Сошедший с рельсов - Джеймс Сигел
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я вам перезвоню, – сказал Дэвид.
Я хотел спросить, для чего перезванивать, если все, что я прошу, – это телефон музыкальной студии. И почему он обращается со мной так, будто я умственно ущербный. Хотел напомнить, что в функции продюсера входит любое обеспечение, в том числе таким пустяком, как телефонный номер организации, нужной режиссеру.
Но Дэвид уже дал отбой.
И тогда я услышал в ухе знакомый шепоток: «Ну, так что ты, гм… собираешься делать, Чарлз?» И понял, что в самом деле немного повредился умом, если так медленно шевелю мозгами.
Музыкальная студия «Ти энд ди».
Том и Дэвид.
Музыкальная студия Тома и Дэвида.
Ну конечно! Как я сразу не понял?
* * *Я шел за Уинстоном пять или шесть кварталов при минусовой температуре.
Уинстон курил сигарету. Уинстон пялился на витрину до пресноты джулианизированного[23] магазина видеофильмов, где некогда плакаты с тремя иксами сулили восторг плоти, а теперь плакаты кунг-фу обещали размазать ту же плоть по стенке. Уинстон косился на парочку девочек-подростков в мини-юбках и толстых шерстяных гольфах.
Я не собирался следить за Уинстоном. Я хотел прямо подойти к нему в конце рабочего дня и предложить ударить по пивку. Но не решился.
Одно дело дважды в день позубоскалить с человеком, который приносит корреспонденцию, спросить, кто из бейсболистов-левшей на сегодня лучший, и совсем другое – идти с ним в пивнушку. Я не был уверен, что Уинстон захочет со мной пить.
Впрочем, разве между нами не существовало откровенности? Во всяком случае, с его стороны? Теперь был готов открыться и я. Но именно поэтому у меня не хватило мужества просто так к нему подойти и пригласить на стаканчик пива.
Уинстон дул на руки. Танцевал меж машин на мостовой – едва увернулся от такси, явно рискуя получить увечье. Остановился у продавца соленых крендельков и спросил, сколько стоит.
Я был близок к тому, чтобы его окликнуть. Хотел, чтобы он оглянулся и заметил меня: еще несколько кварталов – и я замерзну до смерти.
Через мостовую располагалась католическая миссия; библейское высказывание на ней я помнил с тех пор, как посещал воскресную школу: «Господи, море так огромно, а моя утлая лодчонка так мала».
«Совершенно справедливо», – подумал я, вернулся взглядом к Уинстону и – не обнаружил его. Я кинулся к торговцу крендельками и спросил, куда девался последний покупатель.
– Э? – не понял тот.
– Высокий парень, которому вы только что продали кренделек.
– Э?
Продавец был, наверное, ливийцем. Или иранцем.
Или иракцем. Какая разница! Он не понимал по-английски.
– Одна доллар, – сказал он.
Я извинился и пошел прочь. Ничего, поговорю с Уинстоном завтра. А может, передумаю и вообще не стану с ним откровенничать.
Кто-то схватил меня за руку. Я было начал говорить, что мне не нужен кренделек.
– Слушай, Чарлз, – перебил меня Уинстон, – какого дьявола ты за мной следишь?
Сошедший с рельсов. 21
В сочельник я напился.
Всему виной фирменный коктейль моей тещи – яйца, взбитые с двумя третями рома. Прикончив полтора стакана, я позвал Анну:
– Иди к папочке.
Но эта идея ей не понравилась.
– Ты, папочка, назюзюкался.
– Опьянел? – удивилась Диана.
– Ни в коем разе, – возразил я.
Миссис Уильямс обладала пианино, которому было не меньше семидесяти лет. Училась Диана на нем играть до десяти лет, потом взбунтовалась и заявила: «Довольно. Больше никаких „Сердец и душ“». Миссис Уильямс ее так до конца и не простила. В наказание она сама барабанила рождественские песни и заставляла нас подпевать – например, «Внимаем пению ангелов». Ни Диана, ни я не считали себя особенно набожными. Но в окопах атеистов не водится, и я исправно подтягивал «Грешники примирятся с Господом…», словно от этого зависела моя жизнь, хотя и слегка фальшивил благодаря ромовой пене.
– Папа, ты пьяный? – кисло спросила Анна. Она любила пение с бабушкой не больше, чем уколы инсулина.
– Не говори так с отцом, – прервалась на полутакте Диана. Моя защитница и покровительница.
– Я не пьяный, слышите вы обе, – отозвался я. – Хотите пройду по прямой?
Этого явно никто не хотел.
– Долго мы еще будем петь? – тоскливо поинтересовалась Анна.
– "…в Вифлееме…" – вытягивал я, сосредоточив внимание на звезде, украшавшей верхушку елки.
Звезда выцвела от старости. Раньше во время наших песнопений я поднимал Анну на руки, чтобы дочь ее хорошенько рассмотрела. Потускневшая звезда; вовсе даже не звезда, а поделка из папье-маше.
– Прекрасно получилось, – заметила миссис Уильямс, когда мы закончили, и, поскольку никто не ответил, спросила: – Согласны?
– Конечно, – ответил я. – Давайте споем еще.
– Ну, надрался, – обронила дочь.
– Что это значит? – нахмурился я.
– Это значит, она отказывается, – объяснила жена.
– Так я и подумал, – буркнул я. – Только решил проверить.
– Вам больше никаких коктейлей, – объявила миссис Уильямс.
– Но я люблю коктейли.
– Слишком любите. Кто поведет машину домой?
– Я, – успокоила мать Диана.
– Мы скоро поедем? – обрадовалась Анна.
После ужина мы открыли подарки, приготовленные для миссис Уильямс. Анна развернет свои завтра утром: два новых диска – «Эминем» и «Банана рипаблик» – и сотовый телефон. В наши дни человек без мобильника, как без рук. И то, поди угадай, кому потребуется звонить – подружке, приятелю или «Скорой помощи».
Миссис Уильямс получила прелестный свитер из «Сакса»[24] и принялась исправно нас благодарить, хотя я, например, ни сном ни духом не знал, что будет извлечено из коробки.
– У меня есть тост, – заявил я.
– Я убрала твой стакан, – возразила Диана.
– Я заметил и поэтому хочу предложить тост.
– Фу, Чарлз, что это в тебя сегодня вселилось?
– Известно что, – хмыкнула миссис Уильямс. – Мой яичный коктейль.
– Чертовски вкусный, – похвалил я тещу.
– Чарлз! – Диана сделала сердитое лицо, а Анна хихикнула.
– Папа сказал «чертовски». Звони скорее в полицию.
– Не надо в полицию, – промычал я. – Это плохая идея.
– Что?
– Шучу.
Миссис Уильямс заварила кофе:
– Кто желает?
– Чарлз, – мгновенно откликнулась Диана.
Я же не хотел никакого кофе. Они явно сговорились меня протрезвить. Анна прошептала на ухо Диане что-то насчет дома. «Я веду себя хорошо», – услышал я. И, опустившись на диван в гостиной, углубился в размышления, сумею ли подняться, когда пробьет урочный час.
– Как ваш нос, Чарлз? – спросила миссис Уильямс.
– Все еще при мне. – Я показал пальцем на лицо. – Видите?
– О, Чарлз…
Теша настроила телевизор на канал с рождественским костром. Я смотрел на пламя и чувствовал, что плыву. Сначала было тепло и приятно, но потом я начал погружаться в опасные воды. И отрадное чувство ушло. Холодный угол улиц.
Чарлз, подогретый праздничным спиртным, закричал на меня, сидящего у него внутри, чтобы я об этом не думал.
Но что я мог поделать?
Я не хотел кренделек.
Я хотел нечто иное.
* * *Слушай, Чарлз, какого дьявола ты за мной следишь?
Уинстон небрежно обнял меня за плечи, но я почувствовал, какая сила таится в его руке. Мало того, мне показалось, что он как раз и хотел показать эту силу.
– Я за тобой не следил, – соврал я. Ведь и правда, я не столько за ним следил, сколько оттягивал свое признание.
– Нет, следил, – возразил Уинстон. – Не забывай, в Синг-Синге у меня прорезались на затылке глаза.
– Я просто собирался пригласить тебя выпить пива. Честное слово.
– Почему? Наконец выяснил, у каких игроков одиннадцать букв в фамилии?
– Нет, продолжаю над этим работать. – Я не очень понимал, как мне следует себя вести.
– Ну, если тебе так не терпелось глотнуть пивка, почему не подошел и не сказал прямо?
– Заметил, что ты шагаешь впереди, и попытался догнать.
– Хорошо, – сказал Уинстон. – Давай выпьем пива.
И улыбнулся.
Мы нырнули в забегаловку, которая называлась «У О'Малли» и выглядела соответствующим образом. У задней стены стол для игры в пул, в углу мишень для метания стрел и телевизор, транслировавший футбольный матч из Австралии. Присутствовали два завсегдатая. Я решил, что они частые гости заведения, поскольку один спал, уронив голову на стойку, и бармен не собирался его будить, а другого знал Уинстон, потому что, проходя, бросил ему: «Привет, приятель» – и легонько хлопнул ладонью по спине.
– С чего начнем? – спросил Уинстон, когда мы расположились за стойкой.
– Выпивка за мой счет, – предупредил я.
– С чего бы? – удивился он. – Помнится, это ты оказал мне услугу.
Я не забыл. И полагал, что имею право на ответную услугу.
– Светлое пиво, – предложил я.
Уинстон заказал на двоих и вернулся ко мне.