Мастер охоты на единорога - Анна Малышева

Анна Малышева

Мастер охоты на единорога

Все события этого романа вымышлены, все совпадения имен и лиц – случайны.

Глава 1

– То, что вы мне рассказали, очень странно…

Осторожно произнеся эти слова, Александра сделала паузу и взглянула на стоявшего спиной к окну человека, ожидая ответа. Но мужчина не шевельнулся. Он был неподвижен, как манекен, а тусклый свет, падавший в комнату из двора-колодца, не позволял как следует рассмотреть его лица.

– Слишком странно, – не дождавшись его реакции, повторила художница. – И наверное, мне следует отказаться от вашего предложения. Мне кажется, вы требуете от меня невозможного, и я не уверена, что смогу вам помочь.

– А я вот убежден, что только вам это по силам! Мне много о вас рассказывали!

Произнеся эту лестную фразу, ее собеседник сделал несколько шагов и оказался рядом с Александрой, которая невольно встала со стула ему навстречу. Теперь они стояли лицом к лицу, и художница подумала, что никогда еще не видела такой необычной внешности.

«Такой внешности у своего современника!» – уточнила она, стараясь не слишком явно рассматривать хозяина дома, который внезапно задумался, словно забыл о ее присутствии. «Но в «Великолепном часослове герцога Беррийского» оно было бы на своем месте! Совершенно средневековый типаж!»

Человеку, на встречу с которым она специально приехала в Петербург из Москвы, было на вид около пятидесяти лет. При первом же взгляде на него поражала странная бледность лица. В ней не было ничего болезненного, скорее, это была блеклость кожи, почти не бывающей на солнце. Высокий лоб, вдавленные височные кости, крупный хрящеватый нос, слегка одутловатые щеки – все это словно сошло со средневековой миниатюры. Глаза, большие, бледно-голубые, выпуклые, влажно блестевшие, казалось, созерцали нечто, недоступное зрению Александры. Она только успела подумать, что хозяин полностью ушел в свой внутренний мир, как тот вновь заговорил:

– Вы можете, конечно, отказаться от моего предложения. Вы осторожны, и это прекрасно! – Тут он одарил художницу улыбкой, в которой было очень мало веселья и много холода. – Я понимаю, у вас возникли подозрения, законно ли то, что я вам предлагаю. Ведь так?

– Увы… – Александра кивнула, не сводя взгляда с его лица. Оно притягивало ее, мысленно она уже набрасывала портрет этого человека. Давно ничья внешность не будила у нее такого творческого энтузиазма.

– Хорошо… – Мужчина перестал улыбаться разом, будто выключил улыбку. Его глаза не изменили своего отсутствующего выражения. – Я сам виноват, что вы насторожились. Надо было больше довериться вам и рассказать все. Вы ведь почувствовали, что я о чем-то умалчиваю?

…Она и в самом деле сразу поняла, что Павел (он представился ей так по телефону, и сейчас она знала о нем не больше) говорит ей лишь очень малую часть правды. Их общение началось два дня назад. Ей на мобильный позвонили с незнакомого питерского номера. Мужской голос, который она услышала, ей сразу понравился, и она даже толком не поняла, почему. Он был спокойный, в нем звучала холодноватая любезность, а это было ей в тот момент очень кстати: Александра целую неделю сражалась с истеричной заказчицей, переходившей на визг по ничтожному поводу. Общение с Павлом показалось ей по контрасту очень приятным.

Тем более ее заинтриговало приглашение приехать в Питер для переговоров насчет некоего художественного произведения. Павел попросил номер счета, чтобы перевести деньги на дорогу, и никаких деталей не сообщил. Лаконизм был предельный, это указывало на серьезность предстоящего разговора. Клиент явно, как огня, опасался утечки информации и несколько раз повторил, что наслышан от человека, имевшего дело с Александрой, об ее умении хранить тайну. Имени этого человека он не назвал, а сама она не спрашивала, почувствовав, что отвечать на вопросы клиент не склонен.

Разумеется, Александра поехала. Она была рада хоть ненадолго вырваться из мастерской, которая по случаю летней жары превратилась в душегубку. Близкая крыша над мансардой дышала жаром днем и ночью. Открытые окна не спасали. Сквозняки, гуляющие по старому, вымершему особняку, чьи последние месяцы перед реконструкцией были уже сочтены, не освежали. Александре казалось, что она вдыхает и выдыхает огонь. Несколько пейзажей, взятых на реставрацию, хотя и обещали неплохой заработок, но навевали на нее скуку. К тому же заказчица, сдавшая их в работу, отчего-то сразу прониклась недоверием к Александре. Возможно, ей мерещилось, что художница, проживающая в заброшенном доме, может бесследно скрыться с картинами. Александре уже не раз приходилось сталкиваться с тем, что клиентов шокировало ее место обитания. Их можно было понять: они вынуждены были оставлять довольно ценные подчас произведения искусства в мансарде, отгороженной от мира лишь самой простой дверью, пусть и обитой ржавыми железными листами и запиравшейся на примитивные замки. Многих это пугало.

Александре, занимавшейся реставрацией картин и перепродажей антиквариата, становилось все труднее соперничать с конкурентами, принимавшими клиентов в современных мастерских, оборудованных сейфами и сигнализацией, разъезжающими на хороших машинах, подчас с охранником. У этой мастерской было единственное выигрышное преимущество – она располагалась в самом центре Москвы, на Китай-городе. Сама художница пользовалась безупречной репутацией и как реставратор, и как посредник в сделках между коллекционерами. Но ей не раз приходило в голову, что вскоре придется в корне пересмотреть свой образ жизни, чтобы продолжать работать.

«Конечно, такой огромной мастерской мне ни за что не снять, разве что за городом… – рассуждала она. – А если снимать помещение поменьше, мне негде будет повернуться со всем моим хламом… И потом, здесь я ничего почти не плачу за аренду, те гроши, которые с меня берет Союз художников, нельзя принимать всерьез. А вот на новом месте придется раскошелиться…»

Перспектива обновления очень пугала женщину. Она жила в этой мансарде пятнадцать лет, помещение досталось ей как бы по наследству после умершего мужа, которому оно и было первоначально выделено Союзом. Александра редко вспоминала свой брак добрым словом – недолгий союз с некогда талантливым, но совершенно погибшим, спившимся человеком, которым она увлеклась, будто в силу гипноза, был сущим мучением. Но сейчас она понимала, что ее независимое существование также было унаследовано от этого несчастливого брака. «Не выйди я тогда замуж – не было бы у меня этой мастерской. Не будь мастерской, за которую мне не приходилось платить, – не могла бы я быть такой разборчивой, беря заказы и совершая сделки. Из-за чего многие мои знакомые, люди образованные, талантливые, порядочные, от которых и ждать было невозможно, что они пойдут на сделку с совестью, все-таки участвовали в сомнительных махинациях с антиквариатом? Им нужно было платить аренду – вот жестокая, простая правда. А я, значит, которая внутренне их осуждала, не платила, и потому могла сторониться от грязи!»

Призрак грядущего переселения все больше обрастал плотью. Месяц назад в особняк явилась большая комиссия. Что они обследовали, что рассчитывали нового обнаружить в доме, где в большинстве квартир давно провалились полы, лопнули трубы, а в подвале стояла вода – было неясно. Александра была в мастерской и открыла дверь, когда к ней постучали. Комиссия не задавала вопросов, не осматривала помещения, спросили только имя художницы и что-то отметили в своих бумагах. После Александра спустилась к своему единственному соседу, скульптору Стасу. Тот все еще обитал на третьем этаже.

– Видала? – приветствовал ее скульптор, растирая покрасневший шрам на лбу. Когда он волновался или выпивал больше обычного, шрам краснел. – Это перед самым концом. Пропали мы с тобой, ангел мой Саша!

– Думаешь, выселят? – уныло спросила она.

– Выселят, реконструируют… И вот увидишь, хоть дом и останется на балансе Союза художников, такое отребье, как мы с тобой, тут жить уже не будет! Его сдадут или распродадут по частям, как торт! Я удивляюсь уже тому, что мы так долго продержались, в самом центре…

Впрочем, скульптор сильно не унывал. Его служанка, по совместительству модель и муза, суровая старуха, ненавидевшая весь белый свет и всех живых существ, за исключением своего подопечного, уже подыскивала ему мастерскую в ближнем Подмосковье.

– Ищи и ты что-нибудь, Саша! – посоветовал на прощанье Стас. – Не дожидайся, пока тебя выкинут с узлами на улицу… Чует мое сердце, от дома останется одна скорлупка… всю внутренность вычистят, и нас с тобой тоже… Как червей из гнилого яблока!

И скульптор захохотал, запрокинув кудлатую голову. Александра ушла от него, расстроенная. О ее будущем некому было похлопотать, и она была далеко не так беспечна. Художница решила браться за любые заказы и расходовать гонорары как можно экономней, чтобы не оказаться на улице в один прекрасный день. Обычно ей ничего не стоило растратить внушительную сумму за пару дней, купив необходимые книги, материалы для работы, и при этом она продолжала ходить в старой куртке с чужого плеча, питаться всухомятку и ездить на метро, потому что такси бывало ей не по карману. Копить деньги она не умела никогда, а сумма, необходимая для переезда в новую мастерскую, была чем-то настолько мифическим, что Александра боялась об этом думать.