Новый Мир ( № 2 2011) - Новый Мир Новый Мир

Она тоже на меня смотрела: косилась, продолжая целовать и лизать красное, со спелой мочкой ухо моего северного друга. Нет, вражды не будет. Андрей краснел лицом, ушами, грудью в проеме распахнутой рубахи — то ли от неловкости, то ли от удовольствия, то ли от выпитого или от всего вместе.

Я отвел взгляд и еще выпил.

— Она — гот, — произнес я с трудом. — Знаете, готы — это те же гопники… Гот-стоп…

Борис Кириллович понимающе щурился.

— Ой, не гот, — спохватился я. — Эмо!

— Играет молодежь, вот и до наших окраин эхо докатилось, — ответил Борис Степанович поэтично, со скрипом и прищуром.

В тот вечер он почему-то не выпил и даже не съел ничего.

Было темно, ветрено, и нас осталось трое.

— А ты нормальная девчонка! Я думал, левая какая-то, — бормотал Андрей. — А ты такая клевая!.. Я думал, ты того, а ты нормальная! — Повернулся ко мне и просипел: — Без обид? — и нырнул лицом в ее лицо.

Они целовались, рискуя упасть.

— Я забыл мобильник, — вспомнил я. — Подождите.

Бросился обратно, преодолевая ветер. Вбежал в ресторан. Звук музыки стал раз в пять мощнее, чем раньше.

Наш столик был уже прибран.

— Мобильник! Потерял! — заорал я по складам, подскочив к бару.

Женщина за стойкой, костистая, светлая, в белой рубашке, закачала головой и по складам растянула губы:

— У нас нет…

Я беззвучно скривил рот в плохих словах.

Мобильник со множеством снимков. С войной осетинской. С моим сыночком. Свистнули…

Бес вас подери. “Небось и музыку громче врубили, чтобы следы замести”, — пьяно подумал и стремительно пошел от бара к выходу. А что, если друг уже растворился с Юлей во тьме? И как быть? Что делать без телефона? Искать гостиницу? Денег хватит? Все это я обдумывал, выходя во мрак, однако никуда они не делись.

Двое качались, слипшись в поцелуе, облитые синим огнем ресторанной вывески.

— У меня телефон свистнули.

— Забей! — вынырнул Андрей из поцелуя, а Юля хихикнула, словно квакнула.

Возле дома Андрей зашел в ночной магазин и купил бутылку шампанского. На улице долго крутил. Пробка ухнула во мрак, и ее унесло. Он сделал долгий засос и передал бутыль подруге. Юля глотнула и передала мне.

— Да ну! — сказал я.

В квартире мы сразу разделились. Андрей залег у себя, Юля ринулась в ванную.

Я сел в другой комнате и уткнулся в Интернет. Не вставая со стула и не отрываясь от монитора, стянул с себя одежду. На сайте Одноклассники со мной хотели подружиться девятнадцать северодвинских студенток и четыре студента.

Пока я подтверждал дружбы и доходил до чернявой виртуальной Юли, слышно было: она принимала душ, а потом прошлепала из ванны к Андрею.

— У тебя есть презервативы? — спросила она громко.

“Привет! Ты такой милый! Спасибо за это! До скорого!” — писала мне она в Интернете. Сообщение было послано в 19.19, меньше часа оставалось до ее прихода в ресторан, где она достанется Андрею.

За стеной звучали ее всхлипы и вздохи.

А не специально ли она так громко стонет? Чтобы услышал! Зачем ей это?

Встал, прошелся — от зашторенного окна до дверей. За стеклом шкафа среди сервиза торчали бумажные квадраты: изнанки открыток — поздравления маленькой девочки отцу с днем рождения и Новым годом. Очевидно, написанные еще тогда, когда семья не разрушилась. “Папа, я тибя люблю! Буть здров и люби мама и я!” — карандашные разноцветные квадратные буквы, некоторые повернуты не в ту сторону.

А напишет ли сейчас такое эта девочка?

Я погасил компьютер. Разделся и улегся лицом к стене, из-за которой все еще звучали поморские плачи студентки, монотонные и унылые. Заснул я мгновенно.

Разбудил меня шум. Я вскочил с дивана, по-солдатски сложил белье в две ровные стопки и вышел на кухню в трусах. За столом сидел Андрюха, темно-синий костюм, розовый галстук.

— О, нарядный! — Я присвистнул. — В загс собрался? А где невеста?

— Ушла только что. А я — на работу.

— У тебя же выходной…

— У меня проблемы.

— В чем дело?

— Шеф только что звонил. Сказал: “У тебя проблемы”. — Друг плеснул в чашку остатки шампанского из бутылки, отпил и поморщился: выдохлось.

— Фигня, — сказал я, — он же приличный, твой шеф.

— Я вчера ему не хамил? Все хорошо было?

— Хорошо, — сказал я, и это шершавое слово напомнило мне, что хочется воды.

— А ты, извини, Серый, не хамил ему?

— Не хамил. Андрюха, есть вода?

— В чайнике прохладная. — Друг встал. — Поеду, узнаю, а ты подожди.

— Как Юля? Очаровала?

Он вяло махнул рукой, дверь хлопнула. Жадно глотая воду, в окно с расстояния пятого этажа я увидел его ладную фигурку, которая стремглав понеслась серой улицей, подгоняемая и обгоняемая ветром, все дальше и дальше…

Он вернулся через два часа. Прошел на кухню, сел. Восковое неподвижное лицо.

Поднял чашку, взболтнул, равнодушно влил в себя погибшее шампанское:

— Уволили.

— За что?

— Говорит: был звонок.

— Откуда?

— Говорит: был звонок. У вас Шаргунов в городе? Это вы его принимаете?

— Бред какой, — сказал я устало. — За что они меня так ненавидят?

— Теперь и меня, — вздохнул Андрей. — Я никогда не видел шефа таким. Глаза — как у безумного таракана. “Это ты Шаргунова пригласил? Ты хоть знаешь, кто он такой на самом деле? Прощайся с должностью!” Он даже руки мне не подал. Позвал Коляна, сотрудника нашего, ну он вчера с женой приходил. Говорит: где фотоаппарат? — Дома. — Марш домой. Принеси мне в кабинет, и все фотографии с Шаргуновым стирать будем. При мне. Чтоб я видел. А мне бумагу и ручку протягивает: ставь дату и подпись, бля, и в глаза не смотрит. Да пошел ты, — говорю. Зассал, да? — говорю. Подписал и вышел. Да хер с ней, с этой работой…

Через пару часов Андрей, Эдик-Ленин и я сидели на перевернутой лодке на диком пляже Северодвинска и пили водку. Между нами на перевернутом днище находились и наши сотоварищи — пластиковые стаканчики и разорванная упаковка с нарезкой.

Был час отлива. Вдали темнело море, солнце тускло освещало дюны, сосны и красную звезду чьей-то героической могилы, расположенной прямо на пляже.

— А я бы хотел, чтоб меня похоронили у моря, — сказал я. — В песке. Для трупа — это, наверно, нехорошо, и яма размывается, зато красиво: могила на берегу моря.

— В порядке все будет с гробом, — сказал Эдик. — Как с этой лодкой. Она уже несколько лет здесь. От влаги гниет, конечно. Но и просолилась. Крепнет, однако. Вот такая, блин, диалектика… — Он погладил по корявой древесине.

Лодка мудро улыбалась каждой трещиной и щелью.

— Да хер с ним со всем! — сказал Андрюха. — Наливай!

— Не хочешь Юле позвонить? — спросил я.

— Да хер с ней, с Юлей… А ты?

— У меня же мобильник свистнули. Забыл?

— Надо заблокировать, — сказал Эдик рассудительно.

— Надо, — сказал я.

— Спасибо тебе, Серега! — сказал Андрей. — Я думал, только осенью Катю увижу. А получается — на днях! Уволили, Серега, из-за тебя уволили, не переживай, брат. Зато я свободен теперь! Свободен, понятно вам? Я к дочке теперь в Гатчину поеду! Я ж не дурак: пока работа была, денег подкопил. Приеду, дом сниму, в школу учителем пойду. Глядишь, свою Катю учить буду…

Тем вечером я уезжал.

Закат, похожий на сок брусники, тянулся над болотами. Проводником в вагоне был пьянчуга-старик, который путешествовал с черным отъевшимся котом. На остановках у поезда толпились белые тощие собаки. С платформы я увидел кота, который выглядывал в окно. Собаки глядели снизу вверх и жалко тявкали, словно бы кота прося о помощи.

Кот смотрел на них сквозь стекло, чуть раздуваясь.

Я ехал в Москву и знал: завтра Северодвинск покидает мой друг.

При мне он купил билет до Питера, откуда отправится в Гатчину.

Куда ни посмотришь

Анна Гедымин

КУДА НИ ПОСМОТРИШЬ

Гедымин Анна Юрьевна — поэт, прозаик, детский писатель. Родилась в Москве. Окончила факультет журналистики МГУ им. М. В. Ломоносова. Автор пяти стихотворных сборников, лауреат литературных премий. Живет в Москве.