, все остальное будет просто, я уверен.

Уинн вылила испаряющийся стимулятор «Блаженство» в бокал для бренди, глубоко вдохнула дозу и передала его по кругу. Тод нюхнул быстро и явно неохотно; предложил Кейджу. Вошла официантка с десертом, и тут Тони понял, что сказать ему нечего. Было совершенно ясно, что у Шлерманна нет силы воли для борьбы с неминуемыми препятствиями. Уже через шесть месяцев все изменится. Тод станет винить Уинн или Кейджа — кого-то другого! — за свой провал и продолжит влачить бессмысленную жизнь уже без них, пребывая в безопасном заблуждении, что он — гений, попавший в мир идиотов. Это казалось очевидным.

По Уинн, его прекрасная Уинн, сейчас улыбалась Шлерманну так, словно стала свидетельницей второго пришествия Леонардо. И этот сукин сын намеревался забрать ее с собой.

Сэр Эдмунд Антробус, баронет, владевший Стоунхенджем, умер без наследника в 1915 году. Из-за доступа к памятнику он годами препирался с Церковью Всеобщего Скрепления, которая объединяла современных друидов, чья вера основывалась, с одной стороны, на принятии желаемого за действительное, а с другой — на плохом образовании. Главный друид объявил, что сэра Эдмунда поразило друидическое проклятие, от чего тот и погиб. Через несколько месяцев поместье выставили на продажу. Мистер Сесил Чабб приобрел Стоунхендж на аукционе за 6600 фунтов. Позже он говорил, что совершил покупку под влиянием порыва, а еще три года спустя предложил столь неожиданно обретенную собственность государству, и Ллойд Джордж произвел его в рыцари за щедрость.

Для осторожных правительственных бюрократов Стоунхендж представлял только потенциальную катастрофу. Несколько накренившихся камней были готовы рухнуть, шатающиеся архитравы нуждались в починке. Правительство обратилось за помощью в Общество Антикваров. То ухватилось за возможность превратить реставрацию в грандиозные — а на поверку оказавшиеся гибельными — раскопки на территории всего памятника. Правда, поступление денег от государства прекратилось, как только камни были выправлены, но Общество годами пыталось финансировать исследования самостоятельно. Довольно часто полковнику Уильяму Хоули приходилось работать одному и жить в продуваемой насквозь хижине прямо на месте. В 1926 году проект, к счастью, приостановили, а Общество практически ничего не добилось, только испортило археологический материал да выставило себя на посмешище. Как говорил растерянный Хоули в интервью «Таймсу»: «Кажется, чем больше мы копаем, тем сильнее углубляется тайна».