Мастер охоты на единорога - Анна Малышева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нам и тут не повезло. Никаких снимков из Пинска нет.
– То есть? Он же снимал?!
– В том-то и дело… Это и подозрительно! Он снимал, и потому девицу уволили, как вы говорите. Стало быть, снимки должны существовать. Но Ольга, вдова, говорит, что их нет. На карте памяти фотоаппарата не сохранилось ни единой фотографии из поездки. Ни одной! А Игорь обычно снимал очень много. Какой-нибудь паршивенький изразец – раз десять, в разных ракурсах. А тут – ничего. Ни Минска. Ни Пинска. Ни наших единорогов.
Глава 6
Александру уложили в дальней комнате, крошечной, почти пустой, где стояла только старая железная кровать с шишечками на спинке да красовались составленные один на другой три древних сундука с треснувшими боками. Сундуки были накрыты сверху желтой кисеей.
– Это все бабкино приданое, – улыбнулась Марьяна, энергично взбивая две огромные подушки. – О, там есть такое старье, хоть в музей… Наташа когда-то смотрела, говорила, что могут и взять, если предложить. Она разбиралась в этом… Если бабку завтра попросим, она и вам все покажет. Ей будет приятно…
– Обязательно попросим, – испытывая некоторую неловкость, Александра остановила старавшуюся хозяйку: – Все очень хорошо, мне достаточно одной подушки… Я отлично высплюсь у вас. Можно только открыть окошко?
Воздух в комнатке был стылый, нежилой. Здесь пахло залежавшимся тряпьем, нафталином и гвоздичным маслом, которым в деревне промазывают изнутри сундуки и кровати – от клопов и моли.
– Вас комары сожрут! – предупредила Марьяна. – В тех комнатах мы на ночь фумигаторы включаем, а тут и розетки ни одной нет, только лампочка.
– Я потерплю!
– Тогда ладно, как хотите…
Подойдя к маленькому окошку, женщина с трудом раскачала в раме набухшую форточку, которая и представляла собой окно. Судя по его высокому, под самым потолком расположению, комната изначально предназначалась под кладовку.
Пожелав гостье спокойной ночи, Марьяна ушла, закрыв за собой дверь. Александра присела на постель, высокую, пышную, застланную пожелтевшим от многочисленных стирок бельем. Прошедший день показался ей бесконечным и принес столько впечатлений, что женщина никак не могла от них отрешиться. Вскоре над ее виском тоскливо зазвенел комар. Она поспешила раздеться и легла, выключив свет.
Темнота была угольно-черной, бездонной, какой она бывает только в деревне. В приоткрытое окошко слышался далекий лай собаки, размеренный, как щелканье маятника. Александра до подбородка укрылась тяжелым ватным одеялом, слегка пахнущим погребом. Уже засыпая, покоряясь убаюкивающему ритму далекого лая, она с недоумением спросила себя, как оказалась здесь, в самом сердце Полесья, о котором позавчера и думать не думала, в самой сердцевине спутанной истории, которая становилась все более зловещей?
«Так это всегда и начинается, – сонно ответила она себе самой. – Будто незаметно засыпаешь, и реальность вдруг отступает, далеко-далеко… А сон становится реальностью!»
Марьяна разбудила ее чуть не на рассвете – едва шел седьмой час. Художница спросонья не сразу поняла, где находится, и ошеломленно обводила взглядом каморку с неровными стенами, замазанными серой побелкой.
– Вставайте же, вы хотели пораньше в Пинск вернуться! Электрички уже идут! А если поторопитесь, вас мой муж отвезет, ему все равно на работу ехать…
– Да-да… – Александра торопливо села, пригладила разлохматившиеся короткие волосы. Злоупотреблять гостеприимством этих людей было неудобно. – Только я доеду и сама, не надо затрудняться.
– Сами? – протянула молодая женщина. – Ну, как хотите. Вообще, он, конечно, в Дятловичи едет, ему круг давать ни к чему.
– В Дятловичи? – повторила Александра. Ей разом вспомнилось все услышанное вчера. Особенно ясно, как наяву, она слышала голос Павла, повторявший под конец их разговора: «Бросьте все и возвращайтесь! Вы ничего там не найдете!»
– В Дятловичи… – Художница встала. Маленькая, она была рослой Марьяне по плечо. – Если это возможно, я бы хотела туда попасть!
– Да что там делать?! – искренне изумилась Марьяна, широко раскрыв черные глаза. Ее смуглое лицо порозовело. – Там же не на что смотреть… Есть, правда, старинный мужской монастырь, но он давным-давно заброшен…
– Взгляну хоть на монастырь! – не сдавалась Александра. – Через минуту я буду одета!
Помедлив, молодая женщина пожала плечами.
– Как хотите, дело ваше… Он выезжает через полчаса.
…Позавтракав в обществе молчаливого, мрачноватого на вид мужчины, почти не обратившего на нее внимания, простившись со старухой и хозяйкой дома, Александра уселась на пассажирское сиденье старой белой «газели», уже стоявшей наготове за воротами. Муж Марьяны был настолько же молчалив, насколько она словоохотлива, и белобрыс настолько, насколько она черна и смугла. У него даже ресницы были белые, как у альбиноса. За все недолгое время пути по проселочным дорогам он едва произнес несколько слов. Александра попросила высадить ее возле станции. Конверт с адресом хранился у нее в кармане сумки, но показывать его мужу Марьяны ей не хотелось. «Ни к чему ей знать, что я собираюсь навестить семью парня, в которого она была влюблена… Пусть думает, что я от нечего делать осматриваю достопримечательности!»
Для подобной скрытности не было особенных причин, но Александра ловила себя на том, что начинает опасаться произнести лишнее слово. Дело казалось ей все более опасным, то же самое чувствовал, вероятно, и Павел, упорно и безуспешно уговаривавший ее все бросить и вернуться.
– Вот вокзал! – отрывисто бросил мужчина, останавливая «газель» на задах длинного одноэтажного дощатого здания, похожего на сарай, выкрашенного светло-синей краской. Александра поблагодарила, муж Марьяны что-то буркнул, застенчиво глядя в сторону тусклыми, бесцветными глазами, и уехал.
Это была настоящая деревня. Лунинец казался по сравнению с Дятловичами крупным культурным центром. Александра, оглядываясь, видела только частные дома, деревянные или кирпичные, редко – в два этажа. По большей части, тут были одноэтажные домики с мезонином.
Мимо шли две пожилые женщины, типичные деревенские жительницы: коренастые, загорелые, с сильными плечами и крепкими ногами, мелькавшими из-под мешковатых юбок. Увидев незнакомку, они дружно, как по команде, повернулись к ней, не прекращая своего разговора. Александра подошла к ним и показала конверт с адресом.
– О, так это вам Клепчу надо… – закивала одна. – Вам которого, старого или молодого?
– Молодой весной на заработки уехал, – добавила ее подруга.
– Мне можно любого… – ответила Александра.
– Ну, так идите вот по этой улице, все прямо, пока не увидите кирпичный дом с красными воротами. Это и будут Клепчи.
– Только их сейчас никого, кроме старухи, нет, – вновь уточнила вторая сельская жительница. – Старый поехал на автобазу, я его видела. А сама – дома, она всегда при скотине.
– А куда ей от нее деться? – резонно заметила первая женщина. – Дети разлетелись по городам, а одной с таким хозяйством не справиться. Хоть разорвись… Бьется, а резать до осени скотину не хотят, денег жалеют.
– Да брось ты, что чужие деньги считать! – остановила ее подруга.
Александра с удовольствием выслушала бы и другие подробности из жизни Клепчей, но подруги, видимо, спохватились, что откровенничают перед чужаком. Разом умолкнув, они степенно пошли прочь.
Последовав их совету, художница быстро нашла нужный дом. За красными железными воротами слышался злой лай собаки, гремела цепь. Со двора крепко, удушливо пахло навозом. На воротах был привинчен электрический звонок. Надавив его, Александра принялась ждать.
Ожидание было недолгим. Спустя минуту собачий лай внезапно смолк, хотя цепь бряцала, не переставая. Раздался просительный тихий скулеж – невидимый пес к кому-то ласкался. А затем, под самыми воротами, послышался женский настороженный голос, спрашивавший, кто пришел.
– Простите, что беспокою… – Александра, всю дорогу придумывавшая повод, чтобы начать общение, так и не выработала тактики и решила действовать спонтанно, по наитию. – Я знакомая Наташи Зворунской. Ищу ее… Если можно, я хотела бы поговорить с вами минутку…
– Наташи?
Калитка, прорезанная в створке ворот, щелкнула и приоткрылась. На Александру смотрело полное, загорелое, непроницаемое лицо немолодой женщины. Голова была повязана белым платком. Руки женщина медленно вытирала длинным, висевшим до земли, испачканным передником. Она явно что-то обдумывала, меряя непрошеную гостью пытливым взглядом выцветших маленьких глаз.
– А почему вы сюда пришли? – спросила она, убедившись, вероятно, в том, что никогда Александру не встречала. – Она нам не родня.
– Да, я знаю… – Под этим пронизывающим взглядом художнице сделалось неуютно, но она продолжала приветливо улыбаться. – Я в курсе. Но дело в том, что я сейчас ищу возможности с ней увидеться и нигде не могу найти даже ее следов. Она мне срочно нужна, у меня для нее есть хорошая работа, по специальности.
