Я был в расстрельном списке - Петр Филиппов

Американцы видят мир не так, как россияне. Американская мечта — вера в то, что любой трудолюбивый, умный и предприимчивый человек обязательно добьется успеха. И практика это подтверждает. Мой знакомый американец изобрел скотч. Запатентовал, продал лицензию на право его производства в Европе, а на вырученные деньги построил завод в США. В итоге стал весьма состоятельным человеком. Типичная, между прочим, история.

Когда я путешествовал по Америке, меня поразило, что почти в каждом частном доме в подвале есть мастерская, где хозяева экспериментируют, что-то изобретают — звукопоглощающую краску для жалюзи, особые шайбы для сверхнадежной затяжки болтов… В США министерства издают сборники с описанием желательных изобретений. Американцы творят, понимая, что патент — самый короткий путь к успеху.

К сожалению, у нас нет ничего подобного. Зато большинство студентов уверено, что лучший путь к успеху — стать чиновником, и тогда «не ты будешь платить откаты, а тебе их понесут». Парень, глядя в камеру ТВ, признает, что воруют все, и он не верит, что кто-то, став начальником, откажется от взятки. «Меня сделайте министром, и я буду!». Таково отражение действительности в зеркале мировоззрения типичного россиянина. Реально ли при таком менталитете сделать частную собственность священной, защищенной и судом, и общественным мнением?

Здесь мы упираемся в вопрос: всегда ли прав народ? Когда-то толпы радостно приветствовали сожжение на костре еретика Джордано Бруно, посмевшего утверждать, что Земля вращается вокруг Солнца. Немецкий народ привел Гитлера к власти и затем пошел на фронт воевать за господство «высшей расы». Наши соотечественники спокойно воспринимали, как замерзали на морозе семьи кулаков, выгнанные коммунистами из своих домов с маленькими детьми, как их сограждан, объявленных «врагами народа», морили и гнобили в сталинских концлагерях. Разве народ в своем безразличии к чужому горю прав? Неприятие большинством наших сограждан частной собственности на средства производства, пожалуй, из этой же категории.

Почему европейская экономика, основанная на частной собственности, оказалась более эффективной? Отчасти мы уже обсудили это, сравнивая работу частного собственника предприятия и государственного управленца. Но есть еще одна причина, может быть, самая важная. Это соревнование, конкуренция, побуждающая миллионы людей проявлять инициативу.

Как работают государственные предприятия? По указаниям министерских чиновников. Они встроены в бюрократическую иерархию. Для чиновника указание начальника выше закона. В СССР такое указание давал генеральный секретарь ЦК КПСС, сегодня — президент. Но откуда ему знать тонкости производства на десятках тысяч предприятий, их производственные возможности и особенности? Даже вся министерская рать не поможет выбрать правильное решение для предприятия, потому что на месте всегда виднее.

В условиях рынка и конкуренции все по-другому. Там предприниматели и менеджеры думают о том, что надо сделать, чтобы фирма приносила больше прибыли. Руководители подразделений фирмы, отвечающие за их рентабельность, обеспокоены тем, как снизить затраты, произвести и продать больше товаров. Поиск ведут миллионы людей, и эффект этой предприимчивости потрясает. Именно ей Европа обязана резким ростом производства в последние 200 лет. Именно этим объясняется, почему производительность труда немца в три раза выше, чем у россиянина, а о качестве и говорить не приходится. Но задумаемся, а входит ли развитие конкуренции — экономической и политической — в круг интересов типичного россиянина?

Частная собственность на средства производства прокладывает дорогу к лучшей жизни не только предпринимателям и изобретателям. Своей желанием произвести больше товаров лучшего качества с меньшими затратами эти люди делают богаче жизнь всем нам. Обилие произведенных товаров ведет к снижению цен и росту покупательной способности. А работа на успешных предприятиях гарантирует людям наемного труда высокую зарплату. Но «болезнь красных глаз», как называют зависть китайцы, толкает нас к уравниловке по принципу: лучше жить всем в нищете, но зато поровну. Многие страны оказываются в ловушке подобных народных чаяний, вводят высокие налоги, перераспределяют доходы предприимчивых и работящих в карманы лентяев и бездельников.

Мой старший брат Александр, выйдя на пенсию, стал пчеловодом. Еще со времен нэпа сохранился закон, разрешивший пчеловодам «частное производство». Защищаясь им, он с другом организовал в горах Таджикистана пасеку на 600 ульев. Ее перевозили на прицепах, по мере того как весна шла от устья рек к вершинам гор. И у них все время был великолепный весенний цветочный мед. Одна пчелиная семья на их пасеке давала в 10 раз больше меда, чем на пасеке соседнего колхоза. Я нередко приводил этот пример в спорах с оппонентами. Но не помню случая, чтобы он помог убедить ярых сторонников общенародной собственности. Гены и совковый менталитет берут верх над разумом.

Культура частной собственности создала экономическую основу личной свободы. Говорят, что частная собственность и свобода — две стороны одной медали. Одно дело раб, холоп, крепостной крестьянин, и совсем другое — собственник земли, дома. Есть своя квартира, автомобиль и счет в банке — значит, можно многое: открыть свой бизнес, поступить в бизнес-школу, послать сына учиться в университет. Да и сознание уже другое: я собственник и налогоплательщик. Могу и буду отстаивать свое мнение, я ведь не покорный бюджетник или военнослужащий! Но, чтобы такое сознание стало определяющим, нужна солидарность, ведь и один собственник в поле не воин!

С этим у нас туго. Даже обретя определенную свободу в личных финансах, наши собственники не спешат объединяться, чтобы отстаивать свои права. Сколько их вышло на улицу, чтобы защитить 31 статью Конституции, гарантирующую свободу собраний, демонстраций и митингов? А много ли вы знаете людей, готовых жертвовать деньги на политическую борьбу за европейский путь России? Выходит, помимо частной собственности потребуется развитие навыков самоорганизации и взаимопомощи. А этого духа солидарности у нас пока кот наплакал! Как утверждают социологи — мы самое атомизированное общество в мире.

За что погибли люди на Гражданской?

Достаточно считать себя рабом, чтобы быть им.

Обсуждая проекты законов о частной собственности, предпринимательстве, приватизации, мы думали о реакции на них россиян. Помнили, что говорили учителя о причинах Гражданской войны: в основе братоубийственного конфликта лежало разное отношение людей к собственности. Рабочие и крестьяне поддержали лозунг большевиков «Землю — крестьянам, фабрики — рабочим!», а фабриканты и помещики хотели восстановить частную собственность.

Действительно, как свидетельствуют резолюции губернских съездов крестьян, последние в большинстве были сторонниками общинной собственности на землю и «черного передела» земли. Впрочем, к этому времени оформилось уже много «мироедов» — зажиточных трудолюбивых крестьян, которые благодаря столыпинским реформам выделились из общины. И те, и другие за винтовки не хватались, хотя и понимали права на землю по-разному. Точно так же российские рабочие в ходе массовых забастовок начала ХХ века не ставили под сомнения права собственности хозяев предприятий, не брали в руки оружие. Почему же они убивали друг друга на Гражданской войне?

Как ни странно, большевистский лозунг «Фабрики — рабочим!» был реализован в ходе массовой бесплатной приватизации 1993–1994 годов. Каждый работник получил право обменять свой приватизационный чек на акции своего предприятия со скидкой. Но это не обострило вражду между сторонниками и противниками частной собственности на средства производства, на предприятиях не было массовых столкновений или забастовок. Кто-то поменял ваучер на акции и потом их продал, кто-то сразу обменял его на пару бутылок водки. Наиболее расчетливые участвовали в чековых аукционах и стали акционерами доходных нефтегазодобывающих предприятий. В общем, все прошло без эксцессов. И даже когда многие чековые инвестиционные фонды «кинули» своих вкладчиков и лишили их перспектив иметь долю собственности, на улицы никто не вышел.

Не было и демонстраций сторонников коммунистов против приватизации как таковой. Был протест против задержек зарплаты, которые люди справедливо связывали с проведением рыночных реформ. Но умирать за государственную собственность никто не хотел. Даже сторонники Руслана Хасбулатова и Александра Руцкого, устроившие кровопролитие в октябре 1993 года, не выдвигали вопрос о собственности на передний план — им нужна была только власть.